Жертва всесожжения [Всесожжение] - Гамильтон Лорел Кей - Страница 22

Вдруг мне явилась ужасная мысль. Настолько ужасная, что глаза мои не соглашались с ней. Но вот они – две руки, две ноги, плечи. Это человеческая кожа. Разглядев ее контур, я уже не могла не видеть. И знала, что сегодня ночью, когда я закрою глаза, это зрелище меня не отпустит. Этот растянутый предмет был недавно жив.

– А где кисти, стопы? – спросила я, и голос мой прозвучал странно, почти безразлично. Губы и пальцы онемели от ужаса.

– Это лишь задняя часть тела, а не кожа целиком, mа petite. Трудно снять кожу с кистей и стоп, когда жертва еще сопротивляется, – сказал Жан-Клод. И голос его был абсолютно мертв, пуст.

– Сопротивляется? То есть кожу сняли заживо?

– Ты же полицейский эксперт, mа petite.

– Не было бы столько крови, если бы жертва не была жива, – догадалась я.

– Да, mа petite.

Он был прав, и я это знала. Но вид прибитой к двери человечьей кожи меня ошеломил. Даже я такое видела впервые.

– Господи Боже мой! А серебряные гвозди – это значит, что жертва была вампиром или ликантропом?

– Вероятнее всего, – ответил Жан-Клод.

– Значит, она еще жива?

Он обратил на меня взгляд пустой и красноречивый одновременно – Жан-Клод это умеет.

– Она была жива, когда сняли кожу. С вампира или ликантропа недостаточно просто снять кожу, чтобы убить.

Я задрожала с головы до пят. Это был не просто страх – ужас. Ужас перед тем, как небрежно, это было сделано бездушно.

– Ашер упоминал какого-то Падму. Это и есть Зверский Мастер?

– Мастер Зверей, – поправил меня Жан-Клод. – Его нельзя убивать за эту неучтивость, mа petite.

– Ошибаешься, – ответила я. Ужас охватывал меня ледяной коркой, но его одолевал гнев. Бешенство. А под этим бешенством был страх. Страх перед тем, кто может содрать с кого-то кожу только для того, чтобы напомнить о себе. Это что-то говорит об исполнителе. О том, насколько у него мало правил. А мне это совершенно определенно говорит, что я должна его убить, как только увижу.

– Сегодня мы не можем за это наказать, mа petite. Речь идет о том, выживем все мы или нет. Помни это и смири свой гнев.

Я не могла отвести глаз от предмета на двери.

– Гнев – это предыдущая стадия.

– Тогда смири свое бешенство. Мы должны спасти своих – тех, кто еще жив.

– Если кто-нибудь еще жив.

– Они все были живы, когда я поднялась вас подождать, – сказала Лив.

– Чья это кожа? – спросила я.

Она захохотала обычным своим лающим смехом. Уже вылечилась, все раны зажили.

– Если угадаешь, я тебе скажу. Но только если угадаешь.

Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не наставить на нее пистолет.

– Нет, Лив, с тобой я в игры играть не буду. Настоящая игра ждет нас только там, внизу.

– Отлично сказано, mа petite. Пойдемте вниз.

– Нет! – возразила Лив. – Нет, ты будешь гадать. Ты будешь гадать, кто это. Я хочу видеть твое лицо, хочу видеть муку в твоих глазах, когда ты начнешь перебирать своих друзей, Анита. И ужас у тебя на лице, когда ты будешь думать, что сделали с каждым из них.

– Что я тебе сделала, Лив? – спросила я.

– Встала у меня на дороге.

Покачав головой, я навела на нее ствол.

– Три страйка. Ты в ауте. Лив.

– О чем это ты? – нахмурилась она.

– Первый страйк – ты предала нас. Попыталась подчинить меня глазами – второй. Ладно, тут отчасти моя вина, так что я бы могла его не засчитывать. Но ты дала обет защищать весь народ Жан-Клода. Ты клялась использовать свое восхитительное тело, свою силу, чтобы защищать тех, кто слабее. Чья бы ни была эта кожа – ее владельца ты клялась защищать. Ты его предала. Отдала на адские муки. Третий страйк, Лив.

– Тебе меня не убить, Анита. Странник меня исцелит, что бы ты ни сделала.

Я выстрелила ей в правое колено. Она рухнула на пол, ухватившись руками за ногу, извиваясь и вопя.

