Семейное дело - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 50

Глава 22 Нинель Петровна считает деньги

Самым любимым временем суток у Нинель Петровны прежде всегда числилось утро. Не самое раннее, а часов девять-десять, когда дети уже накормлены и отправлены в школу (в университет, в детский сад), а Колю еще не посетило вдохновение. Он не любил работать с самого утра, давал себе время на раскачку до полудня, даже если агентство поджимало с заказами. Только утром они с Колей имели возможность побыть вдвоем… Теперь, когда погиб Николай, в утренние часы, с половины девятого до двенадцати, Нинель Петровна оказалась предоставлена сама себе. Поначалу это были для нее часы неутешных рыданий и бесполезных вопросов, наподобие «Почему это случилось именно с Колей, когда столько негодяев живут и радуются?» или «Что было бы, если бы я не отпустила его на ту встречу?». Теперь же, когда разум вырвался из заколдованного круга этих вопросов, на которые не бывает ответа, и устремился в практические области, утро для Нинель Петровны означало размышления на одну лишь тему: «Как жить дальше?» И не в каком-то философско-психологическом смысле, а в самом прямом. Финансовом…

Посудите сами: добытчиком в семье из шестерых человек был один лишь отец. Близнецы, хоть и перешли в последний год на полное самообеспечение, родителям не давали ни копейки, и у Нинель Петровны возникали крупные сомнения относительно их готовности обеспечивать в дальнейшем мать и брата с сестрой. Родион и Таня в ближайшие десять лет зарабатывать не смогут; наоборот, это их нужно кормить, одевать, обучать… Конечно, Николай (спасибо его предусмотрительности, которую клеветники напрасно считали скупостью!) оставил семье немало, а кое-какие деньги за последний заказ, подсказала Лариса, Неля должна еще стребовать с дизайнерского агентства. Однако сколь бы ни было велико наследство, но деньги, если их не зарабатывать, а только тратить, рано или поздно кончаются. Причем у денег есть удивительное свойство: они кончаются в самый неподходящий момент.

Жить на проценты, по мнению Нинель Петровны с ее еще позднесоветскими представлениями, было все равно что жить в кредит: обе перспективы вселяли в нее иррациональный ужас. Согласно ее внутреннему убеждению, в семье должен работать хотя бы один человек. Прежде это был Николай; после его смерти Нинель Петровне не остается ничего другого, как взвалить эту ношу на свои плечи.

«Что же тут особенного? — подбодрила она себя. — Работала же я сразу после первого декретного отпуска. Тогда и Коля, и Ростик с Кирюшей кормились на мои деньги, и ничего, как-то выкручивались…»

Воспоминание о том времени не прибавило Нинель Петровне оптимизма. Работала она тогда в районном отделении Сбербанка, по окончании краткосрочных курсов. Рабочий день тянулся нескончаемо долго, как очередь, которая возле ее окошечка никогда не иссякала. За стеклянной перегородкой, с табличкой на груди, куда было вписано ее имя, Нинель Петровна чувствовала себя точно тигр в клетке. Вставать надо было рано, плюс к этому — бабский коллектив — тот самый тип коллектива, который она всегда ненавидела, утверждая, что мужики без баб дичают, а бабы без мужиков глупеют… Нинель Петровна вообразила себя снова за стеклянной перегородкой с прорезанным окошечком и поразилась собственной чужеродности на этом месте, не предназначенном для нее. Неужели стоило прожить все эти долгие счастливые годы, чтобы снова плюхнуться в прежнее болото?

«Успокойся, — сказала себе Нинель Петровна, — в прежнее — не получится. Никто тебя в Сбербанк не возьмет. В наши дни служащим требуются новые навыки, владение новыми компьютерными программами… А если бы и взяли, зарплаты там маленькие. Не к такому уровню жизни привыкла наша семья…»

Что же еще ей остается? Нинель Петровне столько раз доводилось произносить «Мы с мужем — художники», что она почти уверовала в правоту этой громкой фразы. Но себе она могла признаться с полной откровенностью, что весь ее художнический опыт ограничился экспериментами молодости, и даже если у нее и проявлялись какие-то способности к изобразительному искусству, она давно схоронила их под спудом семейной жизни. Ей было достаточно того, что художник — Коля, что художниками, возможно, со временем станут Кирилл и Ростислав. Она никогда не стремилась конкурировать с мужем, а поэтому, нахватавшись принятых в его среде терминов и словечек, никогда не проявляла желания чему-либо по-настоящему научиться от него. Как будто пребывала в уверенности, что он — вечен. Или, по крайней мере, что он все время будет рядом с ней, что вдвоем они вырастят детей и сойдут рука об руку в могилу в глубокой старости…

«Дура! Какая дура! Ведь были и у тебя способности, тот же Ролка Белоусов признавал. Скромные, но были. Если бы ты была понастойчивее, Коля помог бы тебе стать дизайнером — а куда бы он делся? Дизайнерское дело — золотое дно…»

Нинель Петровна подумала о том, что дизайнерских задатков у нее немало. Хотя бы в области дизайна одежды. По крайней мере, свою чересчур крупную фигуру она драпирует так, что выглядит привлекательнее этих молоденьких куколок Барби. Не посоветоваться ли с Ларисой — вдруг она подыщет ей работу в этой области? Нет, вряд ли. Ишь какая хитренькая, скажут: хочет одним махом добиться всего! В любой профессиональной области на достижение мастерства уходят годы и годы. А она свои годы упустила.

«Почему же упустила? — возразил внутренний голос. — Ты была женой и матерью: таково было твое желание и твое профессиональное устремление. Единственное. В нем ты достигла вершин — как-никак в успехе Николая есть и твоя немалая заслуга. У вас получились хорошие дети. Конечно, благодаря генам, но еще и тому, что ты, мать, постоянно рядом, поддерживаешь, направляешь, развиваешь, проверяешь учебные достижения».

Нинель Петровна досадливо поморщилась — в эту схему достижений не вписывалась Таня, которая никак не могла являться предметом материнской гордости. Но в целом вдове стало легче. Дойдя до предела безнадежности, маятник ее настроения откачнулся в противоположную сторону, и Нинель Петровна вдруг начала думать, что все не так мрачно, как она себе выдумала, что Лариса непременно подыщет для нее подходящее и высокооплачиваемое занятие, а до тех пор они сумеют как-нибудь продержаться. Строй мыслей изменился, хотя основания для них остались те же.