Непотопляемый - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 48

– Павлуша? – удивился Шахмин. – Я о таком и не слышал.

– Ну, Павлов Посад, если точно... Через двадцать минут на месте будем, потом пешедралом придется, дороги там пока что нет...

– Как – нет?! – забеспокоился Шахмин. – А... другие удобства?

– В полной мере, – как-то, как показалось адвокату, нехорошо ухмыльнулся водила. Но это ему, конечно, только показалось.

Минут через десять они и правда свернули с трассы на хорошо утрамбованную заснеженную дорогу: в лесу зима выглядела, как и положено, зимой, не то что в городе. И немного попетляв вдоль какой-то наполовину застывшей речушки, «БМВ» остановился.

– Ну, пошли, – спокойно произнес Зеленин, первым выбираясь из машины. – Нам еще минут пятнадцать лесом чапать...

Несмотря на ополовиненную флягу, Шахмин вновь, и даже гораздо отчетливее, ощутил тревогу. И почти обрадовался, когда вдали со стороны шоссе появились фары какой-то машины.

– Пошли-пошли, – заспешил Зеленин. – А то мне еще назад переть, в универсам хозяин велел заехать...

С другой стороны дороги, откуда-то от светившихся вдали крохотными огоньками домишек мелькнули еще одни фары.

– Разъездились, б... – буркнул водитель и, не глядя на Шахмина, первым зашагал по еле приметной в свете фонарика, оказавшегося у него в руках, тропинке в глубь лесного массива. Массив, возможно из-за темноты, показался адвокату настоящим лесом, молчаливым и каким-то угрожающим. Он тоскливо глянул на свои туфли, решительно не подходившие для подобного путешествия. Но делать было нечего, и Боб кинулся догонять ушедшего далеко вперед Зеленина.

– Куда ты так летишь? – Он слегка задохнулся, а Виктор, насмешливо фыркнув, остановился, поджидая Шахмина.

– Осторожно, ветки отведи, – посоветовал он. – Неужто я лечу? А по мне – так еле ползу... Ладно, иди вперед, я за тобой!

– И чего это Виталия угораздило в такую чащобу забраться? – ворчливо произнес Боб, обходя посторонившегося Зеленина.

Ему показалось, что тропинка под ногами и вовсе куда-то исчезла, дважды он проваливался в снег по щиколотку, прежде чем впереди ему почудилась прогалина. И в этот момент фонарик, которым Зеленин светил сзади под ноги адвокату, погас... И за секунду до того, как события начали развиваться стремительно и непредсказуемо, Борис Николаевич Шахмин вдруг понял все... Секундомер на его дорогих швейцарских часах отсчитывал последние мгновения жизни Шахмина – это сделалось для него настолько очевидным, ясным и понятным, что даже страха он не испытал, а сил бежать прочь от убийцы, вероятно уже прицелившегося ему в спину, не было... Не было смысла хотя бы попытаться спасти свою жизнь и здесь, в этом жутком черном лесу, затевать борьбу, заранее обреченную на поражение...

Адвокат, сам не зная почему, просто-напросто замер на месте и зажмурил глаза – как ребенок, которому показывают страшное кино, а он не хочет его смотреть... И не сразу понял, почему под его веками вдруг сделалось так ослепительно светло, словно в ночной чаще грянул белый день!

И смысл внезапно поднявшегося гвалта, сквозь который пробился лишь один понятный для него крик: «Бросай оружие!» – тоже поначалу не был понятен, как и смысл явно происходившей за его спиной какой-то страшной возни.

Потом Борис Николаевич открыл глаза и наконец понял... И поначалу не поверил тому, что увидел: со стороны леса в их сторону по тропинке, действительно завершавшейся прогалиной и полянкой, мчались сразу двое мужчин в спецназовском облачении.

– У меня нет оружия... – тихо прошептал Шахмин, но один из спецназовцев, как раз достигший Шахмина, оттолкнул его с дороги, и адвокат, крутанувшись на месте, упал то ли в снег, то ли в какие-то колючие кусты, сломав своей тяжестью ветки. И лишь тогда увидел уже завершающийся этап взятия «доброго водилы», угостившего его «отличной водярой».

