Непокорный ангел - Фэйзер Джейн - Страница 21

Дэниел соскочил с лошади и наклонился, чтобы обнять дочек, обхвативших ручонками его шею и продолжающих кричать от радости.

Генриетта тоже спешилась и застыла в стороне, наблюдая за встречей. В горле у нее стоял ком: столько любви проявилось в этой встрече посреди кентской дороги! Воспоминание о ее собственном детстве, лишенном даже подобия нежных чувств, заставило ее глаза наполниться слезами.

— Боже милостивый! Какими большими вы стали, — сказал Дэниел, когда девочки перестали кричать и могли услышать его слова. Смеясь, он поднял маленькую Нэн и взял Лиззи за руку. — Я привез вам сюрприз. Хочу, чтобы вы поскорее познакомились.

Он повернулся к Генриетте, по-прежнему стоящей возле лошади.

— Это моя жена, — тихо сказал он. — Она будет вам новой матерью, и вы должны уважать ее, как родную мать.

Генриетта проглотила ком, отчаянно ища подходящие слова, которые следовало сказать девочкам, серьезно смотревшим на нее блестящими черными глазами Драммондов. Большой палец Нэн исчез в розовом, как бутон, ротике. Лиззи сморщила носик-пуговку и нахмурила лоб, сосредоточенно размышляя над тем, что сказал отец.

Генриетта сделала шаг вперед.

— Надеюсь, вы полюбите меня так же, как я вас, — сказала она и, наклонившись, протянула Лиззи руку. Генриетте не пришлось наклоняться слишком низко, так как Лиззи была достаточно высокой для своего возраста, а она сама — небольшого роста. — Должно быть, ты Элизабет?

— Да, мадам. — Лиззи помнила о хороших манерах и сделала книксен.

— Нет, зови меня просто Генриетта! — воскликнула девушка, приходя в ужас от такого обращения. — А ты Энн? — Она выпрямилась и улыбнулась ребенку на руках Дэниела.

Малышка вытащила палец изо рта.

— Меня всегда называют Нэн. А Лиззи всегда зовут Лиззи. — Палец снова вернулся в рот.

Генриетта кивнула:

— Очень хорошие имена. Большинство моих друзей зовут меня Гэрри, что гораздо проще выговорить, чем Генриетта.

— Папа тоже зовет тебя Гэрри? — спросила Лиззи, которая, кажется, оправилась от удивления и теперь не сводила глаз с Генриетты.

— Иногда, — сказал Дэниел. — Но, думаю, вам не следует так ее называть. Это непочтительно. Ну, пойдемте в дом.

Генриетта закусила губу. Кажется, она сделала первую ошибку, но, если ей необходимо подружиться с детьми Дэниела, она должна поступать так, как ей удобно.

— Можно мы покатаемся верхом? — Лиззи потянула отца к его лошади.

Дэниел попробовал сопротивляться:

— На тебе ведь твое лучшее платье, не так ли, Лиззи?

Ребенок надул губы, пренебрежительно одернув кружевной передник.

— Это госпожа Кирстон велела, чтобы мы так оделись.

— Надеюсь, госпожа Кирстон расскажет мне о вас только хорошее. — Дэниел улыбнулся, посмотрев на свою дочь.

— Лиззи высекли два раза на этой неделе, — сказала Нэн. — За то, что она залезала на большой дуб в лесу и порвала нижнюю юбку, хотя госпожа Кирстон запрещала ей делать это.

— Болтушка! — бросила ей сестра, и щеки ее густо покраснели.

— Ладно, думаю, мы не будем говорить об этом, — примирительно сказал Дэниел. — Что было, то прошло, и, надеюсь, ты поняла, что лазить по деревьям неразумно. Можешь отвести мою лошадь, Лиззи, а мы все пойдем в дом.

Генриетта быстро сделала вывод, что Лиззи Драммонд по натуре очень похожа на нее. От этого ей стало немного легче, и она улыбнулась девочке, когда они вместе повели лошадей. Лиззи улыбнулась в ответ.

Новый дом Генриетты, Глиб-Парк, представлял собой строение, которое сразу вызывало симпатию своими небольшими окнами, кирпичными стенами, черепичной крышей и вьющимся из труб. дымком. Парк перед домом был типичен своей английской строгостью, хотя наблюдались некоторые признаки запустения, проявляющиеся в покосившихся изгородях, слишком высокой траве на полянах и сорняках на клумбах. В последние годы люди были озабочены другими делами и не имели времени ухаживать за садами и парками. Позади парка простирались поля, фруктовые сады и рощи. Все это, насколько хватало глаз, были земли Драммонда. Пока никем не тронутые. Но надолго ли?

