Бомба для братвы [= Мастер взрывного дела] - Ильин Андрей - Страница 62

— Не, ну кто ты такой?!

— Я? Тот же, кто и ты. Только не такой дурной, как ты, — спокойно ответил задержанный. И презрительно усмехнулся: — Но если тебе этого мало, я могу более подробно рассмотреть твою фигуру и твою не самую лучшую роль в современной истории страны.

И вспомнить, например, о потерянных в процессе перекачки по одному из трубопроводов четырехстах тысячах тонн сырой нефти, выделенной одному скромному акционерному обществу по протекции одного из высокопоставленных чиновников правительства. О последующем самороспуске того акционерного общества. И о потере государством в результате данной операции очень приличных сумм и о приобретении этих сумм неизвестным государству частным лицом.

Впрочем, это лишь безобидная разминка в сравнении с последующими злоупотреблениями известного нам лица.

Например, в сравнении с одним не вполне законным постановлением, которое, не особо разбираясь, подмахнул Президент, после чего одна иностранная посредническая фирма отхватила лакомый кусок государственной собственности, а у одного из приближенных к нему чиновников объявился участок земли в неколлективном саду на берегу немосковского моря, купленный за нероссийские деньги.

Или с идущими по дипломатическим и по прочим недоступным пограничному и таможенному контролю каналам посылками с содержимым, которое впоследствии всплывает на коммерческом и черном рынках.

Или с нескромными вкладами получающего скромный генеральский оклад известного нам лица в швейцарские и прочие иностранные банки, сопоставимыми с годовыми бюджетами целых регионов.

Можно также напомнить о неоднократных личных встречах одного из высокопоставленных чиновников охраны с авторитетами преступного мира и задать справедливый вопрос — зачем человеку, представляющему силовое министерство и защищающему интересы Президента, иметь контакты с преступниками. Причем иметь в бане, под водку и девочек. Не иначе как для дентального обсуждения мер, направленных на повышение безопасности первых лиц государства?

Начальник охраны наливался злобой. И удивлением. Одновременно. Как тот бультерьер, у которого отобрала любимую кость проходившая мимо бездомная кошка и еще, уходя, потрепала зубами за отвисшую от удивления брылу.

— Могу также напомнить о микрофонах, установленных в резиденции Президента и по случайности систематически не замечаемых службой охраны того Президента, призванной исключить возможность утечки из высоких кабинетов информации. Или…

— Откуда ты все это знаешь?!. То есть я хотел сказать, откуда ты все это выдумал?

— Земля слухом полнится. А у меня с детства память хорошая. В отличие от всех прочих, которым надо бы о подобных фактах знать, да они все время обо всем забывают. Могу еще несколько эпизодов напомнить…

— Разговор не о том! — резко оборвал начальник охраны собеседника. — Совсем не о том! Разговор о другом. Разговор о тебе…

— А обо мне разговора не будет, — сказал, как обрезал, задержанный. — Ты и так узнал слишком много того, что лучше было бы тебе не знать.

— А вот тут ты ошибаешься! — широко, но недружелюбно улыбнулся начальник охраны. — Я узнал очень немного. По крайней мере много меньше, чем желал бы. И намерен узнать все остальное. От тебя узнать! И узнаю! Чего бы тебе это ни стоило.

— Ты тратишь время, — тихо сказал задержанный. — И рискуешь должностью. Если не большим. Ты лезешь в сферы, знакомство с которыми еще никому не приносило пользы. Одумайся. Отцепись. И живи себе дальше. Как тебе подсказывает твоя бессовестность. Живи…

— Ну нет! После того, что ты тут наговорил, уж точно не отцеплюсь! Теперь ты мне на бескровное урегулирование вопроса шансов не оставил. Теперь я должен знать о вас не меньше, чем знаете, вернее, делаете вид, что знаете обо мне, вы. Чтобы выравнять наши шансы.

— Ты ничего не узнаешь. Ты только поднимешь никому не нужный скандал. Ни тебе не нужный. Ни мне не нужный. Ты поднимешь скандал и тем лишишься возможности решить это дело хоть и худым, но миром, который лучше доброй ссоры. Я предлагаю разойтись. Тихо разойтись. Сделав вид, что ничего не произошло. Что я просто прохожий, а ты обыкновенный полковник милиции, который благодаря своему опыту быстро разобрался в ситуации и отпустил невиновных. За что ему честь и хвала.

