Серебряная роза - Фэйзер Джейн - Страница 15

Мягкий блеск серебра и мерцание изумруда привлекли внимание Саймона, который до этого смотрел только на бормочущего молитвы священника. Повернув голову, он загляделся на игру камней на запястье своей невесты, по-прежнему опираясь руками о стойку перед алтарем. Было что-то странно знакомое в браслете Ариэль. Саймон нахмурился, пытаясь вызвать в памяти это воспоминание, но оно ускользнуло, оставив лишь смутную тревогу в душе.

Ариэль почти не воспринимала окружающее; все пространство вокруг нее заполнял голос священника, произносящий слова обряда, которые словно не имели к ней ни малейшего отношения.

Ее оцепенение прервал твердый голос лорда Хоуксмура. Она вздрогнула; горло ее пересохло. Теперь священник спрашивал ее, желает ли она взять лорда Хоуксмура в свои законные мужья.

Взгляд Ариэль упал на руки графа, покоившиеся на стойке перед алтарем. Они были громадны, с выступающими костяшками, с коротко подрезанными ногтями, с мозолистыми пальцами. Ее передернуло при мысли о том, что эти руки будут ласкать ее тело, любовно прикасаться к ней. Священник снова произнес свой вопрос, уже заметно нервничая. В тесной часовне гости задвигались, недоумевая, но Ариэль ничего не слышала. Она думала о том, что, выходя замуж за этого человека, подписывает ему смертный приговор.

Рэнальф сделал шаг вперед и положил руку ей на затылок. Со стороны это выглядело как знак увещевания, но Ариэль истолковала его правильно — брат принуждал ее покориться неизбежному, склонить голову перед волей обстоятельств. Она ничего не могла сделать. Во всяком случае, сейчас. Она была приманкой в западне. И тут в голове у нее мелькнула мысль, что, если она захочет… если ей вздумается спасти Хоуксмура от мести своих братьев, вырвать его из ловушки будет не так-то просто. Но почему женщина из рода Равенспиров должна спасать Хоуксмура? Если она сделает это, то обречет себя на отвратительное существование в навязанном ей замужестве. Взгляд ее снова упал на браслет. Этим браслетом Рэнальф купил ее пособничество.

Она пробормотала свой ответ на вопрос священника, и только тогда брат убрал руку.

Саймон помог своей жене встать с колен, поддержав под локоть. Кожа ее обнаженных рук была холодна как лед, она почувствовала, как при этом прикосновении ее всю передернуло. Великий Боже, за что? Она испытывала отвращение к нему, все ее существо отвергало его. Он прочитал все эти чувства в ее взгляде, который Ариэль на секунду подняла к нему, а потом тут же отвела в сторону.

Рэнальф отошел к своим братьям, сидевшим в переднем ряду. Улыбаясь, он смотрел, как его сестра идет по проходу между скамьями рядом со своим мужем. Ему удалось справиться с попыткой Ариэль взбунтоваться. Его сестра отнюдь не дура, она прекрасно знает, с какой стороны мажут маслом хлеб.

Выйдя из церкви на освещенный лучами холодного солнца двор, Ариэль отняла руку от руки Хоуксмура.

— Обычно после бракосочетания жених целует свою невесту, — мягко сказал Саймон, беря ее маленькие руки в свои громадные ладони и поворачивая ее лицом к себе.

Она не взглянула на него, но стояла спокойно, покоряясь своей судьбе, и Саймон Хоуксмур отшатнулся при виде лица своей жены. Разжав пальцы, он отпустил ее руки, произнеся при этом почти беспомощно:

— Вам нечего бояться, Ариэль.

И тогда, посмотрев на него ясным, как утреннее небо, взглядом, исполненным непонятной силы, она произнесла:

— Да, я знаю. Мне нечего бояться, милорд.

Глава 4

Свадебное торжество в большом зале замка вылилось в разгульное веселье, близкое по духу его средневековым стенам и пещероподобным сводчатым залам, где в громадных каминах пылали целые поленья, а мириады свечей загоняли темноту к самым стропилам.

Гости, приглашенные братьями Равенспир на свадьбу сестры, не отличались строгой приверженностью этикету. Как мужчины, так и женщины, молодые и большей частью несдержанные, они съехались сюда, предвкушая целый месяц празднеств и веселых развлечений. Рэнальф специально решил не приглашать на это торжество никого из придворных или влиятельных политиков.