Дэниел постарался выбросить из головы эти мысли и не омрачать себе радость от возвращения домой. Он любил свой дом, пока не разоренный сторонниками парламента. Его ясноглазые дочери были здоровы, и Глиб-Парк снова обрел хозяйку. Домашняя прислуга добросовестно выполняла свои обязанности, но тем не менее в доме не хватало заботы и внимания хозяйки. Генриетта, несмотря на свою взбалмошность, должна была хорошо знать, как управляться в кухне, кладовой, бельевой, прачечной и на маслобойне. Ей предстоит ознакомиться с хорошо налаженным домашним хозяйством и повесить на пояс связку ключей. Дэниел надеялся, что она оставит свои детские выходки, когда возьмет на себя ответственность за весь дом. Она должна также заниматься обучением и воспитанием детей.

Теперь, когда закончилась война, жизнь снова войдет в привычное русло. Конечно, новый порядок отличался от прежнего и создавал много трудностей, но они должны приспособиться к нему. В голове Дэниела появились более светлые мысли, когда он вошел с женой в большой холл особняка, держа одну дочку на руках, а другую ведя за руку.

Следующий час прошел для Генриетты как в тумане: лакеи, управляющий имением, экономка, воспитательница, другие слуги и служанки приходили поздороваться с хозяином дома и тайком разглядывали его молодую жену, которая пыталась запомнить все имена, но в конце концов отказалась от этой затеи, понимая, что со временем узнает всех. Когда знакомство было закончено, она осталась стоять на выложенном каменными плитами полу в отделанном дубом холле, тускло освещенном светом, проникающим сквозь мозаичные окна, и пламенем огромного камина. Резная дубовая лестница, извиваясь, вела на верхние этажи, тяжелые дубовые двери с обеих сторон холла были открыты.

— Мы проведем Генриетту по дому, — сказала Лиззи, когда в холле остались только госпожа Кирстон и управляющий.

— Да, это хорошая мысль, Лиззи. Мне надо поговорить с госпожой Кирстон и господином Геральдом. — Дэниел улыбнулся Генриетте: — Ты выглядишь немного озадаченной, моя фея.

— Да, — откровенно ответила она. — Но смею надеяться, что это скоро пройдет, а Лиззи и Нэн помогут мне.

Дэниел был явно доволен, что отношения между Генриеттой и детьми начинали постепенно налаживаться и ей стало легче. Весело щебеча, девочки повели ее сначала наверх, в свою комнату с удобным креслом у окна и хорошеньким канифасовым пологом над кроватью. В углу стояла прялка, напомнившая Генриетте о ее трудах в детстве, которые в основном были безуспешными. Нэн показала ей платок, который она подшивала. На тонком батисте виднелось пятнышко крови, видимо, девочка уколола палец. Однажды Генриетта провела весь день запертой в темном чулане за такой же проступок.

Она отбросила мрачные воспоминания, им не место здесь, в этом доме, где детей любят и где им доверяют.

— Ну а что еще можно посмотреть? — живо спросила она, направляясь к двери.

На этом этаже находилось еще восемь спален, и девочки показали их. Все комнаты были прекрасно обставлены. Некоторые предназначались для гостей, остальные занимали наиболее уважаемые слуги, например, госпожа Кирстон. Лиззи толкнула открытую дверь в конце коридора.

— Это папина комната. И нашей мамы… раньше.

Генриетта вошла в большую комнату и задала вопрос, который ей самой никто никогда не задавал:

— Ты скучаешь по маме, Лиззи?

Девочка нахмурилась и сморщила носик, как всегда, когда задумывалась. Она села в кресло и расправила передник.

— Сначала скучала, но это было очень давно.

— А папа скучает, — вставила Нэн тонюсеньким голоском. — Он сам говорил мне.

Генриетта вспомнила: Дэниел говорил, что одинок и что его детям нужна мать. Ей показалось тогда, что это очень большая ответственность. Она осматривала спальню, которая была свидетельницей любви, рождения и смерти — прошлого ее мужа. Сможет ли их новая жизнь заслонить прошлое? Как можно соперничать с воспоминаниями? Будет ли эта большая кровать с резными столбиками по углам и роскошно вышитым пологом постоянно напоминать Дэниелу о его потере?