Красавица и пират - Галан Жюли - Страница 23

– Так, пользуясь поддержкой народа и устрашая своих врагов, Козимо Медичи правил, как я говорил, более двадцати лет. Но в 1445 году у него возникли затруднения, связанные, как ни странно, со смертью его соперника по влиянию на государственные дела, синьора Нери Каццони. Все время, пока эти два человека были на самом верху власти в республике, они уравновешивали друг друга.

– Но, господин маркиз, – вмешалась Жаккетта, – вы же сказали, что правил Козимо? Тогда при чем тут другой господин?

– Дитя мое, вы выросли в стране монархического устройства, где государь один имеет прерогативу верховного правления.

– Что он имеет, простите? – не поняла Жаккетта.

– То есть он первое лицо в государстве, принимает решения, казнит и милует, – проявил снисхождение к особому устройству женских мозгов благодетель. – А во Флоренции одно лицо не может иметь всю полноту власти – как считают флорентийцы, это ограничивает свободу и ведет к тирании.

– Но как же тогда правил Козимо? – не унималась Жаккетта. – . Раз одному нельзя быть главным?

– Дитя мое, вы слишком юны и не знаете, что любая прописная истина на бумаге и на практике может выглядеть совершенно по-разному.

Благодаря богатству и влиянию, Медичи имел столько сторонников, что лица, заседающие в Синьории и управляющие делами в коллегиях, принимали те решения, которые были нужны ему. Именно это я имел в виду, говоря о правлении Козимо в течение двадцати лет. То есть все происходило в соответствии с порядком: правила Синьория, но члены Синьории так или иначе были подвержены влиянию Медичи.

Но после смерти Каццони влиятельные друзья Козимо решили ограничить власть дома Медичи, опасаясь его могущества. Они стали требовать возвращения к старому порядку выборов: к жеребьевке кандидатов, ибо балия всегда поддерживала правящую партию Козимо.

У Козимо было два пути. Взять силой бразды правления, подавив новых противников, или предоставить событиям развиваться своим чередом. Он выбрал второй путь, и очень скоро люди, затеявшие эти перемены, поняли, что проиграли они, а могущество Козимо осталось неизменным. А получилось так потому, что все стало происходить по закону, а не по прихоти отдельных лиц.

Испуганные тем, что натворили, знатные горожане явились к Медичи и молили вырвать их из власти простолюдинов и вернуть Флоренцию в прежнее состояние. Козимо ответил им, что согласен вернуться к власти лишь законным путем. Но теперь граждане Флоренции отказывались вновь прийти под власть меньшинства, и собрать балию никак не удавалось. Все это продолжалось до тех пор, пока гонфалоньером справедливости не стал некий Лука Питти, человек весьма склонный к решительным действиям и не чурающийся жестоких мер.

После очередного отказа народа созвать балию, он во время празднования дня святого Лоренцо ввел во дворец воинов и силой оружия вырвал то, что не удавалось сделать силой закона. Было. создано новое правительство, учреждена балия, и на главные посты назначены люди, представляющие интересы самой знатной части флорентийских граждан. Опять начались репрессии.

Это правительство скорее можно назвать правительством Луки Питги, ибо Козимо к тому времени уже состарился и прежних сил влиять на дела государства у него не было. И в 1464 году он скончался. В горьком сожалении о его кончине объединились и друзья, и враги, ибо все понимали, что только его влияние и уважение к нему всех без исключения сдерживало алчность некоторых граждан, стоящих у власти.

После кончины Козимо ему наследовал сын Пьеро. Был он человеком добросердечным, мягким и болезненным. При жизни Козимо возлагал большие надежды на другого сына, Джованни, но тот умер. А болезнь Пьеро не позволяла ему должным образом продолжать дело своего великого отца.

После смерти Козимо Пьеро решил довериться в ведении дел человеку разумному и опытному, на которого указал, умирая, его отец. Но мессир Диотисальвн Пьерони, помимо всех этих похвальных качеств, был еще и человеком честолюбивым, поэтому он постарался давать такие советы, которые ослабили бы влияние Пьеро и, соответственно, привели бы к усилению его собственного влияния. Мессир Лука Питти был на его стороне, потому что если влияние Козимо он еще признавал, то необходимость считаться с Пьеро его раздражала.

