Исполняющий обязанности - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 19

Кучкин сделал таинственное лицо и шепотом напомнил Турецкому:

– У вас проскочил без ответа один вопрос к нему, Александр Борисович. Я заметил. Про его недоброжелателей. А он промолчал.

Турецкий едва заметно кивнул Кучкину и продолжил:

– А вот вас, Вячеслав Сергеевич, я попросил бы немного задержаться, поскольку у меня к вам есть еще несколько мелких, уточняющих, я бы сказал, вопросов...

– Прошу в дом, – радушно предложил Баранов, полагая, что буря промчалась мимо.

Но буря и не намечалась. Зато стоял, выражаясь морским языком, такой мертвый штиль, от которого совершенно воротило душу.

Дотошный Турецкий совершенно измотал Баранова своими бесконечными повторяющимися вопросами о том, кого из своих недоброжелателей тот мог бы подозревать в попытке покушения на себя. Уже давно приучившийся также быть предельно вежливым с пациентами – если они того, естественно, заслуживали, – Вячеслав Сергеевич с трудом переносил столь изощренную пытку. Ему ведь пришлось вспомнить буквально всех своих знакомых и каждому дать соответствующую характеристику. И в результате – это уже как бы помимо воли доктора Баранова – получалось так, будто все до единого известные ему врачи-наркологи, включая и помянутую недавно добрым словом Татьяну Васильевну, оказались злобными завистниками и весьма слабыми специалистами, которым нельзя доверять здоровье людей. Зато сам Вячеслав Сергеевич, со всеми своими уникальными методиками, как никто другой подходил на роль спасителя ну если не всего человечества, то хотя бы московской ее части.

Вот здесь-то, как выяснилось, и гнездилась та причина, по которой и могли организовать на него покушение – со смертельным, естественно, исходом. Ну как с его предшественницей – Татьяной Васильевной Артемовой, которую он все-таки, исправившись, назвал классным специалистом.

Таким образом, версию о том, что первое покушение было устроено не на супругу все-таки, а на ее мужа, на заместителя мэра, этот потерпевший отметал полностью. Ибо и сам оказался в таком же положении. В каком? Так ведь злобная же месть недоброжелателей-коллег! Неужели это еще неясно?

Ясно-то было как раз очень даже хорошо. Баранов как минимум предлагал следствию «перелопатить» всю наркологию Москвы, в поисках заказчика преступления. Хороший план. И отличная возможность полностью отвести от себя всякое подозрение в причастности к преступлению.

Зная, насколько неповоротлива в этом смысле юриспруденция, Вячеслав Сергеевич мог рассчитывать, что следствие будет длиться бесконечно и где-нибудь обязательно найдутся подозрительные следы, ибо сама наркология далеко не безгрешна, и к ней при желании нетрудно предъявить немало серьезных претензий.

– Тут же может быть все что угодно, – с жаром убеждал Турецкого Баранов, изображая ярого поборника справедливости, – от распространения тех же наркотиков до прямых преступлений, продиктованных контактами с мафиозными структурами. Вы только представьте себе!..

Турецкий представлял, конечно...

Но сам Вячеслав Сергеевич ко всем своим же обвинениям, естественно, не имел ни малейшего отношения, его деятельность на посту главного врача наркологического диспансера была всегда чиста и прозрачна. Любой в этом сомневающийся может проверить, он даже сам готов оказать посильную помощь в этом вопросе.

И Турецкий принял предложение как должное. Заметив при этом, что Баранов словно поежился. Ну да, наверняка сообразил наконец, что сам же и напросился, и если прокуратура действительно начнет проверку, то, не исключено, что именно с него, с его наркологического диспансера.

«А ты не лезь в пекло поперек батьки», – вспомнил Александр Борисович любимую присказку друга Вячеслава Ивановича, которую тот унаследовал от своей начальницы Шурочки Романовой. Родной тетки, между прочим, Галки Романовой, которая теперь работала у Славки...

– Ну что ж, вы, помню, сокрушались, что я оторвал вас от неотложных дел? Так я готов отчасти искупить свою вину перед вами, доктор. Здесь у вас мы в общих чертах закончили – пока! – и я предлагаю проехать к вам на работу. Надо же подтвердить ваше алиби! А кроме того, я хочу, чтобы вы более конкретно прояснили лично для меня вопрос о том, как могут врачи-наркологи нарушать данную ими при вступлении в медицинский, так сказать, цех клятву Гиппократа. Надеюсь, вы не станете возражать? – Александр Борисович посмотрел на Баранова таким чистым и невинным взглядом, что тот просто и не смог бы возразить, отделавшись снова своими какими-нибудь очередными проблемами.

