Анжелика и московский звездочет - Габриэли Ксения - Страница 28

– Нет, – отвечала она сдержанно. И добавила: – Но я и не продаю свое тело!..

– Слыхали?! – спросил господин Браганци. – А ведь Марино Младший, мой сын, конечно же, не намеревался платить ей! Он намеревался взять ее даром!..

– Даром я отдаюсь лишь тем, кто мне нравится! – сказала девушка, не глядя на Браганци.

– Но я ведь не нравлюсь тебе? – спросил я, смеясь.

– Не настолько, чтобы отдаться тебе, – парировала она.

– Слышите?! – Браганци поднял кверху указательный палец правой руки. – Она еще и остроумна!..

– Откуда же она взялась? – полюбопытствовал я.

– Это длинная история, – он неопределенно махнул рукой. – Я, пожалуй, не стану ее рассказывать тебе. А если она сама тебе расскажет, можешь считать, что она лжет!..

Более я не расспрашивал. Марино Браганци приказал подать в кабинет нечто наподобие слишком позднего ужина или слишком раннего завтрака. Девушка сидела за столом вместе с нами. Она ела деликатно и изящно. Какова же была тайна ее происхождения?.. Она уже успела привести свою внешность в относительный порядок, и видно было, что костюм дамы ей привычен…

После еды она попросила у нас позволения удалиться в свою комнату, чтобы уложить вещи. Господин Браганци ответил согласием. Вскоре она возвратилась.

Следом за ней служанка несла саквояж. С Марино Браганци красавица и не думала прощаться!..

В карете я немного струхнул, оставшись наедине с ней. Мне было неловко хранить молчание.

– Скажите, Лейла, – обратился я к ней с некоторой робостью, – ваш родной язык – французский?

– Английский, – коротко отвечала она.

Я почувствовал, что у нее нет охоты откровенничать со мной. Кстати, я и до сих пор ничего о ней не знаю. На другой день я прислал Марино Браганци определенную сумму денег. Но, разумеется, девушка не стоила таких денег; она стоила дороже, намного дороже!..

Иван-Джакомо ожидал услышать от сеньора Пьетро еще что-нибудь любопытное, но дверь распахнулась и вошла грациозными шагами темнокожая красавица. Да, это была она! Иван-Джакомо узнал ее платье и тюрбан!.. Молодому человеку показалось, что и красавица узнала его. И это была правда. Я узнала его! Он нравился мне. Боже! Если бы не его коварство, не его вероломство!..

Но я предпочитаю говорить о себе в третьем лице.

Девушка остановилась посреди комнаты. Сеньор Пьетро свободно и в несколько шутливом тоне обратился к ней:

– Тебе известно, Лейла, что я – бедный работорговец. И вот пришла пора продать тебя. Я хочу продать тебя не абы кому, а вот этому славному молодому человеку. Но если ты не согласна, мы с тобой подождем и, быть может, появится более достойный покупатель; то есть, конечно же, он появится, непременно появится!.. А если ты все-таки согласна, я продам тебя этому юноше…

– Я согласна, – ответила она.

Иван-Джакомо заплатил за эту девушку много денег. И вновь карета везла ее в новое обиталище. Падре Артуро был поражен ее красотой.

– Послушай, друг, – сказал он Ивану-Джакомо, – жаль портить жизнь такой милой девице!..

Иван тотчас согласился с ним, но Джакомо разозлился:

– Ты ни во что меня не ставишь! Ты презираешь мою мать, ты ждешь ее смерти! Так вот, этого не будет!..

– Не злись, – примирительно сказал падре Артуро. – Поступай как тебе хочется!.. Но сначала хотя бы расспроси ее, кто она и откуда! Лекарь сказал, что твоя мать умрет не раньше вечера завтрашнего дня. Ты вполне можешь потратить хотя бы час на расспросы!

Конечно же, Ивану-Джакомо хотелось расспросить красавицу. В доме девушке отвели хорошие комнаты. Она умылась, отдохнула, затем поела наедине со своим новым хозяином. Взоры их то и дело встречались. Иван-Джакомо чувствовал, как его восхищение этой девушкой перерастает в истинную любовь!..

Что же мешало счастливому осуществлению этой любви? Они оба были молоды, здоровы, красивы… Но ведь Иван-Джакомо уже не являлся обыкновенным человеком, он был носителем многих разумов. И все же он смотрел на девушку и сам не знал, как ему поступить. Он любил свою мать, которую, в сущности, мало знал; он хотел, искренне хотел спасти ее! Но вдруг Джакомо начинал думать, что мать его уже прожила достаточно. И ведь она, как он слыхал от деда и бабки, отличалась набожностью, несмотря на свой дурной образ жизни!.. Зачем же родной сын будет лишать ее христианской кончины?.. И Джакомо уже видел, как он достойно хоронит свою несчастную мать, а затем, затем… Он невольно потягивался, широко раскидывая руки… О! Какое блаженство ждет его в объятиях темнокожей красавицы!..

Но тут вмешивался в размышления Джакомо-Иван:

– Подумай, – принимался убеждать он, – подумай, какой это будет замечательный опыт: переселить сознание белокожей женщины в это стройное темнокожее тело! И что ты теряешь? Ты все равно ведь сделаешься любовником этой красавицы!..

– Любовником матери? – возмущался Джакомо.

– Не смеши меня! Разве это прекрасное тело принадлежит твоей матери? Нет!..

Два разума спорили мучительно. Наконец Джакомо воскликнул:

– Да согласен я, согласен!.. Я даже ни о чем не стану расспрашивать ее!.. Если я поговорю с ней, я, пожалуй, передумаю!..

Сидя за столом наедине с молодым человеком, красавица и не подозревала, какая участь ожидает ее!.. А далее все пошло как обычно. В пищу было подмешано сонное зелье, и Лейла пробудилась обладательницей уже не одного, а двух сознаний.

Тело матери Ивана-Джакомо еще не успело остыть, а в доме уже поднялась суматоха, но отнюдь не связанная с предстоящими похоронами!..

Лейла рыдала, билась, рвала шелковые обои, била посуду, кричала, выкрикивая непристойные ругательства. Она страдала, не понимая, что с ней. Тоффоло поспешил запереть дверь в отведенные ей комнаты. Иван-Джакомо хотел пойти к ней, но предусмотрительный падре Артуро удержал его:

– Пусть она выплеснет свою ярость. Когда она ослабнет, нам будет гораздо легче объяснить ей все!..

Иван-Джакомо молчал. Крики Лейлы разрывали сердце Джакомо. Иван притаился. Но что они могли сотворить друг с другом, два разума, два склада чувств, заключенные в одно тело?!.

Похороны состоялись на следующий день. Когда падре Артуро и Иван-Джакомо воротились, Тоффоло встретил их в просторной прихожей.

– Она едва не сломала дверь! – сообщил он.

– А как она теперь? – спросил падре. – Что-то я не слышу криков…

– Мне кажется, она лишилась чувств или заснула, – отвечал Тоффоло.

– Боже! – воскликнул Иван-Джакомо. – А вдруг она умерла? Я не вынесу этого!..

– Если не вынесешь, мы переселим твое сознание в другое тело, – мягко сказал падре Артуро. – Мы ведь твои друзья и не бросим тебя…

Иван-Джакомо плакал.

– Я пойду к ней, – решил падре Артуро.

И он решительно вошел к Лейле в своем облачении священника.

Девушка, обессиленная своими криками и плачем, сидела у стены, поджав под себя ноги. Белки ее черных глаз покраснели. Лицо ее казалось опухшим. При виде священника, входящего к ней, она с трудом приподнялась и затем приблизилась к нему и поцеловала ему руку.

– Я грешна, я очень грешна, – произнесла она хриплым голосом.

– Я отпускаю тебе все твои грехи, – голос священника звучал мягко. – Бедное дитя! Я должен рассказать тебе, кто мы и что же с тобой случилось…

– Я сошла с ума! – воскликнула девушка.

– О нет! Ты по-прежнему здорова и умна, только вместо одного разума теперь в твоем теле пребывают два разума, два склада чувств!..

И он рассказал ей все!..

Глаза ее смотрели с ужасом, затем она разрыдалась, затем тихо спросила:

– И он… Иван-Джакомо… Он нимало не колебался, когда подверг меня такому… такому ужасу?!.

– Он страдал… – падре Артуро поник головой. – А тебе, дочь моя, остается лишь одно: присоединиться к нам!..

– Да, – она, казалось, была чрезвычайно угнетена, сломлена, обессилена… – Да… Пошли его ко мне. Я обещаю тебе, что не буду пытаться убить его…

Окинув ее пристальным взглядом, падре Артуро вышел и велел Ивану-Джакомо идти к Лейле, что тот и исполнил.