Дело вдовы Леруж - Габорио Эмиль - Страница 82

Он был неподалеку от Одеона, когда мысль, мгновенная, как вспышка молнии, пронзила его погруженный в сумерки ум.

Он сообразил, что его, вне всякого сомнения, уже ищут, что описание его наружности разослано повсюду, и теперь его белый галстук и ухоженные бакенбарды изобличают его, подобно клейму.

Завидев парикмахерскую, он устремился туда, но, уже взявшись за ручку двери, внезапно испугался.

А вдруг парикмахеру покажется странным, что он хочет сбрить бакенбарды? Что, если он станет его расспрашивать?

Ноэль прошел дальше.

Ему попалась еще одна парикмахерская, но те же сомнения вновь удержали его.

Настал вечер, и с сумерками к Ноэлю возвращались мужество и самообладание.

После кораблекрушения в самом порту надежда вновь вынырнула на поверхность. Быть может, он еще спасется?

Мало ли есть способов! Можно уехать за границу, сменить фамилию, вновь добиться положения в обществе, выдать себя за другого. Деньги у него есть, а это главное.

В Париже, да еще с восемьюдесятью тысячами франков в кармане, нужно быть последним дураком, чтобы дать себя сцапать.

А когда эти восемьдесят тысяч подойдут к концу, он наверняка по первому же требованию получит впятеро больше. Ноэль уже раздумывал, какое обличье принять и к какой из границ пробираться, как вдруг его сердце, подобно раскаленному железу, пронзило воспоминание о Жюльетте.

Бежать без нее? Зная, что они никогда больше не увидятся?

Неужели он ударится в бега, преследуемый всеми полициями цивилизованного мира, затравленный, точно дикий зверь, а она останется и будет мирно жить в Париже? Нет! Ради кого он совершил преступление? Ради нее! Кто воспользовался бы его плодами? Она! Так справедливо ли будет, если она не понесет свою часть наказания?

«Она меня не любит, — с горечью думал адвокат. — Она никогда меня не любила и будет только рада, что наконец-то от меня избавилась. Она обо мне ни разу не пожалеет, я ей не нужен; пустой сейф — вещь бесполезная. А Жюльетта благоразумна, она составила себе на черный день кое-какое состояние. Ни в чем не нуждаясь, она заведет другого любовника, забудет обо мне и заживет, не зная горя, а я… Бежать без нее?»

Голос рассудка твердил ему: «Глупец! Тащить за собой женщину, да еще такую красавицу, — значит привлекать к себе все взгляды, обречь бегство на неудачу, по собственной воле угодить в руки погони».

«Какая разница! — отвечала страсть. — Мы спасемся или погибнем вместе. Пускай она меня не любит, зато я ее люблю. Она мне нужна! И она поедет со мной, а если нет…»

Но как повидаться с Жюльеттой, как поговорить с ней, как ее убедить?

Идти к ней — чудовищный риск. Быть может, у нее уже засела полиция.

«Нет, — рассуждал Ноэль, — никто же не знает, что она моя любовница. Об этом станет известно дня через два-три, не раньше. К тому же писать еще опаснее».

Он подошел к фиакру, стоявшему недалеко от Обсерватории, и негромко назвал кучеру номер дома на Провансальской улице, значившего для него так много.

Откинувшись на подушках фиакра, укачиваемый мерной тряской, Ноэль не ломал себе голову над тем, что ждет его в будущем, и даже не раздумывал, что именно скажет Жюльетте. Нет, он бессознательно перебирал в уме события, которые привели его к катастрофе: так умирающий окидывает взглядом всю драму или комедию своей жизни.

Все началось ровно месяц назад.

Разоренный, очутившись в безвыходном положении, без средств, он готов был на все, чтобы добыть денег, чтобы удержать мадам Жюльетту, как вдруг случай подсунул ему переписку графа де Коммарена — не только те письма, которые читал папаша Табаре и которые были показаны Альберу, но и те, которые были написаны графом, когда он думал, что подмена свершилась, и удостоверяли факт этой подмены со всей очевидностью.

Прочтя их, он возликовал.

Он поверил, что он законный сын графа. Вскоре мать развеяла его надежды, открыв ему правду. Ее правоту подтвердили два десятка писем мамаши Леруж, то же удостоверила сама Клодина, о том же свидетельствовал знак у него на теле.

