Анатомия Комплексов (СИ) - Витич Райдо - Страница 42

— Не-ет, — прохрипел Иллан. Рэй оглянулся, с любопытством посмотрел на брата и, оставив свою жертву в покое, подошел.

— Не смей! Зверь! — выдохнул ему в лицо Иллан. Тот, словно не слышал, пошарил взглядом по вороту его сорочки, нашел его чуть перекошенным, поправил заботливо и резко сорвал с шеи брачную цепь.

— Я расторг этот союз. Ты свободен, — Лоан откинул ненужный кусок золота, достал слайд, вставил его в носитель брата и сунул в руку агнолика, чтоб тот удерживал его перед глазами сегюр:

— Развлекись, — хлопнул по плечу и направился к Эльхолии. Та уже пришла в себя, села, шаря безумными глазами вокруг и бормоча что-то невнятное. Рэй присел перед ней на корточки, улыбнулся «нежно» и спросил:

— Поговорим? Меня о-очень интересует твой брат. Где он?

— Не-не-не знаю, — прошептала, заикаясь женщина, стремясь отползти: близость Лоан повергала ее в ужас.

— Пробуем вспомнить? Сама или помочь? — еще «лучистее» улыбнулся мужчина. Девушка содрогнулась и с криком попыталась сбежать. Неудача. Рэй придержал ее за волосы, схватил за горло и поднял:

— Ну, так что решила? — спросил вкрадчиво.

— Не-не-незнаю, не-не.. — хрипела девушка, отбиваясь. Ладони шлепали по рукам мужчины, не причиняя вреда.

— Я жду, — поторопил ее Лоан, встряхивая и сжимая горло чуть сильней.

В зал бесшумно вплыл Поттан, встал напротив своего подопечного, сложив руки на груди, и с любопытством рассматривал дергающееся в его руке существо. Рэй заметил учителя и вопросительно выгнул бровь.

— Вся ветвь Аваншеллу в кьете. Отсутствует лишь Монтррой.

Лицо Рэйсли дрогнуло, исказилось злобной судорогой, руки разжались, выпуская жертву. Жаль. Эту раздавить — не велика честь, Монтррой — вот кто ему нужен, вот о ком грустит мэ-гоцо.

Эльхолия устремилась к мужу, моля о заступничестве, но тот и не слышал ее, смотрел на картинки, всплывающие на дисплее носителя, и хмурился, мрачнея на глазах. Его уже не поддерживали, сам стоял.

Девушка почти добежала до него, но была вновь перехвачена Рэйсли. Через минуту дико вопящую сегюр-мэно выволокли из залы за волосы, как самую низкую махо.

Что ж, мечты сбываются…

Уже рассвело, когда Рэй вышел из кьета. У подножья храма, прямо на мху сидел Иллан. Он всю ночь просидел тут, вглядываясь в тени, играющие на сине-зеленой поверхности у ног, вслушиваясь в завывания ветра и не желая слышать, казалось он мог донести до него безумные крики жертв, которых распинали во имя Модраш. Войти он не решался. Ждал.

Рэй глянул на поникшую фигуру брата и, устало вздохнув, сел рядом. Эта ночь, похоже, подействовала на Иллана сильней, чем смерть отца. Тот посерел, кожа лица утратила роскошную гладкость и матовость, навеянную множеством чужих и-цы. Губы отдавали синевой, взгляд тусклый, по-стариковски больной.

— Она мертва? — тихо спросил он у Рэйсли и воззрился с надеждой: скажи «нет», скажи!

— Нет.

— А другие?

— Да. Кроме Алорны. Она дитя и моя единоверка. Ее воспитает Фэйра.

— А что дальше? Что будет с Эльхолией?

— Посмотрим через полгода.

— Она ни в чем не виновата, Рэй, это я…

— Я не судья, я — палач. Мне ее мера вины без надобности, — криво ухмыльнулся мужчина и посмотрел в небо. Там был свет, в глазах же брата поселился мрак.

— Так нельзя. Алену не вернешь. Год, два, и ты вступишь в новый союз… — попытался вразумить его Иллан и осекся под предостерегающим взглядом. Обратил внимание на кровяные разводы на белой рубашке и содрогнулся, понимая, что это может быть кровь Эльхолии.

— Варварство, — бросил, отворачиваясь.

— Да, — согласился тот.

— Тогда зачем? Ваши обряды — дикость..

— А ваше мягкосердечие и всепрощение — преступление против личности. Твоя жена молила Анториса о крепких объятьях, о власти… и шла по головам, отбрасывая призрачных врагов…Теперь ей придется молить об обратном.

