Пещера Лейхтвейса. Том первый - Редер В. - Страница 36

Комната молодой девушки была обставлена очень уютно и содержалась крайне аккуратно и чисто. Фаризант с тяжелым вздохом опустился в широкое кресло. Туманным взором смотрел он на Гунду, которая примостилась у его ног; затем он обвел взглядом уютную комнату, в которой дочь его прожила последние пять лет и где она из ребенка превратилась в девушку.

— Дитя мое, — проговорил он наконец прерывающимся голосом. — Сегодня я должен поговорить с тобой о таких вещах, в которые я намеревался посвятить тебя много позднее. Но обстоятельства вынуждают меня сказать тебе правду. — Когда-то давно я был жизнерадостным юношей, любившим веселиться и состоявшим в должности адъютанта у одного из могущественных государей. При дворе этого государя жила красивая актриса, приводившая в восторг всех своим талантом и своей красотой. Я полюбил ее и, вопреки предостережениям моего мудрого государя, женился на ней. Она была француженкой, имя ее Адель Менар, и она твоя мать. Когда миновала пора пылкой первой любви, наш брак стал вовсе не таким, как я ожидал. Адель поклялась мне, что, сделавшись моей женой, она бросит навсегда сцену. Но вскоре я стал замечать, что исполнение этой клятвы ей не по силам. Сцена была ее царством, где она пожинала обильные лавры. Она была ей необходима как воздух. А я, в ослеплении своем, хотел пересадить бабочку, привыкшую порхать с цветка на цветок, в зимний сад, где, правда, имелись цветы, но не такие, которые дают сладкий мед — поклонения, восторги толпы и упоение артистическим торжеством. Два года Адель переносила этот брак. Но потом настал день, когда внезапно разрушилось мое счастье. Как-то вечером, утомленный службой, я пришел домой, чтобы отдохнуть и — не застал своей жены. Она скрылась… бежала.

Фаризант умолк. Он закрыл глаза рукой, и две крупные слезы скатились по его бледным щекам.

Гунда сложила руки и прошептала:

— О мать моя! Зачем ты это сделала?!

— Все мои поиски ни к чему не привели, — продолжал Фаризант. — Я разослал гонцов во все концы, я пожертвовал своим состоянием, наняв всюду людей, которым было поручено найти и вернуть мне мою жену. Но я не нашел ни малейшего следа. Твоя мать, бедное дитя мое, моя жена Адель пропала без вести. Я впал в ужасное отчаяние, я помешался с горя и провел несколько лет в доме для умалишенных, пока, наконец, не выздоровел. Я вернулся в свет и пришел к тебе, моя милая Гунда. К тебе, которую я оставил на руках твоей преданной няни Симоны, до сих пор еще охраняющей тебя. Затем я купил этот замок, отремонтировал его и скрыл тебя от глаз людей и соблазнов мира. Да, моя дорогая Гунда, откровенно сознаюсь тебе: когда я запер тебя в этот старинный замок, то намеревался воспитать тебя в монашеском уединении и не допустить до тебя яда людского соблазна. Я замечал, что ты становишься красавицей, подобно твоей матери, и мысль о том, что и в тебе, быть может, со временем зародится желание блистать в мире мишуры и ложного блеска, эта мысль доводила меня до бешенства. Дорогое дитя мое, — продолжал Фаризант дрожащим от волнения голосом, — ежедневно я молю Всемогущего Бога сохранить тебя такой же чистой и непорочной, какой ты теперь сидишь у моих ног, и не отнимать у тебя твоей невинности, не знающей горя и бурных страстей жизни.

Как бы благословляя свою дочь, Фаризант положил руку на голову молодой девушки, а она ласково прижалась к нему, глядя на него своими большими детскими, чистыми и наивными глазами.

— Но мне не удалось скрыть моего сокровища от жадных глаз, — продолжал Фаризант суровым голосом, так что Гунда в испуге содрогнулась. — Злые коршуны нашли мою нежную голубку. Пора увезти тебя в безопасное место, иначе хищные птицы с торжествующим криком схватят тебя. Скажи мне, Гунда, — я знаю, ты не обманешь твоего отца, — не встречала ли ты недавно в лесу какого-нибудь незнакомца?

