Прекрасный новый мир - Злотников Роман Валерьевич - Страница 6

Выйдя на галерею, капрал окинул ее орлиным взором, который тут же зацепился за щуплую фигурку пажа, сгорбившуюся в оконной нише. Капрал несколько мгновений смотрел на него, а затем тихонько вздохнул. Да уж, не повезло парню… мало того что все свое детство провел, почитай, вдали от родного дома, так еще и жизнь теперь окончательно искалечена. Ну кому он нужен такой убогий? Ни отцу, ни домену, ни даже бабе. Впрочем, шансов на домен у него и без того было не слишком много. Насколько капрал помнил, младший сын барона Расдора был всего лишь четвертым в списке наследников. Ибо у нынешнего владельца имелось еще трое вполне крепких и здоровых сыновей, служащих ему надежной опорой и в брани, и в хозяйстве, и в пиру. А без домена какой бабе из благородных он теперь интересен? Да и, по правде говоря, не всякой служанке тоже… Впрочем, это совершенно не его дело. Капрал еще раз бросил взгляд вдоль коридора и, развернувшись на каблуках, двинулся в сторону винтовой лестницы. Теперь ему предстояла трудная задача – спуститься.

Однако не успел капрал дойти до ступенек, как из-за поворота лестницы послышалось шумное сопение, а спустя пару мгновений в проеме нарисовалось еще более дородное, чем у капрала, тело мастре Эшлиронта, замкового лекаря. Капрал едва заметно сморщился, но тут же натянул на морду крайне почтительное выражение и, насколько возможно вытянувшись во фрунт, молодцевато отдал честь. Мастре Эшлиронт был в замке фигурой весьма влиятельной, хотя и не принадлежал к дворянскому сословию. Эта влиятельность была результатом того, что среди сонма придворных, околачивающихся в замке, существенную часть составляли люди в возрасте, мучимые множеством пусть и не смертельных, но зато хронических хворей. А мастре Эшлиронт проходил обучение в университете Гардида, очаге гуманизма и просвещенности, преподаватели которого уделяли большое внимание облегчению страданий больного (а по наблюдениям капрала, вообще только этому). Так что он весьма умело составлял мази, притирания и компрессы, снимающие суставные и ревматические боли, а также позволяющие легче переносить мигрени и подагру. Благодаря чему имел горячую признательность, в том числе и со стороны матушки покойного герцога. Но врачевать увечья или ранения мастре Эшлиронт не умел совершенно. Вот и тот паж, что маячил сейчас в окне стрелковой галереи, остался инвалидом лишь потому, что его сломанную ногу не заключили вовремя в лубки, и переломанные кости срослись как ни попадя, перекрутив мышцы и оставив ногу полупарализованной. Да их полковой костоправ справился бы лучше…

Мастре Эшлиронт с трудом протиснулся в узкий проем и, шумно выдохнув, утер обильный пот рукавом своего роскошного камзола. Судя по засаленности рукавов, это движение было для мастре привычным.

– А-а, капрал, – шумно отдуваясь, небрежно приветствовал он Дура. – Как дела, никто из стражников не поранился?

– Владетель миловал, – отозвался капрал. – Здравствовать желаю, мастре Эшлиронт.

– Спасибо, капрал, – важно кивнул лекарь, – ваши бы слова да Владетелю в уши. – И после короткой паузы поинтересовался: – Слышали новость?

Капрал слышал много новостей, например, что баронесса Ганзельм опять беременна и, судя по всему, опять не от мужа, или что на конюшне ожеребились сразу три кобылы, или что главный повар велел выпороть поварят, которые расшалились и опрокинули в хлебное тесто полную солонку драгоценной соли мелкого помола, но угадать, какую из них имел в виду мастре, он не рискнул. Поэтому капрал счел за лучшее просто отрицательно мотнуть головой.

– Нет, мастре.

Лекарь важно надул щеки.

– Ходят слухи, что Владетель избрал-таки нового герцога.

– Вот как. – Капрал заинтересованно подался вперед, краем глаза заметив, что стражник-часовой сделал то же самое.

