Серебряные ночи - Фэйзер Джейн - Страница 4

– Ты нашла волка?

– Он был там, где я и ожидала, прятался в высокой траве рядом с дорогой. – Она положила пистолет на стол. – Хан был невозмутим как скала, даже когда волк кинулся бежать.

– А когда ты выстрелила? – спросил старик, увлечение которого лошадьми могло сравниться лишь с увлечением его внучки.

– Даже не вздрогнул!

– В таком случае почему же ты сердишься, Софи? – улыбнулся он, откидываясь на спинку кресла. Софья Алексеевна была почти единственным существом, которое могло вызвать улыбку у этого закоренелого отшельника.

По привычке меряя широкими шагами уставленную книжными шкафами комнату, Софи в нескольких словах поведала ему о встрече в степи.

– А в какой они были форме? – свел брови князь Голицын, глядя в потухший камин. Солдаты в окрестностях Берхольского не предвещали добра. На этот разбитый шлях они не могли попасть случайно.

Софи попыталась вспомнить.

– Темно-зеленые кафтаны с красными лацканами, – медленно проговорила она, – и черные темляки на саблях.

– Преображенский полк. Императорская гвардия. О-ох… – Лицо старого князя помрачнело. Присутствие царского отряда могло означать только одно: глаз императрицы обратился на Берхольское. Семидесятилетний старик не интересует царицу. Он с грустью взглянул на внучку, которая терпеливо ждала объяснений.

Он уже собрался было заговорить, когда дверь библиотеки бесцеремонно распахнулась. Старая Анна, домоправительница, появилась на пороге, испуганно стиснув руки.

– Солдаты… У дверей… – выдавила она. – Желают видеть ваше сиятельство. – Подслеповатые, старые глаза часто моргали от страха перед незваными гостями. Она продолжала судорожно потирать свои морщинистые руки.

– Солдаты! – воскликнула Софи, чувствуя, как кровь приливает к щекам от поднимающейся тревоги. – Те же самые? – взглянула она на деда.

Тот молча кивнул.

– Другого такого отряда в наших краях быть не может, – сухо заметил он. – Впусти их, Анна.

– Я не буду их принимать, – заявила Софи, направляясь к дверям.

– Придется, – вздохнул князь. – Останься.

Непривычно повелительная интонация заставила ее замереть в дверях. Обернувшись через плечо, Софи поинтересовалась:

– Почему?

– Они прибыли не ко мне, – глухо пояснил дед.

Он не стал добавлять, что давно уже ждал этого визита, только не знал, когда именно он произойдет. Он не сообщал ей и о тайных агентах императрицы, которые неоднократно посещали Берхольское в течение последних десяти лет, иногда под видом путешественников, иногда – вольных людей, ищущих работы. Князю с его опытом не составляло большого труда догадаться об истинной цели таких посещений. Но он не стремился разоблачать их. К чему?

Кровь отлила от щек девушки; недоумение застыло в ее глазах, но времени отвечать на вопросы уже не было. Громкий, отчетливый голос, который она недавно уже слышала, раздался в коридоре; послышались звуки шагов и звяканье шпор. Она невольно отступила от двери в затемненный угол комнаты.

– Князь Голицын. – Появившись на пороге, граф Данилевский склонил голову в поклоне. – Гвардии полковник граф Адам Данилевский, к вашим услугам. – Офицер заговорил по-французски, на языке двора и аристократии.

Старый князь поднялся со своего кресла.

– Неужели? – откликнулся он на том же языке с нескрываемой насмешкой. – К моим услугам? Что-то я сомневаюсь. Впрочем, входите. Вы и ваши люди – мои гости. – Взглянув через плечо графа на стоящую в дверях Анну, которая по-прежнему в волнении заламывала руки, князь чуть раздраженно заметил по-русски: – Перестань волноваться, Анна. Ты выглядишь так, словно тебя собрались вести на эшафот. Займись своими делами. Узнай, в чем нуждаются наши гости.

Анна стремительно удалилась. Привычно недовольный тон ее барина как-то положительно подействовал на нее. Тем временем Софи постаралась подальше отойти в тень, но дед извлек ее на свет Божий.

