Черные волки, или Важняк под прицелом - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 26

– Кто «он»? Имя, фамилия? Быстро, если не хочешь за все ответить один!

– Качеев... Дмитрий... Мой напарник... Это он придумал... он придумал, как ограбить инкассаторов.

– Когда? Где? Быстро!

– В четверг... Через два дня... – дрожа всем телом, почти навзрыд ответил Медведев. Его пальцы судорожно сжимались в кулаки и снова разжимались. Лицо было мертвенно-бледным, но на щеках выступили алые пятна.

– Кто еще? Кто третий? – резко спросил Турецкий.

– Никто.

– Не врать!

– Да никто же, ну!.. Вдвоем... Мы все задумали вдвоем...

– Оружие?

– Два «Макарова»... У меня дома... Мы не собирались их применять! – воскликнул вдруг Медведев, вскинув взгляд на Турецкого. – Честное слово!

– «Не собирались», – мрачно передразнил его Турецкий. – Никто не собирается. Пока курок не спустит.

– Да нет же... Честное слово, мы собирались по-тихому...

Турецкий почувствовал, как в висках у него запульсировала головная боль. Глаза стало застилать желтым туманом – предвестником обморока.

Александр Борисович сжал зубы и попытался взять себя в руки.

– Честное слово... – продолжал причитать Медведев. – Я даже брать с собой его не собирался... Это Качеев...

Голос парня звучал словно сквозь ватную занавесь – тихо и глухо, постепенно уплывая все дальше и дальше.

«Нет, – приказал себе Турецкий. – Только не сейчас. Нет. Ты выдержишь. Ты сможешь. Соберись».

Александр Борисович крепко сжал кулаки и прикусил нижнюю губу.

– ...и он сказал, что это будет легко... я пробовал его отговорить, но он...

Голос Медведева возвращался. Он звучал все громче и громче.

«Получилось», – выдохнул Турецкий и почувствовал, как по подбородку скатилось что-то теплое.

– Что это? – изумленно спросил парень, таращась на испачканный кровью подбородок Турецкого.

– Ничего, – сухо ответил Александр Борисович, достал из кармана платок, стер с подбородка кровь и прижал платок к кровоточащей губе. – В общем, так. Сейчас ты поедешь со мной на Петровку. Там еще раз все расскажешь, но уже с подробностями. Я сделаю все, чтобы ты получил условный срок. Слава богу, вы с Качеевым ничего еще не успели натворить. Ведь ничего? – жестко и холодно спросил он у Медведева.

Тот мотнул головой и с готовностью ответил:

– Ничего.

– Вот и хорошо. А теперь расскажи мне про генерала Свентицкого. Только правду. Ты в него стрелял?

– В кого?.. – Медведев выкатил на Турецкого изумленные глаза. – В какого генерала?.. Что-то я не...

– Генерал Свентицкий. Первый раз ты стрелял в него на улице. Второй раз попытался пробраться в госпиталь.

– Какой генерал? Какой госпиталь? Я ничего про это не знаю. Зачем вы мне это шьете? У вас всегда так, да? Мне говорили... Мне рассказывали... Стоит признаться в одном, как вы тут же вешаете еще десять...

– Кончай темнить, парень. Ты, кажется, уже убедился, что я все про тебя знаю. Ты решил отомстить за брата. Готовился долго. Много переживал. Суд учтет твое состояние, можешь быть уверен. Тем более что генерал жив. Это не убийство, это всего-навсего покушение. К тому же...

– Да что вы такое говорите? Какое покушение? – Медведев чуть не плакал. – Не знаю я никакого генерала.

– А про брата своего тоже ничего не знаешь?

– Мой брат застрелился. В Косово. Он был хорошим человеком и не хотел убивать. Его заставили. Он не выдержал.

Александр Борисович внимательно посмотрел на Медведева.

– Вот оно что, – тихо сказал он. – Значит, генерал – не твоих рук дело?

– Да не знаю я ни про какого генерала! Зачем вы меня мучаете? Зачем?

Медведев прижал ладони к лицу и разрыдался. Совсем как маленький мальчик.

Александр Борисович окончательно пришел в себя. Обморока удалось избежать, пульсирующая боль в висках утихла, желтая пелена перед глазами рассеялась. Головокружения тоже больше не было.

Теперь Турецкий смотрел на Медведева с удивлением. Было странно видеть, как этот здоровый детина с бычьей шеей и крепкими, как у коня, мускулами рыдает, как перепуганный ребенок.

«Час от часу не легче, – подумал Александр Борисович. – Однако как все повернулось. Метил в лоб, а попал по лбу. Кто бы мог подумать?»

– Я... правда... ни про какого... генерала... – хрипло, навзрыд, бормотал Медведев сквозь прижатые к лицу пальцы.

«А ведь и впрямь не знает», – подумал вдруг Турецкий. Чутье подсказывало ему, что парень не врет.

– Ну хватит, – мягко сказал Александр Борисович. – Порыдал и будет. Нам надо ехать. Вытри слезы и поднимайся. Платок есть?

Парень, не отнимая ладоней от лица, мотнул головой.

– На, возьми мой. Да бери, он чистый.

«Эх, не было печали, да черти накачали», – в сердцах думал Александр Борисович, ведя парня к машине.

6

Удар пришелся Штырю в челюсть. Штырь отлетел к стене, задев по пути журнальный столик, споткнулся о табурет и повалился на пол, сопровождаемый звоном разбиваемой посуды.

Любого другого такой мощный удар вывел бы из строя, но только не Штыря. Тот в секунду вскочил на ноги, прижался спиной к стене и, сжав кулаки, угрюмо проговорил:

– Зря ты так, Боров.

– Другого языка ты не понимаешь, – спокойно ответил ему Антон Боровой, потирая ушибленный кулак.

– Зря ты так, – повторил Штырь. – Не по-товарищески.

– Ну ладно, хватит блажить. – Боровой нагнулся, поднял с пола бутылку водки, отвинтил крышку и глотнул прямо из горла. Вытер губы и протянул бутылку Штырю. – На, хлебни.

– Не хочу!

– Хозяин – барин, – сказал Боровой, закрыл бутылку и, поискав глазами, куда бы ее поставить, поставил на подоконник. Повернулся к Штырю.

– Может, хочешь мне вмазать? – спросил он спокойно. – Ну, давай.

– Ты вождь, – сказал Штырь, трогая пальцами ушибленную скулу и хмуро глядя на Борового. – Я клялся беспрекословно тебе подчиняться.

– Тогда какого хрена ты снова начинаешь? Водки насосался?

– Вождь тоже может ошибаться, – угрюмо проговорил Штырь. – А брататься с черномазыми мы не должны. Черномазые – наши враги!

– Слушай, Штырь, что ж ты за идиот такой, а? – с усталостью и досадой сказал Боровой. – Еще раз тебе повторяю: это тактический ход. Мы просто используем их. Когда это дойдет до твоей тупой башки?

– Все равно, – с прежним упрямством произнес Штырь. – Ты сам мне рассказывал про тот эксперимент.

– Про какой еще эксперимент?

– Когда белые люди начинали читать китайские книги, одеваться, как китайцы, жрать китайскую хрень, – и как потом у них глаза стали косыми.

– А, ты про это, – усмехнулся Боровой, припомнив, что где-то с полгода назад имел неосторожность пересказать Штырю то, что услышал на лекции по философии. – Мы с тобой не собираемся жрать их еду, ходить в мечеть и бегать по городу с Кораном под мышкой. С нами ничего не случится.

– Откуда ты знаешь?

Боровой понял, что беседовать со Штырем бесполезно, и вздохнул:

– Ладно. Хрен с тобой. Ты в этом деле не участвуешь. Я дам тебе другое задание.

– Какое? – насторожился Штырь.

– Отлепись от стены и сядь. Штырь послушно прошел к дивану.

– Садись! Штырь сел.

– Ну вот. Так-то лучше, – кивнул Боровой. – Помнишь фраера, который видел нас, когда мы завалили ту девчонку?

– Из детективного агентства?

– Угу.

– Пора его использовать, – сказал Боровой и, прищурив глубоко посаженные глаза, задумчиво потер пальцами подбородок. – Мы дадим ему задание. А если он попробует отказаться – пустим его женушку-сучку по кругу.

– Мне это не нравится, – сказал Штырь. – Ты говорил, что мы не воюем с белыми женщинами.

– Он мент. А она – жена мента. Ты помнишь, что менты – такие же наши враги, как черномазые?

– Помню, – глухо отозвался Штырь.

– Вот и не выеживайся. После работы она заходит в магазин, рядом с домом. Подойдешь к ней и передашь записку.

– Какую записку?

– Которую я напишу, кретин. Отдашь ей записку и попросишь передать Турецкому. А на словах передашь привет от старого знакомого.