Покойный герцог не оставил прямого наследника, поэтому решение о том, кому достанется столь лакомый кусок, как герцогство, оказалось всецело в руках Владетеля. То есть, если бы даже герцог и оставил наследника, решение, наследует ли он своему родителю, также оставалось бы в руках Владетеля, но в этом случае Владетель чаще всего поступал согласно традиции. Однако в этот раз никаких прямых наследников не было. Так что Владетель оказался совершенно не ограничен в своем решении. Даже традицией. Если, конечно, слово «ограничен» вообще было применимо по отношению к Владетелю.

– И кого же избрал Владетель?

Мастре Эшлиронт подбоченился.

– А вы, капрал, как думаете?

Капрал наморщил лоб. В принципе эта тема давно уже стала самой главной для обсуждения как в дворянских гостиных, так и в дворовых помещениях, и в солдатских казармах. Все понимали, что от того, кто станет новым герцогом Эзнельмским, будет напрямую зависеть жизнь замка и герцогства. Основных претендентов было трое – виконт Балуаз, юный гуляка и бонвиван, маркиз Ажуален, напротив, господин весьма сдержанный и рачительный, и маркиз Газнемий, когда-то также слывший жуиром и гулякой, но в последние три года изрядно ударившийся в религию и отписавший Владетелю едва ли не половину своего состояния. Было еще около полудюжины претендентов помельче, но их никто особенно во внимание не принимал.

– Да откуда мне знать-то, мастре? – сыграл дурачка капрал. – Да и не нашего это ума дело. Куда уж нам до вас, человека важного и ученого, – слегка подольстился он к лекарю.

Тот довольно кивнул.

– Ну да, ну да… герцогиня-мать тоже так считает. Потому и решила обсудить со мной последние известия. – Мастре Эшлиронт сделал короткую паузу, во время которой умудрился еще сильнее надуть щеки и задрать подбородок. – Так вот, должен вам заявить, что все измышления этих тупиц и недоумков оказались посрамлены.

Под тупицами и недоумками, похоже, мастре имел в виду вообще всех, кто хоть как-то обсуждал возможные варианты, особенно если они не слишком обращали внимание на попытки лекаря поучаствовать в подобных разговорах на равных.

– Новым герцогом станет… барон Ужаб.

– Спаси Владетель! – охнул капрал и невольно зажмурился.

Да-а-а, такого он не ожидал. Да что там он, такого не ожидал вообще никто. Барон Ужаб не значился в раскладах даже среди второй полудюжины. Третий сын двоюродной сестры герцога, прижитый ею, по слухам, от одного из бродячих циркачей, с первого же дня своей не слишком удачливой жизни отличался исключительными способностями вызвать в людях отвращение к себе. Тощий, долговязый, с редкими сальными и секущимися волосами, которые он отчего-то предпочитал не стричь, а, наоборот, отращивать до максимально возможной длины, с кривой усмешечкой, приклеившейся в углу рта, и с дергающимся левым веком. И это бы еще куда ни шло. В конце концов, не всем же быть красавцами и блистать породой. Есть много достойных людей, родившихся горбунами или, скажем, с ногой, которая на пядь короче другой. Мало ли сколько на твою долю отмерено милости Владетеля. Будь рад и этому и живи достойно. Но нет, барон посчитал, что обижен куда более других. И потому имеет право мстить всем и каждому за такую несправедливость в отношении своей особы. Причем мстил он грязно, мелко и в основном тем, кто не мог ответить. Зато не стесняясь присутствия тех, кто ответить был способен. И потому дом, который был выделен ему матерью, просто измучившейся жизнью рядом с таким чудовищем, довольно быстро перестал быть интересен даже тем, кто готов был вынести многое, лишь бы занять место поблизости от дворянина и смотреть ему в рот, по мелкому шакаля и ожидая всевозможных подачек. Так что, когда Ужабу исполнилось пятнадцать, его жизнь полностью сформировалась. Он жил в доме, стоящем на глухом отшибе, почти в одиночестве, всего лишь с двумя слугами, из которых один был немым горбуном, занимавшимся всем хозяйством – от закупки продуктов до обязанностей повара и кучера, а второй был умалишенным увальнем, основная задача которого заключалась в развлечении своего хозяина. По слухам, эти развлечения были немудреными, но довольно жестокими – от порки до прижигания конечностей раскаленными головнями. Но дурачок сносил все безропотно. С тех пор вот уже почти пятнадцать лет более никого поблизости от барона не наблюдалось…