К ним присоединились другие знатные граждане, по тем или иным причинам желавшие упадка дома Медичи. Постепенно организовался круг заговорщиков, и враждебность двух партий стала проявляться открыто.

Сторонники Медичи имели обыкновение собираться по ночам в Крочетте, его противники – в церкви Пиета. По рукам граждан ходил список, в котором они подписывались под замыслом погубить Пьеро. Заговорщики решили дождаться перевыборов Синьории и расправиться с Медичи.

Пьеро решил тоже собрать подписи своих сторонников и поручил это дело своим людям. И, надо думать, с большим изумлением увидел в этом списке множество подписей тех самых лиц, что до того расписались в списке его врагов.

Видите, как опасно полагаться на любовь и доверие народа? Люди по природе своей переменчивы или бесчестны и любят есть сразу из всех кормушек. По моему мнению, гораздо надежней верой и правдой служить одному государю и зависеть только от его милости или немилости.

Но это я отвлекся, а дело во Флоренции складывалось следующим образом. Наконец, противники Пьеро решили умертвить его, пользуясь тем, что он лежит больной в одном из своих поместий. Причем умертвить руками маркиза Феррарского, для чего вызвать его отряды к стенам Флоренции. А когда Пьеро умрет, вывести своих вооруженных сторонников на площадь и установить власть по собственному желанию.

Господин Диотисальви, стоявший во главе этого заговора, часто ездил к Пьеро и, чтобы держать Медичи в неведении, уверял, что в городе нет раздоров. Но верные люди доносили Пьеро все, что творилось в стане заговорщиков.

Пьеро решил первым взяться за оружие. Пользуясь своим знанием о сговоре врагов с маркизом, он сделал вид, что получил сведения о том, что маркиз Феррарский с большим войском идет на Флоренцию. Созвав вооруженных сторонников, Пьеро явился из предместья в город. Враги его растерялись, среди них начались разногласия, а Синьория заперлась во дворце, не отдавая предпочтения ни одной партии, ожидая, пока они сами разберутся.

Видя, что перевес в оружии находится на стороне Пьеро, его противники решили явиться к нему с жалобой на смуту в городе, вызванную появлением на улицах и площадях вооруженных сторонников Медичи. На их жалобы Пьеро ответил, что виноват в беспорядках не тот, кто взялся за оружие, а тот, кто до этого довел. А его цель – г – лишь обеспечить собственную безопасность, и покой, потому что семейство Медичи сумеет жить во Флоренции в почете независимо от того, каким способом проводятся выборы.

Все это привело к тому, что при выборах в Синьорию и другие органы власти победили сторонники Медичи. Главари враждебной партии пустились в бегство, кто в Неаполь, кто в Венецию, и были объявлены мятежниками. Большое количество сторонников враждебной Пьеро партии были изгнаны, а несколько человек казнены.

Изгнанники, обосновавшиеся в Венеции, подтолкнули венецианский Сенат на объявление войны Флоренции, и войска под предводительством кондотьера республики вторглись на территорию Флорентийского государства. Но Венеции эта война особых успехов не принесла. Флорентийцы обратились за помощью к своим союзникам – герцогу Миланскому Галеаццо и королю Ферранте. Граф Урбинский стал во главе войска.

Войска, не вступая в крупные сражения, ограничивались мелкими стычками, и скоро было заключено мирное соглашение, означавшее конец надеждам изгнанников.

После этого власть во Флоренция укрепилась в руках победившей партии, но Пьеро Медичи стал ее главой лишь номинально, ибо из-за слабости своего здоровья был устранен от дел. Италия тогда находилась в состоянии относительного мира и ее государи старались больше заключать брачные союзы между домами, чем воевать.

Но Флоренцию в это время стали раздирать внутренние распри. Речи больного Пьеро, в которых он пытался усовестить своих сторонников, не имели ровно никакого влияния, ибо граждане, которым они предназначались, выслушивали их, заверяли Пьеро, что его слова направили их на путь истинный и продолжали делать то, что делали.