Не приглашены были и родственники. Братья почти не общались с другими членами семьи. После насильственной и во многом загадочной смерти Маргарет Равенспир ее мать пожелала взять к себе малышку Ариэль, но лорд Равенспир отказал в достаточно грубой форме. После смерти старого лорда такое же предложение было сделано повторно, но уже Рэнальф столь же кратко ответил на него. В результате этих переговоров Ариэль выросла под влиянием только своих братьев.

Вокруг вытянутого четырехугольника, образованного столами, за которыми веселились гости, сновало множество слуг, разносивших громадные блюда с кусками жареного мяса, тарелки с устрицами и копчеными угрями. Музыканты на хорах, столь же щедро, как и гости в зале, снабженные вином, неустанно играли сельские мелодии, под которые опорожнялись бесчисленные серебряные кувшины вина, бочонки пива и бутылки бренди.

Ариэль сидела во главе стола рядом со своим мужем, поклонами отвечая на тосты, веселые пожелания счастья и не вполне скромные шутки друзей своих братьев. Улыбка на ее лице не выдавала ни одного из владевших ею чувств. С такого рода компанией она была знакома с младенчества. Братьям Ариэль никогда не приходило в голову, что им и их гостям следует вести себя более сдержанно в ее присутствии. Так что теперь сальные замечания и безвкусные шутки проносились мимо ушей Ариэль, ничуть не задевая ее. Она испытывала беспокойство только из-за поведения Оливера, сидевшего рядом с Рэнальфом и опрокидывавшего в себя бокал за бокалом. Тонкие чувственные губы Оливера кривились в улыбке, и чем более мутным становился его взор, тем больше сарказма придавала его лицу изогнутая бровь. Он ни на минуту не отрывал взгляд от лица невесты, так что Ариэль вскоре стала чувствовать себя каким-то засушенным насекомым, выставленным напоказ в стеклянном ящике перед всезнающим оком коллекционера.

Сидевший рядом с ней граф Хоуксмур, похоже, задался целью перенести весь царящий вокруг пьяный разгул совершенно трезвым. Правда, как отметила про себя Ариэль, он немало выпил, но без какого-нибудь заметного эффекта. Щеки его не раскраснелись от выпитого вина, шрам не стал более заметным, а глаза цвета моря остались такими же ясными, как и раньше. Время от времени он обращался к ней своим мелодичным голосом, но говорил чаще всего какие-то комплименты, не требовавшие ответа. Больше всего внимания он уделял своим собственным друзьям, тоже сидевшим во, главе стола.

Своими темными одеждами и сдержанным поведением Хоуксмур и его друзья выделялись в толпе разгулявшихся гостей. Лица присутствовавших побагровели, воротники были давно расстегнуты, движения стали неверными, а Саймон и десять его друзей с каждым опорожненным кубком словно все больше трезвели.

— Черт возьми, Хоуксмур, да не старайтесь вы превзойти своей серьезностью самого Кромвеля! — Ральф склонился к Саймону, положив свои измазанные жиром пальцы на рукав его камзола; серые глаза Ральфа тупо уставились на гостя. — К дьяволу этого убийцу и всех его приверженцев!

Он громко захохотал, откинувшись на спинку кресла.

— Тост! Я предлагаю тост. Смерть пуританам! Да сгинут эти убийцы в геенне огненной!

Он поднял высоко вверх свой кубок, но рука его дрожала так сильно, что рубиновое вино залило белую скатерть.

Все те, кто сквозь царящий за столом шум услышал произнесенный Ральфом тост, застыли на месте. Глаза их обратились на Саймона Хоуксмура и его друзей. Оливер Беккет, словно готовясь осушить свой кубок, поднес его ко рту. Его насмешливый взгляд встретился со взглядом Ариэль.

Рэнальф подался вперед и хлопнул своего младшего брата по плечу. Удар оказался сильным, и Ральф поник в своем кресле, расплескав еще больше вина.

— Скотина ты этакая! — бросил ему Рэнальф. — Мы празднуем свадьбу и не хотим говорить о давно сгнивших политиках.

Ральф бросил на брата гневный взгляд исподлобья и оттолкнул свое кресло, намереваясь броситься на него, однако глаза Рэнальфа пригвоздили его к месту, и Ральф, пробормотав что-то себе под нос, только потянулся рукой к графину, чтобы долить свой кубок.