Миллионы Стрэттон-парка - Френсис Дик - Страница 39

Как только выхлоп красной машины растаял в воздухе и она исчезла из виду, на сцене снова боязливо появились Роджер и Генри.

– Что это она говорила вам? – полюбопытствовал Роджер. – У нее был почти человеческий вид.

– Думаю, она хочет взять здесь власть в свои руки, как было при деде.

– Чепуха! – Он рассмеялся, но смех постепенно угас, и Роджер нахмурился. – Семейство этого не допустит.

– Конечно, не допустит, во всяком случае, в этом году, да, я думаю, и на следующий тоже, но вот потом?

Роджер пожал плечами, прогоняя неприятную мысль.

– Не говорите Оливеру, – попросил он. – Он ее раньше придушит.

Через открывшийся в ограждении проход вышли полицейский и эксперт-взрывник, за их спиной мы увидели медленно двигающихся людей – специальную рабочую группу.

Мы с Роджером пошли им навстречу, чтобы посмотреть на то, что они несли в руках.

– Остатки часового механизма, – весело сообщил эксперт, державший большую шестеренку. – Почти всегда находишь какие-нибудь детали от взрывного устройства. При этом типе взрывчатки ничего не улетучивается без остатка.

– Каком типе? – спросил я.

– РЕ-4. Не Семтекс. Не удобрения, не дизельное топливо. Никакого самодеятельного терроризма. Я бы сказал, мы здесь имеем дело с регулярной, а не ирландской республиканской армией.

Роджер, полковник, естественно, поднялся на защиту армии:

– В армии очень тщательно охраняют детонаторы. РЕ-4 без детонаторов – обыкновенный пластилин.

Эксперт кивнул:

– Ее можно мять и шлепать, как вам вздумается, как марципан. Но вот молотком бить я бы воздержался. Говорите, детонаторы под замком? Не смешите меня. Насколько легче была бы моя жизнь, если бы это было так. А в армии теряются танки. Так что уж там говорить о горсточке гремучей ртути?

– С детонаторами совсем не так, – не сдавался Роджер.

– Ну конечно, – насмешливо ухмыльнулся эксперт. – Старые солдаты смогли бы увести у вас из-под носа целую гаубицу. Вы же знаете, как между ними говорится, нет ничего лучше пожара.

Судя по выражению лица Роджера, было видно, что эта фраза ему очень хорошо знакома.

– Когда несколько лет назад загорелся один большой склад размером в несколько футбольных полей, – не без богохульствующего удовольствия поделился со мной эксперт, – сгоревшим оказалось столько добра, что не уместилось бы и в двух таких складах. Армейские представили тонны бумаг, доказывающих, что за неделю до пожара туда направлялось – да вообще чего только не направлялось. «Направленными на склад» оказались вещи, которые давно уже значились пропавшими и за которые все еще предстояло отчитываться. Вещи, которые значились «отправленными на склад», через некоторое время всплывали… в чемоданах. Пожар – это Божий дар, правда, полковник?

Роджер очень официально произнес:

– Не ждите, что я соглашусь.

– Конечно же, нет, полковник. Но только не уверяйте меня, будто так не бывает, чтобы где-то недосчитались ящика детонаторов.

ГЛАВА 10

Работа шла своим чередом.

Повсюду извивались электрические кабели, постепенно заползая в складки брезента и становясь невидимыми. Прибавлялось света, как будто так оно и должно быть. Под вентиляционными отверстиями в потолке повесили большие вентиляторы, освобождавшие помещение от запахов и отработанного воздуха. Генри и сам так разбирался в установке шатров и удобствах для массового зрителя, как это и не снилось изнемогающим от жары и духоты гостям в раскаленных от солнца шатрах, а поскольку я также считал регулирование воздуха одним из главных условий комфорта, посетители Стрэттон-Парка должны были дышать полной грудью, не замечая этого.

В девятнадцатом веке порожденные высокими трибунами и большими поддувалами сквозняки послужили причиной настоящего бума в производстве скамеечек для ног, кресел с боковинами и ширм. Воздушные вытяжки двадцатого века привели к тому, что уличные углы в больших городах превратились в углы на всех ветрах.