— Миром, говоришь? Миром не выйдет. Потому что я не могу допустить того, что кто-то подозревает обо мне больше, чем я о нем. И что я не знаю, из каких источников он это… выдумал. И кто ему помог это… выдумать. И пока не узнаю — не успокоюсь.

— Значит, все-таки война?

— Не война, а капитуляция перед превосходящими силами противника. С последующей дачей признательных показаний. Неизбежных, как завтрашний восход солнца. А уж по каким мотивам — добровольного раскаяния или получения внутривенно сыворотки правды — не суть важно. Кроме единственно того, что в первом случае возможно наше совместное сотрудничество. Вплоть, до назначения моим консультантом с предоставлением званий, квартир, окладов, премий и всего того прочего, на чем мы сойдемся. Во втором — прогрессирующего слабоумия и пожизненного лечения в психоневрологических диспансерах. Итог один! Но цена разная.

— Цена действительно разная. И итог действительно один…

— Можно считать, что мы договорились?

— Считать можно. Договориться — нет.

— Дурак. Через полчаса я буду иметь всю интересующую меня информацию. Но уже не буду иметь тебя. И ты не будешь иметь себя.

— Все равно — нет.

Начальник президентской охраны приоткрыл дверь и крикнул своей враз замеревшей по стойке «смирно» челяди:

— Шумова ко мне. Быстро!

Шумов раздвинул толпу и протиснулся в кабинет. В руке у него был светлый, с красным крестом посредине чемоданчик, который не имел никакого отношения к медицине. Но самое прямое к работе спецслужб.

Шумов положил чемоданчик на стол и откинул крышку.

— Этот? — спросил он, показывая глазами на задержанного.

— Этот, — кивнул начальник охраны.

— Полную дозу?

— Лучше двойную. Чтобы с гарантией.

— Много — не значит хорошо, — тихо заметил Шумов. Он считал себя профессионалом высокого класса, который еще при советской власти благодаря своему искусству превращал глухонемых молчунов в неудержимых болтунов. И поэтому мог позволить себе возражать «хозяину».

— Ладно. Делай что хочешь, но узнай у него все. Всё! Вплоть до детских шалостей.

Шумов вытащил из «дипломата» одноразовый шприц. И какую-то ампулу. Вставил в шприц иголку, специальной пилкой надрезал и обломил носик ампулы. И мельком взглянул на задержанного.

Тот был совершенно безучастен к его манипуляциям. Словно они его никак не касались. Это было плохо, потому что обычно клиенты при виде шприцов и ампул начинали нервничать. Предварительная психологическая обработка «молчуна» входила в комплекс действия сыворотки правды. Клиент должен был нервничать!

Шумов набрал в шприц содержимое ампулы, выдавил из него воздух и замер в ожидании дальнейших распоряжений.

— Ну что? У тебя остался последний шанс сказать «да». Через секунду будет поздно, — сказал начальник президентской охраны.

— У тебя все равно ничего не выйдет, — очень спокойно и очень уверенно ответил задержанный. — Ты все равно проиграл эту игру.

Он сказал это так спокойно и так уверенно, что начальник охраны вопросительно взглянул на Шумова. А тот инстинктивно на шприц.

Нет, это «лекарство» его еще никогда не подводило. Отчего же «молчун» так уверен, что оно не сработает? Или он знает какое-то противоядие?..

— Ну, что скажешь? — вопросительно вскинул брови начальник охраны.

— Нет, — молча покачал головой Шумов. — Это невозможно. Он заговорит. Против сыворотки правды не существует противоядия.

Шумов ошибался. Против сыворотки правды было противоядие. Одно-единственное, о котором знали многие, но использовать которое решались лишь единицы. Задержанный знал это средство.

— Давай! — махнул начальник охраны и отвернулся. Он не любил смотреть, как в вену вонзается игла и как туда из шприца выдавливается запрещенное во всех государствах мира «лекарство». Он не хотел быть свидетелем преступления.