— Ты неоправданно жесток.

— Неоправданно жестоким, я буду, когда встречусь с твоим дружком Монтррой.

— Ты знаешь, где он? — заинтересовался Иллан.

— Да. На Мольфорне. В районе Колви.

— Что он там делает?

— Неужели не понимаешь? Войска собирает, против нас с тобой настраивает, смуту сеет, членов совета подкупает — готовит свой зад под наш трон.

— Зачем? — покачал головой Иллан, не понимая.

— Власть, — пожал плечами Рэй: что ж здесь не ясного?

— Эта не та цель, которая может оправдать подобные средства, — заявил Иллан. Рэйсли задумчиво посмотрел на него и опять пожал плечами: каждому свое.

— Я больше не желаю так жить! — взвился старший сегюр. — Я отказываюсь от звания сегюр, подаю в отставку! Хватит с меня крови, предательств, смертей!

— Не истери, — осек его Рэй. — Иди, отдыхай. Сходи к наложницам, развейся, с друзьями в эфриш слетай. Отвлекись. Остальное — не твоя забота.

— Нет, это наша общая забота. Хватит жить порознь. Ты забыл, что мы одной крови! — оскорбился Иллан и, встав, решительно зашагал к себе.

— Главное, чтоб ты это не забыл, — прошептал Рэй ему в спину и опять в небо посмотрел: Алена..

В списке мертвых ее не было, Поттану верить можно, да и сам проверил, полночи бродил в поисках. Значит, жива, милая, значит, они встретятся.

Рэй скрипнул зубами и сжал кулаки: высеку, раздену, нагишом до туглоса пущу и запру в комнате, чтоб и шагу ступить не могла! Ты у меня, милая, на привязи сидеть будешь, пока пустыня в цветущий сад не превратится! Я тебя, счастье мое, неугомонное, поучу уму-разуму, до конца жизни помнить будешь!..

Нет, глупо. С тобой так бесполезно, иной дорогой придется идти. Что ж, так тому и быть. Домой полетишь, охладишься малость. Ты ведь этого хотела? Земля, мама с папой, друзья и ни какого Флэта, Рэйсли, все сама со своим недалеким умишком. Хорошо. Я, конечно, тебя подстрахую, чтоб сильно не заносило, а в остальном… Посмотрим, как оно, мужские дела на женские плечи? Так месяц, два, глядишь, и феминизм интоксикацию вызывать начнет, а не моя физиономия, и свобода с независимостью той же дорогой пойдут. Отправлю — поживи без меня, может, что и поймешь…

Рэй встал, потянулся, и пошел к себе, нужно еще совет оповестить, а Иллан ему не помощник.

ГЛАВА 16

"Странная штука жизнь, ох, странная. Но почему именно у меня она складывается так, а не иначе? Я что, чем-то отмечена с рождения? Клеймом сатаны?" — вопрошала Алена сине-бурую накипь камней над головой.

Заботами Агии она чувствовала себя, если не хорошо, то вполне сносно. Настойка груттонки, кисло-пряная жидкость чернильного цвета, развеяла вязкий туман, клубящийся в голове. Матовые горошины с горьким привкусом алоэ сняли обезвоживание и интоксикацию. Боль глушила и-ку, кашель и першение в горле и груди — странные пастилки, и вкусом и видом напоминающие Алене квадратик застывшей смолы. Раны исправно смазывали чем-то едким, неприятным, и они зудели нещадно, где-то внутри, словно не заживали, а еще больше увеличивали раневую поверхность. С этим дискомфортом можно было примириться, перетерпеть, даже забыть на время, заснув, например, но какое средство применить против грызущей душу тоски? Было ли от нее лекарство у Агии? Может, и было, но как узнать наверняка? Ведь спросить, значит признаться в том, что отвергала три года…

Ворковская зажмурилась и прикусила губу, чтоб не завыть и не расплакаться, а для верности еще и руку на глаза положила. Широкий рукав блекло-розового цвета с коричневыми разводами рисунка хитона упал на лицо, закрыв его до подбородка. Теперь можно плакать — никто не увидит.

Алена хотела домой. Не просто хотела — жаждала так сильно, жгуче и яростно, что сама себе удивлялась. Она рвалась не на родную голубую планету, на зеленую улицу в старую девятиэтажку, под защиту бетонных стен и дубовых дверей, а в туглос, вычурное создание флэтонских архитекторов, под сень сине-зелено-бурой растительности, в сумрак и холод огромных пустых залов. Не в объятья матери и отца летела ее душа, а в стальной круг рук Лоан, к его широкой груди.