Давление воздуха, движение воздуха, температура воздуха, удаление пыли, снижение влажности – все это не просто вопрос комфорта для находящегося в помещении, это еще и борьба с аллергенами, профилактика гниения, ржавчины, появления грибков и плесени. Очищение старых зданий, в моем одержимом представлении, начиналось с подачи чистого сухого воздуха, неприметно циркулирующего по всем закоулкам и помещениям.

Кормились мы с кухни «Мейфлауера». Мои сыновья сновали туда-сюда, выступая в роли официантов, охотно собирали мусор и вообще вели себя так, как никогда в нормальной обстановке, если их не припугнуть.

Мы с Роджером разобрались с водопроводной системой ипподрома, и его рабочие проложили отвод к местам, где располагались палатки, специально подведя воду к раздевалке женщин-жокеев, имея в виду прежде всего Ребекку. Конечно, это была холодная вода, но лучше, чем никакой. Повисев достаточно долго на телефоне, мы вырвали обещание прислать автотуалет, а у Айвэна выпросили целый грузовик цветов в горшках.

– Говорит, что у него сегодня самый бойкий день в году, – заметил Роджер, опуская трубку. – И чтобы ипподром оплатил ему все, что он посылает.

– Прелестно.

Мы обсудили еще несколько вопросов, прежде чем Роджер умчался по своим делам, оставив меня одного в кабинете. За прошедший час я ощутил, что мне стало легче ходить, но, с другой стороны, у меня страшно устали плечи, и я был рад возможности взгромоздиться копчиком на стол, чтобы не тревожить раны на руках и ногах. Я сидел и думал о карточке, которую когда-то, в наши лучшие времена, мне дала Аманда и которая теперь была приклеена к стене в моей домашней мастерской. На ней было написано: «Если все идет хорошо, очевидно, ты чего-то недосмотрел». Так вот, я пытался сообразить, какие вещи могли выпасть из поля зрения Роджера и Генри, что я сам недодумал и что могло обернуться на следующий день утром непоправимой бедой.

Неожиданно распахнулась дверь, и на пороге показался Форсайт Стрэттон. Наверное, ни один Стрэттон органически не мог медленно войти в комнату.

– Вы что здесь делаете? – Подобное начало беседы в последние дни перестало поражать оригинальностью.

– Думаю, – сказал я. Подумав про себя, что не получаю никакого удовольствия от того, что вижу Форсайта, особенно, если у него такие же намерения, как у Ханны с Китом. Однако оказалось, отчего я облегченно вздохнул, что нападать он собирался словесно, а не физически.

– Вы не имеете права распоряжаться здесь, – пробормотал он.

– Распоряжается полковник, – миролюбиво ответил я.

– Полковник ничего не делает, не посоветовавшись с вами. – Глаза у него блестели, как и у Ребекки, и я подумал, не носит ли он линзы. – А этот огромный человек, его люди устанавливают палатки, он спрашивает полковника, что делать, а потом они идут к вам и спрашивают вас, а то и вообще он и вовсе не обращается к полковнику и прямо спрашивает вас. Вы ведь намного моложе их, но что бы вы ни сказали, они тут же выполняют. Я уже много часов сижу и наблюдаю, и меня это все больше и больше злит, так что не говорите мне, будто я говорю о том, чего не знаю. У нас никто не хочет, чтобы вы были здесь… и вообще, кто вы такой, что так много на себя берете?

Я сухо произнес:

– Строитель.

– И с какой стати какому-то строителю распоряжаться на нашем ипподроме?

– Ну, в таком случае напомню, что я еще и держатель акций. Частичный владелец.

– А, идите вы! Я Стрэттон.

– Вот незадача, – только и сказал я.

Он был оскорблен до глубины души. В голосе у него добавилось по меньшей мере две октавы, губы мстительно скривились, и он почти закричал:

– Ваша мамаша не имела права на эти акции. Вместо этого Киту нужно было вздуть ее хорошенько. И Джек говорит, Кит так и сделал с вами вчера, только еще мало, вы продолжаете совать свое рыло в наши дела, и если вы думаете выжать из нас деньги, то смотрите не лопните от натуги.

Сбивчивая речь только подчеркивала охватившую его злобу. Что касается меня, то последний комок грязи, брошенный в меня очередным Стрэттоном, переполнил мою чашу терпения, и во мне проснулась жестокость, о которой я даже не подозревал. Намеренно стараясь сделать ему больно, я сказал: