Гештальт, ведущий к просветлению - Энрайт Джон - Страница 29

29

Глава 6

ЗАМЕТКИ О ПРАКТИКЕ ГЕШТАЛЬТ-ТЕРАПИИ

Большая часть этой книги посвящена Гештальту как философии жизни, как отношению к жизненному опыту, а не как терапии, осуществляемой по отношению к другим. Однако, поскольку Гештальт используется и таким образом, в этой главе я соединяю некоторые заметки, писавшиеся для практикующих терапевтов, будь то гештальтисты или нет. Некоторые из этих заметок написаны специально для этой главы, некоторые появились ранее.

Первый раздел — заметка, написанная для симпозиума "Психотерапия синдромов стрессовых реакций" в июне 1974 года в Калифорнийском университете и в Медицинской Школе в Сан-Франциско, где участников попросили написать несколько тезисов для дальнейшего обсуждения.

Гештальт-терапия синдромов стрессовых реакций

Вместо того, чтобы рассуждать на тему психотерапии синдромов стрессовых реакций, я изложу несколько предположений относительно человека, лежащих в основе работы гештальт-терапевта.

Принято думать, так как это респектабельно и научно, что человек в значительной степени или целиком определяется силами, находящимися вне его контроля: генетическими, силами среды, социальными силами и т. п. С этой точки зрения имеет смысл изучить повторяющиеся паттерны поведения и симптомы, обнаруживать их связи, формулировать гипотезы, прогнозировать течение болезни, предписывать лечение и пр. Такого рода феномены могут быть изучаемы с большой степенью точности.

С другой точки зрения человек в конечном счете является ответственным, постоянно выбирающим, центром собственной вселенной, источником собственного опыта и творцом событий, которые с ним происходят.

Нет способа показать правоту или неправоту каждой из этих точек зрения — обе имеют свои аргументы. Выбор между ними осуществляется на эстетических или прагматических основаниях. Я предпочитаю вторую — мне кажется, что так жизнь интереснее и значительнее. Более того, мне кажется, что то же самое происходит с людьми, с которыми я работаю: когда они двигаются в этом направлении, их жизнь становится лучше.

Важно отметить при этом, что эти точки зрения трудно соединить. В частности, если человек старается работать со второй точки зрения, информация с первой точки зрения может быть деструктивной для него, и терапия, проводимая с первой точки зрения, может принести ему вред.

Если я присоединяюсь к утверждению, что у кого-то синдром, или что прогноз такой-то, я действую в направлении превращения этого прогноза в более реальный и определенный и уменьшаю возможность человека самому все это преобразовывать. Если человек определенно выбирает первую точку зрения, рассматривая себя, как пациента с болезнью, я конечно приму его выбор. Но пока он не сделал его, я не хочу делать ничего такого, что уменьшит или ослабит ответственность, которую он готов принять сам. Иными словами, я буду работать с ним все время, как с ответственным выбирающим организмом, пока он не сообщит мне, что он предпочитает быть реактивным, детерминированным.

Перефразируя вышесказанное, бытие пациента — это дело не состояний тела, а отношения к ним. Человек может иметь множество симптомов и оставаться выбирающим человеком, движущимся вопреки им, признающим свой выбор по поводу них и дающим им уйти, когда он находит лучшие способы действия. Другой человек, с подобным же набором симптомов, может рассматривать их как навязанные ему или случившиеся с ним и будет абсолютным пациентом.

Другая фундаментальная предпосылка гештальт-терапевта в том, что организм является очень искусным и адаптивным и всегда делает наилучший возможный для него выбор в мире, как он его видит. Любое неприятное или деструктивное поведение может рассматриваться с этой точки зрения так, что несмотря на кажущуюся деструктивность на деле это поведение каким-то образом конструктивно.

С позиции своего эго пациент может утверждать, что симптом или поведение неприятны и нежелательны, не являются частью его, но несмотря на это всегда имеет смысл рассмотреть его с точки зрения, что оно в каком то отношении конструктивно. Парадокс состоит в том, что когда человек обнаруживает и признает, насколько симптом в действительности конструктивен, при этом высвобождается энергия для изменения и принятие человеком того, где и как он находится. Одновременно становится возможным изменение и новый этап адаптации.

Гештальт-терапевт принимает совершенно всерьез часто произносимое, но редко принимаемое изречение, что лечить можно только человека, а не симптом. Однако невозможно изменить один фрагмент жизни, не затрагивая всего остального, иначе вся жизнь пациента входит в конфликт с ним.

Кроме того предполагается, что история возникновения симптома или поведенческого паттерна представляет гораздо меньше интереса, чем вопрос, что удерживает его. Функция, выполняемая симптомом в настоящий момент в жизни человека, точнее позитивная ее часть — выгода, — вот что прежде всего подлежит рассмотрению. Все организмы инстинктивно и эффективно уходят от неприятных стимулов и ситуаций, за исключением двух случаев: если нынешний дискомфорт сулит больше удовольствия в будущем, или если нынешний дискомфорт дает возможность избегнуть большей неприятности. Если человек сохраняет нежелательное поведение, мы знаем, что в этом есть какая-то выгода, какое-то видимое приобретение, ради которого организм и сохраняет это поведение.

Часто сам выбор не осознается, и задача терапии — вернуть выбор в сознание, чтобы человек мог выбрать, сохранять ли ему этот стереотип поведения и связанную с ним выгоду, или отказаться от того и другого. История возникновения симптома часто используется как способ тянуть время, отвлечение, или как перекладывание ответственности на другого, вместо того, чтобы принять ее самому.

Использование гештальта в необычной среде

Часто во время обучения гештальт-терапии возникают вопросы, применима ли она к людям и группам в случаях сильных отклонений от нормы — к тюремным заключенным, психотикам, умственно неполноценным и пациентам с органическими нарушениями. Часто вопрос сопровождается страшными историями: "Я пробовал технику пустого стула в тюрьме и можете себе представить, что из этого вышло". Я стараюсь как можно лучше ответить на такие вопросы, использую демонстрации, рассказываю анекдоты из собственного опыта подобной работы, но при этом я часто чувствую некоторую неудовлетворенность. Со временем я стал испытывать странное чувство, когда задается такой вопрос. Хотя люди обычно задают его искренне, вопрос кажется неоправданным.

Гештальт как прием или Гештальт как основа бытия?

Наконец я стал понимать, что сам вопрос задается с точки зрения определенного представления о Гештальте, то есть в предположении, что Гештальт определяется как набор приемов! Если терапевт использует пустой стул, избегает определения «это-оно», спрашивает: "Что вы испытываете?" достаточно часто, и работает со снами — это гештальт-терапевт, и занимаясь всем этим, он осуществляет гештальт-терапию. Я понимаю это с точностью до наоборот. Для меня — и я полагаю, что для большинства гештальтистов, Гештальт — это не набор техник, а основа бытия. Не то, что вы делаете, делает вас гештальтистом, а цели, с которыми вы делаете нечто. Еще точнее, даже не цели, а состояние сознания, в котором вы делаете то, что вы делаете. Много написано про технику Гештальта и я сам написал главу под таким названием утверждая, что определенные действия более подходят для Гештальта. Но не в этом суть Гештальта.

Задача Гештальта — в расширении сознания, в большей интеграции, большей целостности, большей внутриличностной коммуникации. Все, что делается с подобными целями, — это Гештальт. Все, что делается с другими целями, — нет. Если у вас есть подобные цели, вы можете пользоваться вопросами из языка «оно-это», интеллектуально говорить о прошлом и все же осуществлять гештальт-терапию. Если же вашей целью является приспособление, самоуправление или изменение чего-то — это не гештальт-терапия, даже если вы пользуетесь пустыми стульями, говорите о фигуре и фоне, и прекрасным образом используете язык ответственности.