Но утопающий хватается за соломинку, и Ноэль решился, несмотря ни на что, пустить письма в ход.

Он попытался, используя свое влияние на мать, заставить ее подтвердить графу, что подмена имела место, намереваясь добиться от него внушительной компенсации. Г-жа Жерди с негодованием отказалась.

Тогда адвокат признался ей во всех своих безрассудствах, открыл матери глаза на их финансовое положение, не утаил, что он запутался в долгах, словом, обо всем рассказал и стал умолять г-жу Жерди, чтобы она попросила г-на де Коммарена о помощи.

В этом она тоже отказала. О ее решимость разбивались все его мольбы и угрозы. Две недели длилась тягостная борьба между сыном и матерью, и сын вышел из нее побежденным.

Тогда и пришла ему мысль убить Клодину.

Эта дрянь была с г-жой Жерди не откровеннее, чем с другими, но Ноэль ей верил и думал, что она вдова. Если она не сможет свидетельствовать против него, какие препятствия останутся на его пути?

Г-жа Жерди, а возможно, и граф.

Их он не слишком опасался.

Что касается г-жи Жерди, ей он всегда может возразить: «Вы отдали мое имя вашему сыну, а теперь готовы на все, чтобы он остался виконтом де Коммареном». Но как без лишнего риска избавиться от Клодины?

После долгих размышлений адвокат придумал дьявольскую хитрость.

Он сжег письма графа, удостоверявшие подмену, а оставил только те, которые позволяли ее заподозрить.

Эти-то письма он показал Альберу, рассудив, что, если правосудию и удастся выяснить что-либо о причинах убийства Клодины, оно, естественно, заподозрит того, кто получал от этого убийства бесспорную выгоду.

Нет, нельзя сказать, что он собирался свалить преступление на Альбера. С его стороны это была простая мера предосторожности. Он надеялся подстроить все таким образом, чтобы полиция понапрасну растратила силы в поисках предполагаемого убийцы.

Занять место виконта де Коммарена он тоже не собирался.

План его был прост: он убьет мамашу Леруж и станет выжидать; дело будет тянуться, он вступит в переговоры и заключит полюбовную сделку, выговорив себе состояние.

Ноэль надеялся, что, если мать и узнает об убийстве, ее молчание будет ему обеспечено.

Приняв эти меры предосторожности, он решил нанести удар во вторник, в канун поста.

Для пущей уверенности в тот вечер он повез Жюльетту в Оперу и таким образом запасся на всякий случай неопровержимым алиби.

Потеря пальто встревожила его лишь в первую минуту. Поразмыслив, он успокоился, убежденный, что никто ничего не узнает.

Ему удалось совершить все, как он задумал, и теперь оставалось только ждать.

Когда сообщение об убийстве попалось на глаза г-же Жерди, несчастная женщина догадалась, что это дело рук ее сына, и в первом порыве горя объявила, что пойдет и донесет на него.

Ноэль испугался. Мать была в страшном возбуждении, а ведь одно ее слово могло погубить его. Он решился дерзко опередить события и сыграть ва-банк.

Пустить полицию по следам Альбера значило обеспечить себе безнаказанность, а в случае вполне вероятного успеха стать наследником имени и состояния графа де Коммарена.

Стечение обстоятельств и страх подстегивали Ноэля, удваивали его хитрость и отвагу.

Папаша Табаре пришел как нельзя более кстати. Ноэль знал о его отношениях с полицией и понял, что лучшего наперсника ему не сыскать.

Пока была жива г-жа Жерди, Ноэль трепетал. Горячка не способствует сохранению тайн и развязывает язык. Как только больная испустила дух, Ноэль решил, что теперь он спасен. Не видя более препятствий, он торжествовал.

И вот когда он почти добился цели, все раскрылось. Как? Кто виноват? С какой стати воскресла тайна, которую он считал погребенной вместе с г-жой Жерди?

Но не все ли равно человеку, упавшему в пропасть, о какой камень он споткнулся, по какому склону скатился?

Фиакр остановился на Провансальской улице.

Ноэль приоткрыл дверцу, выглянул, проверяя, все ли спокойно вокруг, нет ли кого в парадном.