— Да, отец, — ответила Гунда. — Приблизительно неделю тому назад я вместе с Симоной вышла из замка, чтобы пройтись немного по лесу. День близился к концу, и последние золотистые лучи солнца пробивались сквозь чащу. Мы собирали ягоды и грибы. Не знаю, как это вышло, но почему-то мы далеко разошлись с Симоной, от которой меня скрывал густой куст глициний. Я оглянулась и уже хотела позвать няню, но вдруг затрещали сучья в кустах и предо мной появился какой-то человек с благородной и гордой осанкой. Когда он увидел меня, голубые глаза его заблистали. Я хотела бежать, но он быстро нагнал меня, взял за руку и заставил посмотреть ему в лицо. Потом он взял маленький пучок лесной земляники, который я держала в руке, и сказал: «Я беру его с собой на память о встрече с лесной феей. Скажи мне, прелестная эльфа, где ты живешь?» Но я вспомнила, что ты, отец, строго-настрого запретил мне говорить с мужчинами, вырвалась от него, побежала к Симоне и заплакала.

Лицо Фаризанта омрачилось.

— Ты заплакала? — медленно проговорил он. — Скажи мне, дитя мое, о чем ты плакала?

— Не знаю, отец. Это вышло как-то невольно, да и сегодня еще, стоит мне вспомнить об этой встрече, как слезы начинают душить меня.

— Довольно! — в волнении воскликнул отец Фаризант. — Пора покончить с этим.

Из-под плаща он вынул узел и быстро развязал его. Он вынул оттуда платье крестьянки, но не богато отделанное, не праздничное, а самое простое. Там была юбка, лиф, сорочка, чулки и неуклюжие башмаки самого будничного вида.

— Надень все это, — приказал он, — а затем ты пойдешь со мной.

Он вышел из комнаты, прошел через целый ряд сводчатых помещений и вошел в маленькую комнату, где няня Гунды, Симона, сидела за прялкой.

— Я недоволен тобой, Симона! — воскликнул он, приближаясь к ней. — Ты плохо смотрела за моей дочерью и допустила встречу ее с мужчиной в лесу.

— Дорогой господин! — воскликнула Симона и опустилась на колени. — Я только на одну минуту потеряла Гунду из вида, и как раз в этот момент и произошла эта встреча.

— Знаю. Но больше одной минуты и не нужно было, чтобы обрушилось на нас несчастье. Я возьму Гунду с собой. Она должна исчезнуть на некоторое время. А ты останешься здесь одна.

— Я подчиняюсь вашему приказанию, — кротко отозвалась старуха.

— Слушай дальше, — продолжал Фаризант. — Сегодня ночью подними мост, но ворота не запирай на задвижку. Сама же уйди в самое отдаленное подземное помещение, молись там, и не обращай никакого внимания на то, что сегодня ночью здесь произойдет. — Не дожидаясь ответа старухи, Фаризант вышел к своей дочери. Гунда тем временем успела переодеться и превратилась в прелестную крестьяночку.

— Пригладь себе волосы, — приказал ей отец.

Стоя перед зеркалом, Гунда беспрекословно исполнила это приказание, так как издавна привыкла слепо повиноваться отцу.

Затем Фаризант вместе с ней вышел из замка и через лес прошел в село Доцгейм. Дойдя до дома священника, он постучал в дверь. Патер Бруно, увидев высокого незнакомца в плаще, отступил в недоумении. Но тотчас же он низко поклонился и поцеловал руку пришельца.

— Отец Леони, — прошептал он, — наконец-то вы снова явились ко мне. Да будет благословен тот час, когда нога ваша снова прикоснулась к порогу моего жилища.

Патер Леони осенил молодого священника крестным знаменем. Затем он вошел с ним в его комнату, приказав Гунде присесть на скамейке в передней.

Оставшись наедине с молодым священником, он сказал:

— Патер Бруно. Вам нужно оказать Ордену большую услугу.

— Мои начальники властны распоряжаться мною, — ответил молодой священник. — Мое дело повиноваться.

— Вы примете к себе в дом, — продолжал патер Леони, — ту девушку, что сидит в передней. Она будет вашей служанкой, и вы заставите ее исполнять все те работы, которые подобает совершать служанке. Вы видели сами, патер Бруно, что она очень красива. Вспомните ваш священный обет и никогда не поддавайтесь искушению плоти. Предупреждаю вас, если с этой девушкой в вашем доме случится несчастье, то вы сами должны будете погибнуть и никогда вам не будет прощения, ни в этом мире, ни в том. Дайте мне вашу руку, патер Бруно, и поклянитесь мне, что вы будете охранять и защищать вашу служанку, на щадя, в крайнем случае, даже вашей собственной жизни.