Зеленина, дравшегося, несмотря на внезапность нападения, как разъяренный зверь, на моментально вытоптанном людьми и почерневшем пятачке удерживали лицом вниз сразу трое. Четвертый, уже стянувший свою маску, как раз защелкивал на бандите наручники...

– Осторожно, Борис Николаевич, не трогайте, пальчики смажете... – Из темноты выступил высокий, слегка растрепанный, но все равно симпатичный брюнет.

А Шахмин обнаружил, что тянет руку к валяющемуся рядом с ним, в темном месиве снега и грязи, ножу-финке... И медленно отвел руку, но взгляд отвести от жуткого лезвия, только чудом не вонзившегося в его тело, еще какое-то время не мог. Как не мог заставить себя подняться на ноги, хотя брюнет протягивал ему руку...

– Володя, ножичек! – сказал кому-то тот, и этот самый Володя, вынырнувший вслед за брюнетом из темноты, тут же склонился над финкой, что-то сделал, и страшное оружие исчезло с глаз Боба.

– Валера, – произнес глуховатый голос второго, – вы с Олегом забирайте этого... И поезжайте, я еще тут побуду... С тем (кажется, он кивнул в сторону, где по-прежнему, уже неподвижно, лежал водила-убийца) ребята разберутся... С ними и приеду.

– Давай, – отозвался Валера и наклонился к Шахмину, сам взял его за руку и настойчиво потянул на себя, вынуждая встать на ноги.

– Ну-ну, – сказал он голосом, каким обычно успокаивают перепуганных детишек. – Не надо так волноваться, Борис Николаевич! Как видите, вы живы, а это главное... А негодяи, как в хорошей сказке, непременно поплатятся... С вашей, надеюсь, помощью!.. Давайте знакомиться: старший следователь Генпрокуратуры Валерий Померанцев!..

21

Человек, заглянувший в лицо смерти, хотя бы раз в жизни ощутивший на себе ледяной взгляд ее пустых глазниц, меняется мгновенно и необратимо. Меняется каждый по-своему, в зависимости от характера и натуры, но прежним он уже не бывает никогда... До сих пор Борис Николаевич Шахмин знал это, можно сказать, теоретически. Теперь же печальное знание пришло к нему в полной мере.

А само осознание – не там, в темном и страшном лесу, а в момент, когда милицейская «десятка», на заднем сиденье которой он безмолвно сидел между Померанцевым и Гнедичем, выбралась на трассу и адвокат увидел ожидавшую их реанимационную машину...

«Десятка» притормозила, а затем и вовсе остановилась возле нее, и оттуда навстречу выскочившему наружу Померанцеву выглянул человек в белом халате, вопросительно уставившийся на Валерия.

– Все обошлось без ранений, но у него, по-моему, шок, – произнес следователь.

– Еще бы!.. – на ходу буркнул доктор, направляясь к их машине. В руках у врача был небольшой металлический чемоданчик. Через секунду он уже сидел в салоне «десятки», помогая адвокату снять пальто и закатывая рукав его пиджака и рубашки. Шахмин покорно подставил врачу руку, хотя уколов, как это ни смешно, всю жизнь боялся до одури... Судя по всему – следователь тоже, поскольку все время, пока доктор возился с Шахминым, курил рядом с машиной, старательно отвернувшись в сторону.

Неизвестно – то ли укол помог, то ли шок отступил сам по себе (в лекарства Борис Николаевич не очень-то верил), но к тому моменту как «десятка» и следовавшая за ней реанимационная машина достигли окружной, к Шахмину наконец вернулась способность мыслить более-менее ясно и четко. А вместе с ней понимание – он надеялся, что понимание полное и точное, – всей ситуации, в которой он сейчас находился. Нет никаких сомнений – везут его сейчас на допрос.

И прежде чем он окажется в кабинете этого легендарного Турецкого, необходимо решить раз и навсегда, что именно он будет там говорить... Мысль о том, что в любом случае, а может быть, даже в лучшем случае ближайшие годы ему придется провести на шконке,[3] еще пару часов назад способная ввергнуть Шахминав отчаяние, теперь вовсе его не пугала... Кто-кто, а он понимал, что вряд ли выживет даже в заключении, если Каток не отменит своего страшного решения казнить провинившегося, теперь уже точно бывшего дружка...

3

Шконка – откидная спальная полка в тюремной камере.