Ключ к счастью - Фэйзер Джейн - Страница 70

— В моем нынешнем положении вряд ли я могу что-либо сделать, Пен. Сейчас у меня не больше власти, чем у разносчика товаров. Но как только положение изменится…

В голосе зазвучали сила и недвусмысленная угроза, говорившие лучше слов о подавленном чувстве гордости и готовности к мщению.

— Оно изменится, мадам, — негромко произнесла Пен. — Вы должны стать королевой после вашего брата и станете ею.

— Будем надеяться, — сквозь стиснутые зубы проговорила принцесса. — Где мы сейчас плывем, кто мне скажет?

Пен поднялась, вышла вместе с ребенком на палубу и увидела, что судно находится в непосредственной близости от Уайтхолла, главного королевского дворца на северном берегу Темзы.

Ребенок вздрогнул от холода, Пен взяла его руку в свою, на ее глазах выступили слезы жалости: такой крошечной, немощной и костлявой была эта ручонка. Она не могла не вспомнить пухлые ручки своей младшей сестры Анны, когда та была в таком же возрасте, и свои, далеко не худые, детские руки и ноги.

Вскоре, дала она себе клятву, вскоре маленький Филипп будет выглядеть, как все нормальные дети в его возрасте. И это станет днем ее расплаты с негодяями, сотворившими над ним то, что простить нельзя.

Она крепче прижала к себе ребенка и вернулась в каюту.

— Ветер и течение способствуют нам, мадам, — сообщила она принцессе. — Насколько я могла видеть, нас никто не преследует, и примерно через час мы достигнем района Блекфрайарз.

Антуан де Ноэль плотнее завернулся в плащ — со стороны реки дул пронизывающий ветер.

— Зачем вы меня вытащили в сад в такую чертову погоду? — проворчал он, не поворачиваясь к своему спутнику. — В доме не менее безопасно.

— Для нашего теперешнего разговора я предпочитаю полное отсутствие стен, — сказал Оуэн. — Бывают времена, когда у стен в доме появляются уши. Кроме того, сегодня прекрасный день, уверяю вас. Немного свежий, но вполне терпимый. А как хороши эти деревья вдоль берега, посмотрите!

Он показал рукой на темные голые ветки, рельефно выделяющиеся на фоне белесого неба, унизанные крошечными льдинками, сверкающими, как драгоценные камни.

Де Ноэль только вздохнул: красоты зимнего пейзажа не производили на него должного впечатления. Зато вид и главным образом настроение Оуэна заставляли предполагать, что тот в самом деле намерен сообщить нечто из ряда вон выходящее. Оуэн уже начал это делать некоторое время назад, заговорив о ближайших планах герцога Нортумберленда и перейдя затем к рассказу о побеге принцессы Марии из дворца в Гринвиче.

— Значит, нам следует помочь ей благополучно добраться до Эссекса? — спросил де Ноэль. — Вы уверены, мой друг, что Нортумберленд собирается пресечь прямую линию наследования престола? Я вас правильно понял?

— Да, такими мне представляются его планы, месье. Иначе для чего бы ему настолько торопиться с женитьбой своего сына на кузине юного короля?

Французский посланник кивнул.

— Что касается принцессы Марии, — продолжал Оуэн, — то место, куда она сейчас направляется, находится всего в двух милях от побережья, недалеко от которого стоят на якоре корабли императора Священной империи.

— Ого! — Посланник глубже надвинул теплую шапку и заговорил, непроизвольно понизив голос:

— Нортумберленду ничего не будет стоить обвинить ее в предательстве и подвергнуть немедленному аресту. Впрочем, то же самое он может сделать за ее приверженность католицизму, что идет вразрез с королевским эдиктом. И за многое другое.

— Совершенно верно, месье. Но чем дальше будет она находиться от королевских резиденций и от самого герцога, тем труднее выполнить это намерение. А сейчас как раз началось ее удаление от этих мест. О чем я уже имел честь сообщить вам. И в чем я принимаю некоторое участие.

С этими словами Оуэн, к облегчению де Ноэля, повернул к дому.

— Интересно, — проговорил тот, — пришел ли наш закадычный друг, посланник Симон Ренар, а с ним и король Испании, к тем же выводам о намерениях Нортумберленда, что и мы с вами? Нужно будет срочно осведомиться об этом у нашего соглядатая в их посольстве.

Внезапно Оуэн так резко остановился на дороге, что спутник чуть не врезался ему в спину.

