Неукротимая герцогиня - Галан Жюли - Страница 28

28

Медленно возвращаясь в реальный мир, она услышала последний куплет элегии Ричарда Львиное Сердце, который проникновенно пела Жанна:

Напрасно помощи ищу, темницей скрытый,Друзьями я богат, но их рука закрыта,И без ответа жалобу своюПою… Как сон, проходят дни. Уходят в вечность годы…Но разве некогда, во дни былой свободы,Повсюду, где к войне лишь кликнуть клич могу,В Анжу, Нормандии, на готском берегу,Могли ли вы найти смиренного вассала,Кому б моя рука в защите отказала?А я покинут!.. В мрачной тесноте тюрьмыЯ видел, как прошли две грустные зимы,Моля о помощи друзей, темницей скрытый…Друзьями я богат, но их рука закрыта,И без ответа жалобу своюПою…

– Вот-вот! – тихонько пробурчала Жаккетта, совсем забыв, где находится. – Друзей полна коробка, а поди монетку выпроси! Сидит, бедолага, и поет с горя. Холодный и голодный – только петь и остается…

Сидевшие впереди господа услышали ее резюме и чуть не покатились со смеху, смазав торжественный финал.

– … И поэтому я решила, что двор герцога Франсуа мне подходит!

Жанна с Рене в наступающих сумерках гуляли по саду, рассказывая друг другу последние новости.

– Я сейчас хочу такое важное дело успеть! Представляешь, как будет красиво, если мои камеристки, лакей и кучер будут одеты в парадные платья моих цветов? – взахлеб рассказывала Жанна.

– Это будет великолепно! – охотно согласилась Рене. – Мало кто в ваших местах может себе такое позволить. А какого фасона?

– Вот я уже несколько дней и думаю. Ну, лакею с кучером обыкновенный. Ми – парти не хочу. Говорят, при королевском дворе никто уже не носит, но это не важно. Главное – для камеристок подобрать. Я кое-что придумала: само платье темно-лазоревое, а камиза[20] под него тончайшего белого полотна. Лиф впереди шнурованный золоченым шнуром…

– А рукава какие?

Девушки даже остановились, обсуждая захватывающую тему.

– Наверное, разрезные вдоль. И удобно им будет, и красиво. Один большой разрез от плеча через локоть до кисти и по бокам от него в верхней части несколько маленьких, чтобы, рубашка выглядывала. И тоже шнуром отделанные. Вот вырез горловины какой сделать?

– О! Сделай квадратный! Мы в Бордо ездили, для приданого тканей взять. Я там говорила с женой суконщика, а они недавно из Флоренции вернулись, так вот она говорит, что там все поголовно носят квадратное декольте! Треугольных и в помине нет, только на спине и остались…

Сначала дугообразная бровь Жанны плавно приподнялась при упоминании Рене о своем приданом (неужели и она рассчитывает выйти замуж в ближайшие пять лет?), но секунду спустя Жанна осознала всю важность сообщения.

– Что ты говоришь!!! Правда, квадратное? Я так и знала!.. А наши уцепились за свои треугольные, не отцепишь! Вот так всегда: все самое важное узнаю в последний момент! Приеду теперь в Ренн дура дурой! Все платья с треугольными декольте!

Жанна в полном расстройстве опустилась на скамью.

– Да не расстраивайся ты так! Где Флоренция, а где Бретань? Там еще дольше, чем у нас, будут по старинке одеваться! Никто, наверное, о квадратных и не слышал, – утешала ее Рене. – Кое – что тебе Аньес прямо там перешьет, что – то закажешь – и все будет в порядке!

Мимо них серой мышкой прошмыгнула Жаккетта, торопясь в склеп к голодному Абдулле.

– А ты куда?! – грозно остановила ее обозленная на весь мир Жанна.

Жаккетта замерла, нехотя развернулась и, изобразив подобие реверанса, сказала:

– Я иду в кладбищенскую часовню, госпожа Жанна! – предельно честно и правдиво глядя широко открытыми глазами в лицо своей хозяйки.

– А наша церковь тебя почему не устраивает? – нахмурилась та, чувствуя в словах служанки некий подвох.

– Так ведь там нету святой Агнессы?! – искренне удивилась Жаккетта.

