Мыши Наталии Моосгабр - Фукс Ладислав - Страница 31

– Но вы же сказали, что знаете ее, – удивилась госпожа Линпек.

– Я не говорила, – покачала головой госпожа Моосгабр, – знаю только, что она есть. Мне об этом сказали госпожа привратница Кральц и госпожа Айхен с кладбища. Но госпожа привратница и госпожа Айхен обещали, что, если что-нибудь узнают о ней, обязательно мне скажут, правда, госпожа привратница?

И привратница с пылающими щеками чуть ли не выкрикнула:

– Если я что-нибудь узнаю, – выкрикнула она, – тотчас скажу госпоже Моосгабр, мы живем совсем рядом, через проезд. А хотите, мадам, – сказала она быстро госпоже Линпек, – чтобы я вам тоже сказала, если что-нибудь узнаю? – И у госпожи Линпек снова прояснилось лицо, засияли глаза и на губах появилась улыбка.

– Это было бы очень любезно с вашей стороны, – улыбнулась она привратнице, – вы меня найдете здесь ежедневно. Здесь, в этом киоске. Вот взгляните… – госпожа Линпек высунулась и посмотрела на бледную женщину в черном костюме, которая, допив в сторонке, как раз вкладывала стаканчик в корзину, – взгляните. Эта уставшая, бледная госпожа наверняка идет с кладбища. С похорон.

– Она пила довольно медленно, – кивнула госпожа Моосгабр и затрясла головой, к перрону подходил желтый поезд, – она пила лимонад, что у вас за стеклом в коричневой бутылке?

– Да, этот, – кивнула госпожа Линпек охотно, – он лучший. Во всяком случае, Броук так говорит, тот, у которого новый оранжевый свитер. Ах, мадам… – госпожа Линпек вдруг выкрикнула и дернула головой так, что ее пышная завивка аж подскочила, – да что ж это я, несчастная! – выкрикнула она. – Сижу здесь, говорю точно суфлер в будке, но спросить, что вы хотели бы выпить, мне и в голову не пришло. Что вы хотели бы выпить, дамы?! – выкрикнула она. – Довольно жарко, сентябрь, в парке еще цветут цветы. Постойте, я налью вам.

– Но у меня с собой и пятака нет, – сказала госпожа Моосгабр сухо, – я не рассчитывала на это.

– Но я ведь ничего с вас не возьму, – засмеялась теперь госпожа Линпек почти во весь голос и сжала ладонями виски, – постойте, я налью вам чего-нибудь хорошего. – И госпожа Моосгабр и привратница стали глазеть, как рука госпожи Линпек потянулась за стеклом к бутылке прекрасного лимонада, но, внезапно изменив направление, взялась за пиво. – Лучше пиво, правда, – сказала она, – это лучше, в нем, по крайней мере, градусы. Вот это «шерри». Броук говорит, что «шерри» – самое лучшее пиво, а у него новый оранжевый свитер. – И госпожа Линпек откупорила открывалкой две запотевшие бутылки и вылила их в два стакана.

– Что ж, спасибо, – сказала госпожа Моосгабр и чуть отпила.

– Что ж, спасибо, – сказала привратница и тоже отпила, потом добавила: – Хорошее пиво, господин Броук прав. И такое холодное, у вас, мадам, наверное, холодильник. Силы небесные! – привратница со стаканом в руке оглядела перрон. – Силы небесные, мне кажется, что народу начинает прибывать. Что его все больше и больше. Послеобеденное время кончается, госпожа.

– Кончается, – кивнула госпожа Линпек с любезной улыбкой, – скоро начнут возвращаться с работы, покупать что-нибудь на завтрак, встречаться друг с другом. Через минуту здесь будет как в театре на премьере «Мостов между крышами медных башен», и моя правая не будет знать, что делает левая, точь-в-точь как в этом экспрессе, что полетит на Марс. А вечером придет мальчик, примерно в шесть. Из приюта он уходит в пять.

– Этот приют в Блауэнтале? – спросила госпожа Моосгабр.

– Приют святого Иосифа в Линде, – покачала головой госпожа Линпек. – В Блауэнтале приют святой Катерины, там девочки.

– Раз я буду говорить об али… я бы хотела повидать мальчика, – сказала госпожа Моосгабр и выпила еще пива. – Как он выглядит? Вид у него здоровый?

– Здоровый, – сказала госпожа Линпек и ладонями поправила заколку на завитой голове, – здоровый, ему тринадцать, он блондин. Но ужасный лакомка и больше всего любит медовик. Он блондин и всегда носит зеленый свитер. Но когда с тележкой, надевает белый пиджачок, как ученик официанта, тут так положено. А на зиму ему позарез нужно пальто – не ходить же ему в этом свитерке, – и шапка, и лыжи тоже.

– Ну хорошо, – кивнула госпожа Моосгабр и поставила стаканчик на стойку, – значит, в Охране я похлопочу об этом. Извещу и госпожу Кнорринг. А вы, мадам, под поезд пока не бросайтесь, поберегите себя. Я в Бога не верю, я верю в судьбу, но это был бы грех.

– Это был бы грех, – выпалила привратница, и ее щеки ярко пылали, – грех, за который вас покарало бы небо. Такая красивая, молодая, бодрая – и под колеса, ужас, посмотрите, как там скрежещет. – Привратница указала рукой на перрон, к которому как раз подходил зеленый поезд, а потом быстро схватила пиво и допила.

– О небо, – воскликнула госпожа Линпек, и ее лицо так и сияло, – до смерти вам этого не забуду. О Боже, ради всего святого, – выпалила она из окошка, – подождите, так не годится. Я дам вам одну вещь, вы, может, ее еще и не видели, это новинка.

И госпожа Линпек быстро сунула руку куда-то за стекло и подала госпоже Моосгабр и привратнице по красной коробочке, на крышке которой была нарисована овца.

– Новый овечий сыр, – сказала госпожа Линпек, – с хлебом бесподобен. И вот еще что, из кооперативной пекарни. – И госпожа Линпек подала два шоколадно-вафельных торта.

Госпожа Моосгабр и привратница взяли овечий сыр, шоколадно-вафельные торты, поблагодарили, потом госпожа Моосгабр посмотрела на свой стаканчик на стойке и сказала:

– Не могла бы я взять домой этот стакан, из которого пила?

– Да ради Бога, возьмите, – улыбнулась госпожа Линпек, – он еще может вполне послужить.

И госпожа Моосгабр спрятала стаканчик в большую черную сумку и потом, в последнюю минуту – к перрону как раз подходил желтый поезд – огляделась и сказала:

– Еще хочу вам сказать что-то очень важное. Мыши, госпожа Линпек, мыши у вас тут есть?

– А как же, мыши, – засмеялась госпожа Линпек, – конечно, они и тут есть. В метро водятся мыши. Их, правда, морят, и сюда, на перрон, на почту или в ресторан, они не приходят. Если и бывают, то в туннелях. Во всяком случае, – госпожа Линпек засмеялась ярко накрашенными губами и подняла куда-то вверх черные подкрашенные глаза, – если бы они и пришли, я, конечно, совладала бы с собой. Я, конечно, взяла бы себя в руки. Ведь я, дамы, бывала в «Тетрабиблосе». Я ведь актриса.

– Как же я, госпожа Моосгабр, изумилась, – сказала привратница, когда они, простившись с госпожой Линпек, отошли на несколько шагов, – я изумилась, как вы представились, как действовали, выясняли и определяли. Преступных наклонностей вы даже не коснулись. Вы, госпожа Моосгабр, могли быть и министром. И ко всему нам эта госпожа Линпек дала пиво, овечий сыр и шоколадно-вафельный торт, это все вы, вы заслужили, а на меня все это будто с неба свалилось. А как вы ходили вокруг да около, знаете, что я имею в виду, вокруг да около этих посылок, но мадам заговорила об этом сама, правда… – теперь они уже миновали ресторан с люстрами и зеркалами и направлялись к мосту над колеей, – и еще эта Мари Каприкорна, вот это был шок, надо обязательно выяснить, кто она, раз каждый спрашивает о ней, о Боже, только бы мне узнать о ней что-нибудь, как узнаю, вмиг сюда прилечу, а она, значит, артистка. А Броук* – что-то и на имя не похоже, госпожа Моосгабр, вроде как кличка, наверное, это был тот молодой человек в оранжевом свитере, помните, когда мы прогуливались. И знаете, что еще, госпожа Моосгабр? Госпожа Линпек мне немного напомнила госпожу Айхенкранц. Не могу сказать чем, но чуточку – чем-то. Правда, одну вещь вы не сделали, госпожа Моосгабр, хотя, может, это и не нужно было. На вокзале вы сказали, что сумку поставите на пол, к ноге.

*Brouk – жук (чешск.).

Они взошли на мост, под которым гремели и гудели поезда, к правому перрону подходили зеленые и серые, к левому – зеленые, красные и желтые, и привратница на мосту остановилась, поглядела вниз и засмеялась.