Ренар!.. Конечно, почему бы нет? Этот человек — один из тех, кто хорошо знал о давних событиях в жизни Оуэна, и, поскольку испанец никогда не питал и тени симпатии ни к Франции, ни лично к Оуэну д'Арси и не скрывал этого, почему бы ему не поделиться своими сведениями, порочащими француза, с кем угодно, в том числе с Робином де Бокером? Который мог легко сообразить, у кого ему легче всего получить нужную информацию, касающуюся шевалье д'Арси. Французы могли бы не доставить Робину этого удовольствия, но их всегдашние соперники-испанцы, и самый главный испанец, посланник Симон Ренар, всегда готовы наговорить что угодно, в любом количестве и без особых претензий на правдивость…

— Что с вами? — недовольно спросил Ноэль. — Почему вдруг остановились?

— Меня осенило, — мрачно сказал Оуэн. — Я, кажется, разгадал одну загадку.

— Какую?

— Личную.

Ответ был в таком тоне, что собеседник понял: большего не добьется и лучше переменить тему. Что и сделал.

— Значит, насколько я понял, Оуэн, — сказал он, — вы намерены в ближайшее утро вывезти принцессу из замка Бейнардз. А до этого, на рассвете, следует собрать у ворот замка побольше ее приверженцев, для чего необходимо еще с вечера разослать наших людей по улицам и тавернам, чтобы везде, где можно, они рассказывали о намерении герцога Нортумберленда причинить принцессе зло, вследствие чего та вынуждена скрываться от преследования. Так?

— Именно так, месье, — подтвердил Оуэн.

— А вы сами, — продолжат посланник, — собираетесь сопровождать ее в графство Эссекс?

— Это зависит от обстоятельств, месье.

— Каких?

Посланник не скрывал недовольства тоном и настроением своего агента. Какая муха его укусила?

— Зависит от того, — отчеканил Оуэн, — как я сам решу поступить.

Это уж слишком! Ноэль хотел было прикрикнуть на строптивого помощника, но вовремя вспомнил, что на карту поставлено слишком многое, и если побег принцессы Марии не удастся, то неизвестно, как это отзовется на его собственной судьбе, а потому сделал над собой усилие и примирительным тоном произнес:

— Что ж, Бог вам в помощь, мой друг.

— И вам тоже, посланник.

С этими словами Оуэн повернулся и направился к выходу из сада. Вскоре он уже сидел в близлежащей таверне над кружкой подогретого вина. Здесь он намеревался скоротать время до наступления темноты, чтобы затем под ее покровом отправиться прямо в замок Бейнардз.

Пока можно было подумать о том, что беспокоило его больше всего остального.

Пен…

Он смотрел в стоявшую перед ним кружку, вдыхая запах гвоздики и миндального ореха. Кажется, он даже забыл пригубить вино.

Пен… Она предала его! Оскорбила!.. Так думал он в бессильной ярости. Поверила словам Робина, который пересказывал болтовню этого фарисея и лжеца Симона Ренара. Поверила безоговорочно во все плохое, не сомневаясь и не колеблясь… Черт!.. А теперь ему волей-неволей придется вспомнить в мельчайших подробностях, как же все было на самом деле, и пережить вновь.

Он осушил кружку, опустил со стуком на стол, немигающим взором уставился на пламя камина.

А ведь он начинал было думать, что их любовь, их встречи могут иметь продолжение, обрести будущее… Хотя не представлял отчетливо, какое именно. Но теперь… Когда она с такой легкостью, даже с каким-то удовольствием… нет, вернее, с облегчением поверила в совершенные им злодеяния… в том числе против детей… Когда внутренне, в душе, оттолкнула его, отторгла… Теперь все напрасно. Все в прошлом… Хотя и недалеком.

Тем не менее он должен рассказать ей все сам. Без утайки. Пускай это ничего не изменит, по Пен обязана знать. И, что бы ни было, он очень хочет надеяться, она не попадет в ловушку, как это случилось с Эстеллой… с неразумной, тщеславной Эстеллой.

Он продолжал смотреть в огонь, и в его душе тоже поднималось и опадало пламя — обиды, горечи, сожалений. Нет, он не готов расстаться с ней. Потерять ее… И даже если так — он должен услышать ее просьбы о прощении, увидеть ее раскаяние, убедиться, что она расстроена их разрывом не меньше, чем он. Хотя у нее теперь, не без его помощи, появился надежный щит от горестей — обретенный ребенок.