Свадебный рэп - Смоктий Виктор - Страница 30

Марина упала лицом на руки и забилась в рыданиях. Саша сидел, оглушенный только что свершившейся на его глазах трагедией. Плача, Марина стала собирать со стола посуду. Внезапно Саша услышал звук подъехавшего к дому автомобиля, и уже через несколько секунд в дверь забарабанили крепкие кулаки.

– Откройте, полиция! – Это Саша понял и без перевода.

Дальнейшее было как дурной сон: в комнату, вслед за Александрой, вошли трое полицейских. Двое быстро обыскали Сашу и торжествующе выложили на стол золотую кредитную карточку фонда Гугенройтера, а третий полицейский добавил к ней полиэтиленовый пакетик с мобильником, на котором были видны следы запекшейся крови и тот же логотип фонда.

«Господи, ну почему мне не везет с таким постоянством? – с тоской подумал Саша. – Это, наверное, уже самое последнее приключение. Дальше замок Иф и парусиновый мешок».

Александра, не глядя на Сашу, угостила полицейских вином, они некоторое время посидели, оживленно обсуждая свою удачу (еще бы, арестовать такого крутого русского террориста!), выкурилипо сигарете и собрались было уводить закованного в наручники Сашу, как вдруг его мобильник ожил.

Саша его отключил, когда бежал с острова, но полицейский, выкладывавший мобильник на стол, снова включил трубку, и кто-то тут же дозвонился. Полицейский автоматически нажал на кнопку «разговор», и Саша услышал встревоженный голос мамы:

– Саша, где ты, что с тобой?

Он хотел что-то сказать, ответить, но проворный полицейский уже нажал кнопку отбоя, чтобы преступники не смогли сговориться о чем-нибудь на своем гангстерском варварском языке.

Но дело было сделано. Нажатием кнопки полицейский послал сигнал на спутник, который с точностью до десяти метров определил местоположение телефона. Теперь от Саши не зависело уже почти ничего: в дело должен был вступить Леня, а что из этого получится, Саша старался не загадывать. Он не чувствовал вины за то, что покинул Кремль-2, но его сильно уязвляло, что он никак не может зажить самостоятельной жизнью, словно он прикован к фонду, как весельный раб к дну галеры.

– Жаль, мы могли бы составить славную пару, – улыбнулся он Марине. – А тебе, паскуда, – повернулся он в дверях к Александре, – я пожелаю, чтоб у тебя на пятке...й вырос – как ссать, так разуваться.

Садясь в машину, даже сквозь шум дождя он слышал, как в квартире Марины бьется посуда и ревет весенним маралом Александра.

Операция «Черный эдельвейс»

Ночь Саша провел в полицейском участке, на жесткой скамье, листая какой-то старый порнографический журнал без обложки. Он чувствовал, что влип в довольно скверную историю, самую скверную, которая может случиться с человеком в цивилизованном обществе, – он попал в тюрьму вместо настоящего убийцы, и теперь правосудие употребит всю мощь своего иезуитского аппарата, разобьется в лепешку, но докажет, что он виноват, что это он убил бедолагу солдата в электричке, а может быть, привесит ему еще какие-нибудь нераскрытые до сих пор убийства. Саша несколько раз попросил у дежурного полицейского воды, но тот не обратил на него никакого внимания, словно это говорил не человек, а звенели на ветру китайские колокольчики. Полицейские ели, смотрели телевизор, разговаривали, кто-то куда-то уезжал, потом возвращался и с хохотом что-то рассказывал своим товарищам.

Часам к пяти утра жизнь в участке замерла, и вдруг все изменилось буквально в мгновение. Из Парижа пришел факс, что задержанного русского, который выдает себя за одного из учредителей фонда Гугенройтера, Александра Кузнецова, необходимо срочно доставить в Париж. Зазвенели телефоны, патрульные машины тут же съехались со всего города, каждому хотелось сопровождать такого преступника в столицу, где, вполне возможно, придется рапортовать об обстоятельствах его задержания самому министру. Наконец с большим трудом, в результате сложной запутанной интриги, экипаж сопровождения был собран.

Надев бронежилеты, каски и взяв автоматы с тройным боезапасом, команда погрузилась в полицейский автобус с зарешеченными окнами и хотела уже отправляться в Париж, но вовремя вспомнила про заключенного.

После ночного ливня над землей стлался туман, сквозь который едва пробивались лучи утреннего низкого солнца. Полицейский автобус двигался в золотистой дымке тихо и плавно, словно он был прогулочной подводной лодкой. Из тумана выплывали причудливые тени, которые, приближаясь, приобретали черты то огромного рефрижератора, то придорожного рекламного щита, то дерева.

Ранняя утренняя дорога убаюкала полицейских, некоторые откровенно спали. Даже водитель боролся с дремотой, осторожно ведя машину поближе к бровке, чтобы не вылететь случайно на встречную полосу, и на почтительном расстоянии от ехавшего впереди грузовика, чтобы успеть притормозить, если на дороге что-то случится, а в таком тумане это бывает сплошь и рядом. По обочине тихо проплыл знак «Внимание! Сужение дороги»; передний автомобиль зажег красные фонари, сигнализируя, что он тормозит, и остановился.

Водителю полицейской машины тоже пришлось остановиться, потому что он не мог объехать грузовик, который закупорил дорогу. Нетерпеливо посигналив и невольно разбудив товарищей, водитель выбрался из машины посмотреть, чем вызвана задержка, и тоже растворился в тумане. Прождав почти пять минут, за ним послали молодого капрала, но тот тоже бесследно исчез. Полицейские, оставшиеся в машине, не на шутку встревожились, в машине воцарилась напряженная тишина.

Позади полицейского автобуса остановилась большая черная машина, крытая тентом. Из ее кузова на дорогу выскочили какие-то военные, вооруженные автоматами. Они быстро построились в две шеренги и побежали вперед мимо изумленных полицейских. И было чему изумляться: в петлицах солдатских мундиров даже в тумане можно было различить серебристый блеск двух эсэсовских молний. На солдатах были короткие и широкие немецкие сапоги, темно-зеленые мундиры с черепом на рукаве, и вооружены солдаты были «шмайсерами», находившимися на вооружении в гитлеровской армии во Вторую мировую войну. Уж полицейские как-нибудь да разбираются в оружии!

Две шеренги пробежали мимо автобуса, в котором сидел Саша, совершенно не заинтересованный тем обстоятельством, что в наше время на дороге Франции появились солдаты какой-то эсэсовской части. Полицейские озадаченно переглянулись, вывели Сашу из автобуса и, раздираемые любопытством, тоже двинулись вслед за взводом эсэсовцев.

Поднявшийся ветерок начал разгонять туман, и Саша увидел множество людей, военных и гражданских, которые группами стояли у обочины дороги, на небольшой поляне. Противоположный край этой поляны резко уходил вниз, в лощину, заросшую орешником. Откуда-то из впереди стоявших машин эсэсовцы пинками и тычками автоматов в спину гнали растерянных людей в растерзанной одежде. Когда их подвели к немецкому офицеру, сидевшему в открытой черной машине, тот небрежно махнул в сторону орешника. Пригнанных гражданских эсэсовцы разделили на две группы, одну из которых повели на край поляны, к ореховым кустам. Людям завязали глаза, и пулеметчик, удобно расположившийся посреди поляны, тут же скосил их длинной щеголеватой очередью. И тут Саша понял, что под кустами лежат не жертвы дорожного происшествия, как ему показалось вначале, а расстрелянные.

В сторону Саши и его охранников направились два гитлеровских автоматчика. Полицейские, сопровождавшие Сашу, стояли в растерянности, совершенно не зная, что предпринять в этой ситуации, не предусмотренной никакой служебной инструкцией. Один из автоматчиков попросил у полицейских прикурить, и они протянули ему три зажигалки. Кивком поблагодарив, автоматчик жестом показал, что хочет увести Сашу. Полицейские довольно решительно запротестовали, вероятно, предполагая, что это киносъемки, но когда солдат выпустил из своего «шмайсера» очередь по земле у самых ног полицейских, те сразу присмирели и под прицелом второго «шмайсера» сложили оружие. Уходя, Саша оглянулся на них: они стояли, потупив взгляд и подняв руки в двойном фашистском приветствии.