Тень твоего поцелуя - Фэйзер Джейн - Страница 49

Ей вдруг захотелось поскорее убраться подальше из этого дома. Она коснулась пальцами шеи, сознавая, что на лбу выступил пот, а по спине ползет ледяной холод. Пальцы дрожали. Неловкость переросла в панику. Она сопротивлялась, вынуждая себя сидеть неподвижно, ковырять цыпленка, прислушиваться к беседе… и постепенно ужас сдался, потускнел…

– Пиппа! Пиппа, тебе нехорошо?

В сознание ворвался настойчивый голос Робина. На руку опустилась теплая ладонь Лайонела.

– Голова закружилась, – промямлила она и поспешно, сама не зная почему, отняла руку. – Может, мне лучше вернуться во дворец?

Донья Бернардина, казалось, была совершенно шокирована столь бесславным концом ее элегантного ужина, так что Пиппа сочла нужным откровенно объяснить:

– Донья Бернардина, простите меня, но я жду ребенка, и первые недели – самые трудные.

У нее хватило силы воли не взглянуть на Лайонела, проверить его реакцию на столь шокирующую откровенность. И ее сдержанность была вознаграждена. После минутного потрясенного молчания раздался голос дуэньи:

– Дон Аштон… милорд… прошу вас допить свое вино в гостиной.

Она повелительно взмахнула рукой, уверенная в своей власти над мужчинами в подобных вещах. Это была чисто женская территория, и она часто следовала по ней за доньей Марией.

Мужчины покорно взяли свои кубки и удалились. Пиппе пришлось вытерпеть растирание рук, обмахивание, поток изъявлений сочувствия и поздравления. При этом Луиза стойко молчала, ибо после стольких неудачных беременностей матери, измотавших и преждевременно состаривших ее, она просто представить себе не могла, как кто-то способен радоваться положению сестры Робина.

Пиппа, вновь оправившись от дурноты и так же раздосадованная знаками внимания Бернардины, как и собственной слабостью, поспешно поднялась.

– Вы были так добры, но, думаю, мне лучше лечь в постель, мадам. Прошу вас, если можно, послать слугу за моим братом…

Бернардина немедленно принялась трясти звонок с такой энергией, словно в доме случился пожар, и, не получив немедленного ответа, поспешила к двери. Пиппа тем временем обратилась к девушке:

– Луиза, надеюсь, вы как-нибудь навестите меня во дворце. Если, разумеется, мистер Аштон сможет найти время, чтобы привести вас.

– О, это было бы чудесно! – спокойно ответила Луиза, встретив ее взгляд. – Я так мечтала быть представленной королеве!

– В таком случае вам следует попросить кого-то другого, – поморщилась Пиппа. – Я нынче персона нон грата при дворе.

– Но почему тогда мой опекун считает вас своим другом? – удивилась Луиза. Слова слетели с ее губ раньше, чем она успела прикусить язычок.

– Он друг моего брата, – наскоро сымпровизировала Пиппа, – Я просто сопровождаю Робина.

Говоря это, она не сводила глаз с Луизы и сумела заметить предательский румянец, правда, очень слабый, но ошибки быть не могло. Однако сдержанность и самообладание девушки были достойны всяческих похвал.

– О нет, мне не претит эта роль, – беспечно продолжала Пиппа, сознавая, но не тревожась о том, что вмешивается в дела Лайонела. С Робином Луизе ничто не грозило, но вокруг полно хищников, и самая зоркая дуэнья не сможет заменить нерадивого опекуна. Кроме того, Пиппа считала, что просто обязана воздать добром Лайонелу за его заботу о ее благополучии. Вполне достойный обмен.

Шум за дверью возвестил о возвращении мужчин.

– Моя барка отвезет вас обратно в Уайтхолл, – объявил Лайонел.

У Робина был перекинут через руку плащ Пиппы. Она немедленно почувствовала напряженность между мужчинами и с сожалением подумала о тех моментах неловкости, какие им пришлось вынести. Робин не делал секрета из неприязни и недоверия к Лайонелу Аштону. И то и другое было основано на происпанских симпатиях последнего, но Пиппа надеялась, что брат все же преодолеет свои предубеждения и увидит то, что сама она видит в Лайонеле. Похоже, пока что надежды не оправдывались.

Робин закутал Пиппу в плащ. Она натянула перчатки. Робин поклонился донье Бернардине и донне Луизе, которая в ответ чуть подняла подбородок и отбросила зеленые складки мантильи, показав темные локоны.