И они отправились, причем Турецкий сел в «семерку» к Баранову, а Кучкин со всеми материалами отправился на служебной «Волге» Александра Борисовича, которая должна была доставить следователя к нему на службу, в межрайонную прокуратуру, а затем вернуться за Турецким. Александр Борисович хотел поговорить с доктором с глазу на глаз, постаравшись вызвать его, во что он и сам не особенно верил, на откровенность, а кроме того, оглядеться у него в диспансере и посмотреть, какую еще пользу можно будет извлечь из этого посещения.

Доктор изображал за рулем исключительное внимание к дороге, и Турецкий не отвлекал его разговорами. Наконец они приехали.

В довольно обширной приемной сидели несколько посетителей, но, видимо, не к главному врачу, а к старшей медсестре – на процедуры. Здесь же, в приемной, Александр Борисович просто не мог не заметить несколько простоватую, с неброской, но крепенькой, спортивной фигуркой девушку-секретаршу, приподнявшуюся при их появлении за столом и обратившую на себя его внимание откровенно порочным выражением глаз.

Неторопливо и важно проходя мимо нее вслед за чрезвычайно озабоченным доктором в его кабинет, Турецкий вежливо поздоровался с ней, а потом лукаво и многозначительно подмигнул – втайне, естественно, от Баранова.

Другая определенно отреагировала бы на этот нарочито нахальный выпад оскорбленной миной либо хотя бы чуточку покраснела, а эта, даже не повернув головы, лишь плавным движением выпуклых глаз проводила его от двери до двери и в завершение кончиком языка сладострастно облизнула ярко накрашенные губы. Никакого более выразительного ответа этому необычному посетителю она и придумать не могла бы. И Турецкий сразу сообразил, что шла у них речь именно об этой Варьке, секретарше, с которой всю ту ночь до утра, перед неудавшимся покушением, неустанно «работал» доктор.

И еще он вспомнил из собственных студенческих времен, что для таких вот девиц, особенно студенток начальных курсов медицинских вузов, запретных тем вообще тогда не существовало. Как наверняка и сейчас. Если времена меняются, и главным образом в худшую сторону, то что рассуждать о людях?.. Все-то те девицы знали и все умели, ничего и никого не стесняясь и откровенно бравируя своими знаниями, почерпнутыми не столько в аудиториях, сколько на институтских лестницах и в курилках. Похоже, и эта Варька из таких же. Но если она не первый день работает в этом диспансере у Баранова, то наверняка является носительницей не одного десятка секретов наркологической деятельности своего шефа, и этот факт надо будет обязательно иметь в виду. Хотя сама, вероятно, в темных делишках Баранова не участвует – слишком молода. Ну разве что – по мелочам, а за это ее никто судить пока не собирается. Опять же, чтобы выискивать хитроумные подходы к этой девице, а затем выуживать ее тайные знания, тоже никаких сложностей определенно не предвидится – судя по ее мимике. Просто Александр Борисович подумал, что лично для него такого рода «победа» ровным счетом ничего не принесет, а вот кого-нибудь из молодых, к примеру того же Володьку Поремского, который пока в этом деле нигде не засветился, натравить можно. И в минуту приятного откровения с ним эта Варька – три против одного! – продаст своего шефа с потрохами. А уж ее-то потом всегда можно будет аккуратно вывести из-под следствия, так что и риск для нее невелик. Надо будет это обстоятельство иметь в виду на будущее...

И это было, пожалуй, единственной действительно серьезной находкой за все время посещения Турецким наркологического диспансера. Прежде всего потому, что никаких секретов доктор Баранов, естественно, не выдал, а мелкие нарушения его профессиональной деятельности Александра Борисовича решительно не интересовали. Зато Вячеслав Сергеевич старательно пробовал живописать, как некоторые его коллеги, имена которых он, исключительно из сугубо этических соображений, назвать не может, ибо пока все это только слухи, а возможно, и грязные сплетни, на которые честный врач полагаться не должен, а твердыми фактами он не располагает, – так вот, как они иной раз не столько лечили, сколько, наоборот, сажали своих пациентов на иглу. И рассказал об этом довольно подробно, будто сам сотни раз уже это делал.