Стихи Веры Полозковой разных лет - Полозкова Вера - Страница 37

26/02/07

@@@

Тебя не пустят – здесь все по спискам, а ты же международным сыском пришпилен в комнатки к паспортисткам, и все узнают в тебе врага; а я тем более суверенна, и блокпосты кругом, и сирены, беги подальше от цесаревны, уж коли жизнь тебе дорога.

А сможешь спрятаться, устраниться да как-то пересечешь границу – любой таксист или проводница тебя узнает; мне донесут. Не донесут – так увидят копы, твоих портретов сто тысяч копий повсюду вплоть до степей и топей – тебя поймают, и будет суд.

И ладно копы – в газетах снимки, и изучаются анонимки, кто сообщит о твоей поимке – тому достанется полказны. Подружкам бывшим – что ты соврешь им? Таких как ты мы в салатик крошим; ты дешев, чтобы сойти хорошим, твои слащавости показны.

А криминальные воротилы все проницательны как тортилы, оно конечно, тебе фартило, так дуракам и должно везти; а если ты им расскажешь хитрость, что вообще-то приехал выкрасть меня отсюда – так они вытрясть сумеют мозг из твоей кости.

Шпана? – да что б ты ни предлагал им, ни лгал им – ты бы не помогал им; они побьют тебя всем кагалом, едва почуют в тебе гнильцу. А в забегаловку к нелегалам – так ты не спрячешься за бокалом, они читают все по лицу.

Да, к эмигрантам – так сколько влезет, они ведь только деньгами грезят, что пакистанец, что конголезец – тебя немедленно спустят с лестниц и у подъезда сдадут властям. Что бабка, согнутая к кошелкам, что зеленщик, что торговка шелком – все просияют, что ты пришел к нам, здесь очень рады таким гостям.

И если даже – то здесь все строго; тут от порога одна дорога, вокруг на мили дремучий лес; забор высокий, высоковольтка, охраны столько, овчарок столько, что сам бы дьявол не перелез; и лазер в каждом из перекрестий напольной плитки; да хоть ты тресни; ну правда, милый, так интересней, почти военный ввела режим; я знаю, детка, что ты все помнишь, все одолеешь и все исполнишь, и доберешься, и ровно в полночь мы с хода черного убежим.

27 февраля 2007 года

@@@

Любимый анекдот в семье:

- Мам, я домой еду, купить что-нибудь?

- Купи, сволочь, квартиру и живи отдельно!

01/03/07

@@@

Это последний раз, когда ты попался

В текст, и сидишь смеешься тут между строк.

Сколько тебя высасывает из пальца –

И никого, кто был бы с тобою строг.

Смотрят, прищурясь, думают – something’s wrong here:

В нем же зашкалит радостью бытия;

Скольким еще дышать тобой, плавить бронхи,

И никому – любить тебя так, как я.

День мерить от тебя до тебя, смерзаться

В столб соляной, прощаясь; аукать тьму.

Скольким еще баюкать тебя, мерзавца.

А колыбельных петь таких – никому.

Челку ерошить, ворот ровнять, как сыну.

Знать, как ты льнешь и ластишься, разозлив.

Скольким еще искать от тебя вакцину –

И только мне ее продавать в розлив.

Видишь – после тебя остается пустошь

В каждой глазнице, и наступает тишь.

«Я-то все жду, когда ты меня отпустишь.

Я-то все жду, когда ты меня простишь».

***

А ведь это твоя последняя жизнь, хоть сама-то себе не ври.

Родилась пошвырять пожитки, друзей обнять перед рейсом.

Купить себе анестетиков в дьюти-фри.

Покивать смешливым индусам или корейцам.

А ведь это твое последнее тело, одноместный крепкий скелет.

Зал ожидания перед вылетом к горним кущам.

Погоди, детка, еще два-три десятка лет –

Сядешь да посмеешься со Всемогущим.

Если жалеть о чем-то, то лишь о том

Что так тяжело доходишь до вечных истин.

Моя новая челка фильтрует мир решетом,

Он становится мне чуть менее ненавистен.

Все, что еще неведомо – сядь, отведай.

Все, что с земли не видно – исследуй над.

Это твоя последняя юность в конкретно этой

Непростой системе координат.

Легче танцуй стихом, каблуками щелкай.

Спать не давать – так целому городку.

А еще ты такая славная с этой челкой.

Повезет же весной какому-то

Дураку.

2 марта 2007 года.

@@@

@@@

И когда вдруг ему казалось, что ей стало больше лет,

Что она вдруг неразговорчива за обедом,

Он умел сгрести ее всю в охапку и пожалеть,

Хоть она никогда не просила его об этом.

Он едет сейчас в такси, ему надо успеть к шести.

Чтобы поймать улыбку ее мадонью,

Он любил ее пальцы своими переплести

И укрыть их другой ладонью.

Он не мог себе объяснить, что его влечет

В этой безлюдной женщине; километром

Раньше она клала ему голову на плечо,

Он не удерживался, торопливо и горячо

Целовал ее в темя.

Волосы пахли ветром.

4 марта 2007 года.

@@@

И пока он вскакивает с кровати, еще нетрезвый,

Борется в кухне с кофейной джезвой,

В темной ванной одним из лезвий

Морщит кожу на подбородке и на щеке -

Всех ее дел - быть выспавшейся да резвой,

Доплывать до линии волнорезовой;

Путешествовать налегке.

И пока он грызет губу, выбирая между простым и клетчатым,

Готовит наспех что-то из курицы и фасоли,

Идет отгонять машину из гаража;

Всех забот ее на день - ну, не обуглить плечи там,

Не наглотаться соли,

Не наступить в морского ежа.

И когда под вечер в кафе он думает - тальятелле

Или - вот кстати - пицца;

Она остается, ужинает в отеле,

Решает в центр не торопиться.

Приобретает в жестах некую величавость,

Вилку переворачивает ничком.

Арабы все улыбаются ей, курчавясь,

Как Уго Чавес,

И страстно цокают язычком.

И пока город крепко держит его когтями

И кормит печалью, а иногда смешит -

Она хочет думать, что ее здесь оттянет,

Отъегиптянит,

РазШармашит.

Нет, правда, ее раскутали здесь, раздели

И чистят теперь, изгвазданную в зиме.

Не нужно ей знать, кто там у него в постели, на самом деле.

И на уме.

9 марта 2007 года.

@@@

Ох ты гой еси, мое прайваси!

14/03/07

@@@

Встречу - конечно, взвизгну да обниму.

Время подуспокоило нас обоих.

Хотя все, что необходимо сказать ему

До сих пор содержится

В двух

Обоймах.

***

Это такое простое чувство - сесть на кровати, бессрочно выключить телефон.

Март, и плюс двадцать шесть в тени, и я нет, не брежу.

Волны сегодня мнутся по побережью,

Словно кто-то рукой разглаживает шифон.

С пирса хохочут мальчики-моряки,

Сорвиголовы все, пиратская спецбригада;

Шарм - старый город, центр, - Дахаб, Хургада.

Красное море режется в городки.