«Очень мило», – оценила про себя Пиппа и, вложив пальцы в протянутую руку дона Аштона, пошла через сад к причалу.

Лайонел ступил в барку. Пиппа оперлась о его руку и встала рядом. Он сжал ее ладонь и, тихо прошептав: «Я навещу вас завтра», – вернулся на причал.

– Лорд Робин, я с удовольствием продолжу нашу беседу. Скарабеи – совершенно поразительные создания, – спокойно обратился он к Робину. На губах играла улыбка, но взгляд серых глаз был жестким, холодным и расчетливым.

Робину казалось, что эти глаза проникают в самую душу, читают потаенные мысли. Понадобился весь его многолетний опыт, чтобы сохранять равнодушное выражение лица и невинный взгляд. Это было уже второе упоминание Аштона о скарабеях. Первое, когда они сидели в гостиной, могло быть случайным, а вот второе – наверняка нет.

Мысли Робина лихорадочно метались. Неужели шифры уже известны испанскому послу и его шпионам? Если он хоть как-то даст понять, что знает, о чем идет речь, не выдаст ли себя испанцам? А если шифры Ренару не известны, тогда кто же такой Лайонел Аштон?

– Осмелюсь предположить, что мы встретимся у моей сестры, мистер Аштон, – с официальным поклоном заметил он, – поскольку вы, вероятно, станете ревностно исполнять свои обязанности тюремщика.

– Я бы предпочитал не называть это именно так, – с той же улыбкой произнес Лайонел, но взгляд немного смягчился и потерял свою пронзительность. – Может, лучше «компаньон»?

– Робин, становится холодно, – окликнула Пиппа, смущенная едва слышной, но явно недружелюбной беседой мужчин.

– Иду.

Робин снова поклонился хозяину.

– Благодарю за приятно проведенный вечер.

– И я вас, – с ответным поклоном бросил Лайонел.

Робин спустился в барку. Лодочник взялся за весла, и Пиппа поплотнее закуталась в плащ.

– О чем вы говорили на причале?

– Ничего особенного, – отмахнулся Робин. – Обычные любезности.

Пиппа внимательно всмотрелась в него, насколько позволял прыгающий свет факела.

– На взгляд постороннего наблюдателя, твое поведение никак нельзя было назвать любезным.

Робин рассеянно погладил шелковистое перо на берете, лежавшем у него на коленях.

– Все гадаю, действительно ли твой приятель тот, кем кажется, – пробормотал он, наблюдая за ней так же пристально, как она за ним.

А кто из нас тот, кем кажется? – усмехнулась Пиппа не моргнув глазом. – В последнее время я сама задаюсь тем же вопросом обо всех своих знакомых. Быть честным чересчур опасно, Робин. Все мы должны притворяться… льстить… лгать… приспосабливаться к тому обществу, в котором оказываемся.

Робин не ответил и, продолжая гладить перо, уставился на черную воду.

После минутной паузы Пиппа небрежно бросила:

– Я пригласила донья Луизу навестить меня в Уайтхолле, если опекун согласится ее сопровождать.

– Неужели?

– По-моему, ты наслаждался ее обществом. Робин пожал плечами.

– Не считаешь, что она слишком молода для тебя?

– Пиппа, что за вздор?! – взорвался наконец Робин.

– Какою мерою мерите, такой и вам отмерится, братец, – ухмыльнулась она. – Ты допрашивал меня насчет Лайонела и при этом строил всяческие предположения. Я просто следую твоему примеру.

Пять минут назад Робин мучился вопросом, не стоит ли раскрыть сестре свою тайну, но сейчас с раздражением решил, что она не заслуживает его откровенности, как бы ее ни позабавила история его знакомства с Луизой. Он оставит рассказ до другого раза, когда не будет так занят собственными раздумьями.

Он снова и снова воскрешал в памяти беседу с Аштоном в гостиной. Пытаясь найти тему для разговора, он похвалил необычные шахматы из слоновой кости, где каждая фигурка представляла собой какое-нибудь насекомое. Особенно ему понравились королева – великолепно вырезанная пчела – и король – гигантский жук-рогач. Именно Аштон привлек его внимание к пешкам, показавшимся сначала обыкновенными шмелями. Но хозяин подчеркнуто многозначительно объяснил, что это скарабеи. Египетские скарабеи.