Я ощутила, что очень неприятно улыбаюсь.

– Надеюсь, тебе больно, Лив. Надеюсь, тебе адски больно.

Температура в комнате не понизилась, а упала камнем. Стало настолько холодно, что я ожидала увидеть пар от дыхания. Лив перестала кричать и глядела на меня фиалковыми глазами. Если бы она могла убивать взглядом, я бы упала на месте.

– Ничего ты мне не сделаешь, Анита. Мой Мастер этого не допустит. – Лив встала, прихрамывая едва заметно, и подошла к двери с ее страшным украшением. Натянув край кожи, она показала дыры, появившиеся явно не в процессе свежевания. – Я пила из него, пока его пытали. Я пила его кровь под его крики. – Лив отняла пальцы, измазанные красным, облизала их, всасывая в рот и выпуская. – М-м, вкусно!

Мне надо было только угадать, кто это, и она скажет. Только и надо было согласиться на ее игру. Я выстрелила ей в другое колено.

Она с визгом свалилась на пол.

– Ты что, не поняла? Ничего ты мне не сделаешь!

– Ну нет, Лив, ошибаешься. Я сделаю тебе больно.

И я снова прострелила ей правое колено. Она лежала на спине, вопя и хватаясь за оба колена и отдергивая руки, потому что ей было больно от собственного прикосновения.

От силы Странника я ощутила озноб. Да, он действительно надумал ее исцелить. И если бы я не собиралась ее убить, мне лучше было бы находиться подальше, когда она встанет на ноги. Я достаточно хорошо знала Лив и понимала, что когда она поднимется, то будет вне себя от злости. Что ж, это понятно. А если я простою здесь достаточно долго, пока она примет вертикальное положение, это будет самооборона. Конечно, самооборона с заранее обдуманным намерением.

– Пойдем, mа petite, оставь ее. Странник не так легко отдает свою милость второй раз – или уже третий? Он сейчас станет лечить ее в своем темпе – будет чередовать милость и наказание. Как большинство даров от совета.

Жан-Клод открыл дверь на лестницу, ведущую вниз, и его рука окрасилась кровью. Он держал ее перед собой, будто не знал, куда девать. Наконец он прошел в дверь, вытерев руку об стену и оставив красную полосу.

– Чем дольше мы задержимся, тем больше пыток они придумают.

С этими утешительными словами Жан-Клод направился вниз. Я бросила последний взгляд на Лив. Она лежала на полу, визжа и вопя, что еще увидит меня мертвой. Надо было стрелять ей в голову, чтобы мозги расплескались по полу. Будь я действительно беспощадна, я бы так и сделала. Но вот – поди ж ты.

Я оставила ее в живых и ушла под выкрики смертельных угроз. Эдуард был бы очень мной недоволен.

14

Ступени, ведущие вниз, были выше обыкновенных, будто изначально строились не в расчете на человека. Я захлопнула дверь ногой, не желая касаться крови. Крик Лив прервался на середине. Еле-еле его еще можно было расслышать, как жужжание мухи, но дверь была практически звуконепроницаемой – это чтобы заглушать крики снизу. Сейчас, конечно, там стояла мертвая тишина – такая, что ушам было больно.

Жан-Клод скользил по ступеням с бескостной грацией, как огромный кот. Мне пришлось подхватить полу пальто левой рукой, чтобы на него не наступить. На трехдюймовых каблуках я скорее ковыляла, а не скользила по ступеням.

Жан-Клод подождал на повороте лестницы перед площадкой.

– Я мог бы тебя понести, mа petite.

– Спасибо, не надо.

Если снять туфли, то платье тоже придется держать, а мне нужна одна свободная рука для пистолета. Если выбирать, идти медленно и с пистолетом в руке или идти быстро, но чтобы руки были заняты шмотками... лучше медленно.

Лестница была пуста и настолько широка, что по ней могла бы проехать малолитражка. Дверь внизу была из цельного дуба, окованная железом, как дверь в подземную тюрьму. На сегодня – неплохая аналогия.

Жан-Клод потянул дверь на себя, и она открылась. Обычно она бывала запертой. Жан-Клод обернулся ко мне:

– Совет может потребовать, чтобы я формально приветствовал каждого вампира в этих стенах.

– То есть они хотят такого, что ты сделал с Лив?

Он улыбнулся едва заметно: