Похождения авантюриста Гуго фон Хабенихта - Йокаи Мор - Страница 43

Часть девятая

В МОРЕ

Пират

Англичане решили, что висеть в клетке над заливом с крокодилами слишком высокая честь для меня. Эту забаву они приберегали для шахов и магараджей. Долго со мной не разбирались, привезли в Бомбей и посадили на корабль с полсотней джентльменов подобного сорта, которые приплыли искать удачи на службе у вест-индских набобов. Их главнейшим грехом почиталась национальность, ибо они были французами, немцами, голландцами, испанцами. Вест-Индская компания без проволочек захватила их в плен, так как трусливые, все до единого подкупленные набобы выдали пришлых европейцев, и теперь джентльменов собирались послать в Новую Каледонию.

Прошу вас, милостивые господа, учесть: пока я, прикованный вместе с одним достойным испанским идальго к скамье, умирал от жары и обливался потом, вздымая тяжелое весло, капитан Мердер распорядился изменить курс и направил судно вместо Новой Каледонии к несравненно опаснейшим берегам Новой Зеландии. Далее: Вест-Индская компания заплатила капитану, чтобы он выдавал нам сухари, копченое мясо и бренди, мы же запивали гнилой водой сушеную рыбу; итак, рассудите, господа, кто из нас заслужил прозвище пирата? Он или я? Кто грабил ближних своих? Кто нарушил морской закон?

(— Будь он проклят! — князь энергично стукнул тростью. — Конечно, капитан Мердер!)

Не правда ли? Любой закон разрешает защиту против беспощадной деспотии. Когда мы, бедные ссыльные, определили по звездам, что судно резко повернуло к югу, и, кроме того, заметили, что из-за скверной пищи распространяется цинга, мы пробовали жаловаться и в награду получили удары плетью. Тогда мы поклялись освободиться от цепей и ночью захватить корабль. Я считаю, мы имели полное право выступить обвинителями, призвав к ответу превысившего свои права капитана.

Мой спутник — идальго — оказался знатоком такого рода дел: с его помощью мы сняли оковы так же просто, как снимают перчатки или сапоги. Мастерство в высшей степени полезное, и секрет я даром не открою.

(— Не надейся заработать на своей тайне. Нам она не понадобится, — перебил советник.)

Сбросив цепи, мы пробрались на палубу, без малейшего кровопролития связали пьяную команду и стали хозяевами куттера «Алкион». Возможно ли, достопочтенные господа, расценивать наши действия как мятеж? Разве мы считались рабами Вест-Индской компании? Или преступниками, или военнопленными? Разве компания имела право приковать нас к веслам и сослать невесть куда? А поведение капитана Мердера? Он обращался с нами, свободными людьми, как с негритянскими рабами, целую неделю кормил рыбой, хотя не все из нас были папистами, а копченое мясо давал по пятницам, хотя почти все мы были папистами.

(— Он заслужил, чтоб его вздернули на самой высокой мачте. искренне вознегодовал князь.)

Справедливо. И однако мы этого не сделали. Честно говоря, потому, что упустили его. Пока мы отвоевывали свои законные права, порядок, проклятый капитан удрал. Точнее сказать, опустился под тяжестью великих своих грехов в пороховой погреб и грозил взорвать судно, коли мы попытаемся его убить. Мы посоветовались и сообщили, что не причиним ему никакого вреда, а сами хотим покинуть корабль. Он послал нас к черту, и мы заключили перемирие на двадцать четыре часа. Во-первых, мы…

(— До отвала наелись, — законно предположил советник.)

Да, наелись и вволю напились. Мы вполне это заслужили. Потом спустили на воду большой бот, установили мачту, нагрузили до отказа бочонками с сухарями и флягами со спиртным, захватили оружие и одежду, а также одну судовую пушку. Прочие орудия сбросили в море, изрядно порезали такелаж, искромсали паруса, дабы капитан Мердер не вздумал пуститься в погоню. Взяли карту, компас, подзорную трубу и, не прощаясь, отчалили в лунную ночь. Добрался ли до родной гавани корабль капитана Мердера, я так и забыл поинтересоваться.

Пятьдесят человек теснилось в боте, пятьдесят беглых ссыльных из пяти европейских стран. Поскольку я единственный понимал на всех пяти языках, меня выбрали квартирмейстером, — не путайте с капитаном: тот командует всеми, а я лишь выполнял общие решения нашей разноязычной братии.

(— Понятно, к чему такое субтильное различие, — сообразил советник. — За грабеж и пиратство, дескать, не отвечаю.)

Угадали, ваша милость, удивляюсь вашей проницательности. Я не нуждаюсь, однако, в подобных увертках: мы не собирались ни грабить, ни пиратствовать, а хотели высадиться где-нибудь во Флориде или на Филиппинах и учредить там свободную республику.

Увы, обстоятельства нам не благоприятствовали: едва мы потеряли из виду «Алкион», как наступил штиль, парус обвис тряпкой, пришлось идти на веслах. Штиль длился много дней, никакой ветерок не кудрявил поверхность воды, и провизия кончалась.

(— Разве ты не сказал, что вы забрали с «Алкиона» весь провиант?)

Мы забрали много, почти все, а необходимо было раз в десять больше. Когда «много» относится к провизии и количеству голодных ртов, какая тут арифметика — трудно от меньшего отнять большее.

(— Правильно. В арифметике от семи отнять восемь нельзя, значит, рядом занимаем единицу… А вы как поступили? — резонно спросил князь.)

Мы встретили в море ловцов крабов. Большие крабы ловятся в штиль. Из естественной истории вам, без сомнения, известно, господа, что среди всех живых существ — будь то люди или животные — морские крабы самые пугливые: стоит крабу услышать раскат грома или пушечный выстрел, он тут же широко размыкает клешни для удобного и скорейшего отступления. Посему существует соглашение между ловцами крабов и капитанами военных кораблей: если последние заметят судно ловцов, то ни в коем случае не дают сигнального выстрела — опознавательным знаком служит намалеванный на парусе красный краб. В благодарность охотники отдают часть улова.

— Эгей! — закричали мы и востребовали долю от добычи, поскольку сушеная рыба кончилась и у нас оставалось только по полпорции сухарей на брата.

Донеслось ответное «эгей».

— По какому праву требуете крабов? У вас ведь не военная галера!

— Во-первых, мы голодны, во-вторых, имеем пушку. Выстрелим — все ваши крабы удерут. Вот вам парочка веских причин!

Ловцы уразумели обоснованность наших претензий и поделились с нами по морскому обычаю.

(— Данное происшествие нельзя назвать пиратством. Морской обычай есть морской обычай, — деловито расценил князь.

— Ладно, допустим у них слюнки потекли, захотели полакомиться. Не грабеж, а просто так себе, детская шалость. Послушаем дальше, — гнул свою линию советник, — пятьдесят молодцов да еще и орудие на борту. Развернем карту. Я хочу проследить ваш курс, и тогда станет ясно, кто вы — достойные мореходы или пираты. Не сомневайся, уж я сумею отличить одно от другого.)

Обвиняемый подмигнул дерзко и одобрительно:

— У Маркизских островов мы встретили испанское грузовое судно: тронутый нашими мольбами капитан дал нам кофе, шоколада и меда. Вблизи Алеутов владелец русской торговой шхуны сжалился над нами и подарил немного водки и соленой трески. На широте Юкатана, когда провиант наш кончился, мы упросили одного итальянского шкипера уделить нам саговой муки и несколько бочонков султанш.

(— Чего? Кого? Султанш? Зачем вам понадобились дамы?)

«Султанши», простите, не женщины, а упакованный в бочонки изюм.

(— Экие мерзавцы! Изюму им подавай!)

С голодухи не только изюм, комаров на лету сожрешь. У Барбадоса моряки турецкого корабля лишь за «господь вознаградит» подбросили нам копченой свинины и сала. Близ Канарских островов китайский капитан с истинно восточной вежливостью предложил вина. У островов Зеленого мыса грек с Мадагаскара погрузил в наше суденышко столько рахат-лукума, что оно чуть не пошло ко дну. Далее, у Огненной земли…

(— Довольно! Хватит! — советник ударил по карте кулаком. — Чтобы проследить ваш маршрут, надо привязать за нитку саранчу и пустить ее прыгать по широтам и меридианам. За тобой и на лошади не ускачешь!)