– Как это нет? – вмешалась Рене.

– Да нету, и все! – возмущенная непонятливостью дам, Жаккетта насупилась и принялась объяснять. – Тут, в часовне, она с барашком стоит на каменюке, а там нету. Я все обсмотрела – ни ее, ни барашка!

– В церкви все святые незримо присутствуют, даже если их статуй там нет! – попыталась объяснить Рене.

Но Жаккетта стояла на своем:

– Но тут-то она стоит. И барашек при ней! А там ее не видно, может, она ушла куда по делам или обедает?

– Иди куда шла! – рявкнула Жанна, схватившись за виски.

А когда обрадованная Жаккетта припустила по дорожке, Жанна, глядя ей вслед, простонала:

– Приеду к герцогскому двору в платье с немодным вырезом да еще с этой неотесанной дурой в камеристках! Боже, за что мне это наказание?

– Не говори так! – Рене сладко вспомнила, какой дивный «флорентийский каскад» был на ее голове в тот день. – Зато руки золотые, а в паре с Аньес на нее никто и внимания не обратит. А почему она с узелком молиться пошла? Что она, барашка святой Агнессы кормит?

– Тогда уж нечистую силу кузнеца! – махнула рукой Жанна, поднимаясь со скамьи.

Она и не подозревала, как близка к истине была ее шутка. Стоя у ограды кладбища, Жаккетта с тревогой ждала, что будет делать дальше госпожа Жанна. Убедившись, что девушки, метя шлейфами дорожку, удалились, она пошла в часовню и там хорошенько помолилась святой Агнессе, благодаря ее за отведение чуть не случившейся беды. Потом спустилась в склеп. – Привет! – поздоровалась Жаккетта с нубийцем, завернутым, как в кокон, во все тот же многострадальный покров с гроба: от тесаных камней склепа тянуло холодный сыростью.

Стараниями хозяйственной Жаккетты мрачно-торжественный склеп превратился в довольно уютную холостяцкую берлогу на два спальных места, самое удобное из которых по праву хозяина занимал покойный граф.

– Здравствуй! Я тебя давно слышать. Ты был не один? – встревоженно спросил Абдулла.

Постепенно он смирился с навязанной ему ролью беглеца и начал питать слабенькую надежду на то, что эта странная девица с помощью девы Мариам, мамы пророка Исы, действительно сможет его спасти.

– Да, еле отвязалась. Госпожа Жанна с госпожой Рене по саду шастали. И охота им подолы о траву марать? Привязались, куда идешь да зачем, еле отстали.

В склепе послышался отдаленный звук рога к вечерней трапезе.

– Не бойся, они ужинать пошли. На вот лепешек поешь!

Изголодавшийся и давно сбросивший нагулянный на булках жирок Абдулла выпростал из алых складок смуглую руку, пристроил на коленях миску и стопку лепешек и с жадностью накинулся на еду.

– Ты потерпи чуток. Скоро отсюда уедем. Из Бретани-то тебя легче будет на корабль определить. Там о твоем бегстве не знают.

Жаккетта присела на ступеньки и, подперев щеку, смотрела на жующего нубийца.

– Никакой капитан меня не взять – золото нужен! – вздохнул Абдулла, выскребая последним кусочком лепешки остатки «гасконского масла». – А золото нет. Ах, сколько золото я иметь дома… Много!

– Расскажи немного про себя, про свою страну, – попросила Жаккетта.

Абдулла мечтательно закрыл глаза и, покачивая головой из стороны в сторону, начал говорить:

– О!.. Мой страна так далеко… Так далеко… Вы говорить, я – нубиец… Это правда и неправда… Для вы – я нубиец, для я – я… Давно, когда я быть маленький, по наш страна течь Господин Река. Мы сажать овощи и пасти скот, иметь золото, железо… О-о!.. Как хорошо!.. Потом… Потом быть война… Мама-папа убивать… Я, брат, сестра – много штука, – продавать… Я попадать в мой Господин. Получать имя Абдулла… Верить в Аллах… Быть верный раб для Господин…

– А что за Господин?

Жаккетта уже привыкла к речи нубийца и легко ее понимала.

вернуться

20

Камиза – нижняя рубашка.