Концерт для скрипки со смертью - Хэррод-Иглз Синтия - Страница 66

– Извини меня, пожалуйста, все это не очень весело для тебя.

– Весело... – задумчиво повторила она. – Мы с тобой и встретились только потому, что она была убита. Понимаешь? Иногда я так и не могу спокойно об этом думать. Я чувствую вину за то, что так счастлива с тобой благодаря ее смерти. Если задуматься, то у нее была паршивая жизнь, и при таком одиночестве подобная смерть выглядит совершенно отвратительно. Даже на ее похороны никто не пришел. Это...

– Похороны! Это было на похоронах! – Слайдер резко выпрямился в кресле, прервав Джоанну, и выражение его лица в эту секунду было настолько странным, что Джоанне даже показалось, что его сейчас хватит сердечный удар. Он схватил и крепко сжал ее руку, так, что ей стало больно, но он сейчас ничего не замечал вокруг себя – все обстоятельства дела в этот миг складывались в его мозгу в стройную цельную картину. – Я знал, что в какой-то момент кто-то сказал нечто важное, но никак не мог осознать, что это было, и все это время это было у меня в мозгу! Слушай, помнишь, ты как-то говорила, что Анн-Мари рассказывала тебе, что в детстве ей не разрешали держать домашних животных?

– Правильно – ее тетка слишком заботилась о чистоте в доме и не хотела никакого беспорядка, хотя сама Анн-Мари, я думаю, была убеждена, что тетка запрещала это исключительно ей назло, потому что свои собаки у нее были.

Глаза Слайдера сейчас были очень яркими, но смотрел он уже сквозь нее.

– Две вещи. – Он размышлял вслух. – Теперь я понял. Кто-то сказал – кажется, ты это говорила, – что Стуртон ближе к Бирмингему, чем Лондон. А этот ветеринар сказал, что он знал Анн-Мари всю ее жизнь и часто лечил ее пони и щенка.

– Да, действительно, он это говорил. Сейчас и я вспомнила. Почему он так сказал?

– Он сделал ошибку, – глухо ответил Слайдер.

– Но что...

Он еще крепче стиснул ее руку.

– Не говори сейчас ничего! – Он продолжал увязывать нити, жадно ловя смысл слов и ассоциаций, что с бешеной скоростью мелькали в его мозгу. Они усыпили ее как старую собаку... Кто-то, хорошо знавший Ронни Бреннера... бутоксид пиперонила... Настоящий шикарный голос, как у тех больших людей графства... Высокий мужчина с приятным голосом... Знал ее с самого детства... Шляпа, какую носит лорд Оукси...

Джоанна высвободила руку и с болезненным выражением стала ее растирать.

– Что это с тобой? – мягко спросила она.

– Мы ошибались, ошибались с самого начала. И Фредди Камерон ошибся. Он сказал, что только анестезиологи в больницах имеют доступ к пентатолу. Но тот же Фредди сказал мне, что Анн-Мари усыпили как старую собаку. Сказал в шутку или чтобы меня успокоить, а я забыл об этом.

Она внимательно слушала, пытаясь понять ход его мыслей.

– Ветеринары вынуждены быть также и анестезиологами, неужели ты еще не поняла? Они не могут просто диагностировать болезнь, как обычные терапевты, они должны еще и быть хирургами. И вот тебе пентатол и хирургический скальпель. А бутоксид пиперонила убивает блох, вшей и клещей так же, как и клопов и древесных жучков.

– Порошок от клопов! – воскликнула Джоанна. – Если ветеринар просыпал его на свою одежду, а потом сел в машину Анн-Мари...

– Он знал ее с самого детства – тут он сказал правду, по крайней мере. И он знал, насколько она была одинокой и отчужденной. Может быть, он даже вел с ней долгие разговоры, чтобы узнать, о чем она думает, о чем мечтает. И это именно он завербовал ее. – В голове его прозвучал голос Диксона: либо для мафии, либо для Форин Офиса, и он тряхнул головой, отгоняя неуместное воспоминание. – А потом она стала опасна, и они смели ее с дороги.

– Почему?

– Я думаю, это все из-за «Страдивариуса». У меня такое чувство, что когда она сыграла на этой скрипке на концерте во Флоренции, это не входило в ее инструкции. Видимо, она решила воспользоваться тем подходящим обстоятельством, что ты плохо себя чувствовала, и решила сыграть на ней просто ради собственного удовольствия. А после этого поняла, что не сможет расстаться с этим инструментом. Она оставила скрипку у себя вместо того, чтобы передать ее дальше согласно системе. И тогда, естественно, она попала в беду. Тогда она попыталась получить свои деньги, поехала к поверенному и убедилась, что ничего не получит, пока не выйдет замуж, но если выйдет, то получит целое состояние.

– Так вот почему она вдруг вцепилась в беднягу Саймона!

– Он был ее единственной надеждой. Ей приходилось действовать очень быстро, у нее не было времени на мягкий подход, а второй мужчина, которого она близко знала, был уже женат.

– Мартин Каттс...

– Вероятно, он был ей другом больше, чем все остальные, несмотря на все его штучки, – с долей неприязни в голосе подтвердил Слайдер. – Ведь когда она убедилась, что с Томпсоном все бесполезно, она опять обратилась к Каттсу, ища у него поддержки. И она в это время начала очень бояться – она сказала ему: «Я так боюсь!»

– Да, он и мне рассказывал об этом, – тихо сказала Джоанна.

– И она была права, что следует бояться. Ветеринар – Хилдъярд – знал Ронни Бреннера. Ронни болтался на скачках в Бэнбюри, а это недалеко от Стуртона. Если бы мы проверили, то наверняка обнаружили бы, что Хилдъярд бывал там регулярно. Может, мы даже нашли бы записи о том, что он – официальный ветеринарный врач этого ипподрома. У Ронни не было судимостей – они никогда не используют людей, – на которых есть досье в полиции, но он выглядел достаточно жуликоватым, чтобы выполнить работу за наличные и не задавать вопросов. Ронни сказал, что у того, кто его нанял, был «шикарный голос», и миссис Гостин также особо отметила голос своего посетителя.

– А кто такой Ронни Бреннер?

Он еще не рассказывал ей о встрече с Ронни Бреннером, но не стал сейчас отвечать на вопрос – ему было не до того.

– Хилдъярд должен был встретиться с Анн-Мари, я думаю, перед Рождеством, в Лондоне. Вот тогда-то он и украл ее ежедневник, поэтому и знал о ее передвижениях, и знал, что у нее в январе будет нерабочий период, когда ее никто не хватится. Ронни нашел для него пустую квартиру и наблюдал за ней, чтобы убедиться в отсутствии регулярных посетителей дома. Потом Хилдъярд организовал встречу с Анн-Мари в пабе – в вечер убийства. Я не знаю, как это было, но думаю, что у них был специальный сигнал. Что-то, связанное с ее машиной – записка под дворником или что-то в этом роде. Она вроде бы смирилась со своей судьбой, но в последний момент все же пришла в ужас. Полагаю, что она догадывалась, что на нее надвигается, но когда это вплотную нависло над ней, она осознала, что не хочет умирать.

– Да... – прошептала Джоанна. Она была очень бледна.

– Она побежала от машины назад, попытаться уговорить кого-нибудь из друзей поехать с ней, она подумала, что если придет в паб в компании, ему придется все отменить. Это должно было выглядеть так, как будто она тут ничего не могла поделать, чтобы избавиться от приехавшей с ней компании. Но, естественно, когда до этого дошло, то оказалось, что у нее нет никаких друзей. И ей пришлось уехать одной.

Джоанна заметила, что Слайдер даже забыл о том, что и она входила в число тех людей, которых он имел в виду, говоря о «друзьях». Она ощутила легкую тошноту и крепко сжала губы. По лицу Слайдера было видно, что он измучен и опустошен, но он продолжал говорить.

– Он встретил ее на автостоянке, хорошо замаскировавшись и надев коричневую шляпу-трильби, которую носят завсегдатаи скачек – шляпа, в которой лорда Оукси показывают по телевизору. Они не заметили Пола Рингхэма, который сидел в своей машине с потушенными фарами в ожидании своей жены. Они уехали на ее машине, и вела машину сама Анн-Мари. Может быть, она все еще наделась, что ошиблась на этот раз. Она ведь знала его всю свою жизнь – может быть, она убеждала себя, что он действительно хочет просто поговорить.

Он залпом допил джин и откинулся на спинку кресла, растирая утомленные глаза.

– Это все вписывается в общую картину. Но я никогда не смог бы этого доказать. Нет никаких доказательств, никаких улик. Да и в любом случае дело официально прекращено.