– Насколько я понимаю, вы уже знакомы с моей внучкой, граф.

– Да, я… э-э… уже имел удовольствие, – подтвердил Адам. – К сожалению, не успел представиться. – Протягивая ее хлыст, он склонил голову в несколько насмешливом поклоне. – Заверяю вас, княжна, если нам когда-нибудь в будущем придется вместе заняться верховой ездой, я обязательно надену перчатки.

– Трудно представить, что это может случиться, – парировала Софи, забирая свою собственность. – Простите меня, граф, но мне надо пойти сделать распоряжения, чтобы разместить тринадцать гостей.

Начало хуже некуда, отметил про себя Адам, серьезно сомневаясь, удастся ли ему обратить положение в свою пользу Он почувствовал на себе взгляд князя. Глаза старика блестели с подозрительностью и злостью.

– У моей внучки взбалмошный характер, граф.

– Да, у меня тоже сложилось такое впечатление. – Адам взял в руку кремневый пистолет, небрежно брошенный на столик. – Она сделала превосходный выстрел, не говоря уж о ее мастерстве верховой езды,

– Она выросла в степях, а не на паркете, – мягко заметил князь. – А эти земли – не лучшее место для прогулок в одиночестве, если вы не умеете за себя постоять.

– Полагаю, эти земли – вообще не лучшее место для прогулок одинокой молодой барышни, – в тон ему откликнулся граф.

– Почему бы и нет? – пожал плечами старик Голицын и несколько скованно, как человек, страдающий ревматизмом, подошел к буфету. – Не желаете водки, граф?

– Благодарю.

Первая рюмка – знак гостеприимства со стороны хозяина – была выпита одним глотком. Последовало секундное молчание, затем все формальности были отложены; князь налил по второй и проговорил:

– Итак, ее императорское величество решили восстановить в правах семью моего сына и его род?

Адам почувствовал облегчение. Старик по меньшей мере не собирался делать вид, что ни о чем не догадывается.

– Князь Павел Дмитриев просит руки вашей внучки. Я прибыл сюда, чтобы передать вам его предложение.

– Только передать? – Сардоническая усмешка тронула наследственные скульптурно очерченные губы Голицына.

– И сопроводить, – добавил Адам, избавленный от необходимости говорить обиняками. Ясно было, что дипломатические ухищрения в разговоре с прямым стариком ни к чему.

– Я не был при дворе вот уже сорок лет, – заметил князь. – Эта фамилия, разумеется, мне известна. Но с князем Павлом я не знаком.

Адама обрадовало это сообщение. Он извлек из кармана пакет, скрепленный императорской печатью. От него не потребовалось высказывать собственное мнение о Павле Дмитриеве, равно как и описывать историю его семейной жизни. Екатерина собственноручно написала письмо князю Голицыну, в котором в самых теплых тонах характеризовала князя Дмитриева и обещала принять личное участие в судьбе Софьи Алексеевны…

Князь Голицын в молчании разглядывал пакет. Относительно основного содержания дружеского, хотя и официального монаршего послания у него не было никаких заблуждений. Софью Алексеевну требовали в Петербург. Она должна стать женой образцового представителя породы, боевого генерала с внушительным послужным списком подвигов на поле брани, который, безусловно, будет способствовать тому, что она займет подобающее ей место в дворцовой иерархии, причем на высших ее ступенях. Голицын не удержался от циничной мысли о том, какие услуги оказал императрице сей генерал, чтобы получить в награду такое наследство. Отличился он скорее всего не на царском ложе, поскольку вкусы и аппетиты ее императорского величества требовали постоянно обновляющейся свежести и неукротимой энергии юности.

Во всех этих размышлениях было не много толку. Императорская власть над своими подданными была настолько безграничной, насколько вообще может быть безграничной власть хозяина над своими рабами – личной движимой собственностью, которая служит залогом его процветания. Рабовладелец в отличие от царицы не обладает законной властью распоряжаться жизнью этой собственности, но имеет право сочетать их браком по своей прихоти, отправлять их в сражения; императрица Всея Руси может потребовать от любого из своих подданных – свободного человека или раба – всего, что пожелает ее милость, и повиновение их должно быть беспрекословным.