Плюшевый медвежонок - Моримура Сэйити - Страница 70

- Я ее муж, а сделать ничего не могу.- В голосе Оямады слышалась горькая усмешка. Он глубоко переживал свою бездеятельность.

- О чем вы говорите! Я заменяю вас в данном случае только потому, что знаком с тамошними условиями. К тому же у меня есть льготный билет и свидетельство о прививках. Если поедете вы, формальности займут не меньше двух недель. Так что не принимайте это близко к сердцу,- постарался утешить Оямаду Ниими.

Они приехали в Нью-Йорк и сразу затосковали. Ничего нового по сравнению с Токио в Нью-Йорке не было. Город контрастов? Пожалуй. А в остальном такое же детище машинной цивилизации, что и Токио. Деловитость, роскошь и нищета, отчужденность, потоки машин, смрад и грязь, перенаселенность, лощеный фасад и разложение - все эти привычные для Токио явления нашли свое место и за океаном.

Им скоро приелись бесчисленные, но, конечно же, «единственные в мире» предметы туристических восторгов.

Стоит привыкнуть, и высота небоскребов перестает поражать воображение. Ни искусства, ни красоты в них нет. Внимание Кёхоя привлек лишь магазин по соседству с Таймс-сквер, где торговали порнографическими открытками, да еще кинотеатр порнографических фильмов. Жаль только, что Митико терпеть всего этого не может.

В Токио можно развлечься где угодно, а в Нью-Йорке увеселительные заведения сосредоточены на Манхоттене. Вроде бы неплохо, что злачные места сосредоточены в одном районе, но все они на одно лицо. Такое впечатление, что ты все время в одном и том же кабаке. Наверно, и в Нью-Йорке есть славные местечки, по отыскать их в незнакомом городе не так-то просто. В результате им приходилось довольствоваться занудными респектабельными ресторанами. Языка они не знали, и это еще больше ограничивало их возможности.

- Да здесь с тоски подохнешь.- Кёхой валялся на гостиничной постели и зевал. Ему надоели и Бродвей, и Пятая авеню. Проснешься утром, и деваться некуда. Хорошо, хоть деньги еще есть. Не заниматься же целыми днями любовью. Проваляешься вот так дня три, а потом уж и смотреть на Митико тошно. Не то чтобы она тебе противна, а вроде вы заключенные в одной камере и уже плесенью покрылись. Так хочется чего-нибудь свеженького, все равно чего. Нью-Йорк, громадный город из железа и бетона, превратился для них в постылую тюрьму.

Нью-Йорк спланирован как-то чересчур «геометрически». Он весь состоит из прямых линий и острых углов. Не город, а шахматпая доска. С юга на север тянутся авеню, с запада на восток - стриты, и почти все улицы под номерами.

А номера домов исчисляются сотнями. В каждом квартале с северной стороны - нечетные номера, с южной - четные. Кёхэю начинало казаться, что в громадном городе-тюрьме Нью-Йорке дома пронумерованы, как камеры, и что у людей, как у заключенных, тоже должны быть свои номера.

О, милые лабиринты Сэтагая и Сугинами, где номера домов не подчиняются никакой логике, где так легко заблудиться! А приятели, которых всегда можно встретить в кафе и забегаловках Китидзёдзи или Синдзюку,- как он соскучился по ним! Нью-Йорк - гнусная дыра, здесь даже знакомых нет.

Я же тебе говорила: поедем еще куда-нибудь. Америка большая. А то и в Европу могли бы съездить. Ну что мы торчим в этом Нью-Йорке? - Митико, зевнув, прикрыла рот рукой. Как ему осточертело это ее выражение лица!

Куда ни поедешь, всюду скука! Видеть не могу эти жирные рожи, эту жирную жратву! Хочу назад в Японию.

Мы ведь только что приехали. А вернешься домой, опять будешь трястись, что кто-то тебя выслеживает.

Ну и пусть, все равно хочу в Японию.

Кёхэй совсем раскис. Стоит шагнуть за порог, и он словно глухонемой. Несколько английских слов, которые он выучил в школе, ничуть не помогают. Правда, Кёхэй никогда и не отличался лингвистическими способностями. Из-за того, что он не может объясниться, он постоянно робеет, теряется.

Кёхэй думал, что в большом городе для человека с деньгами открыты все двери, но по приезде в Нью-Йорк он убедился, что это не совсем так. Конечно, он платит и получает за свои деньги все, что хочет. Но это все равно что покупать у автомата. Не то что в Токио, где клиенту стараются всячески угодить. Стоит ему здесь зайти в первоклассный клуб, театр или ресторан, и он тушуется. Кёхэй не может отделаться от мысли, что бои и официанты его презирают, смотрят па него, как на «желтую обезьяну».

В самом деле, к цветным в Нью-Йорке относятся не так, как к белым. Платишь, казалось бы, те же самые деньги, но белым все равно достаются лучшие места, и обслуживают их по высшему разряду. И возразить вроде нечего. В Токио такого не бывает. Малейшее упущение со стороны обслуживающего персонала - и он вызывает управляющего, который рассыпается перед ним в извинениях.

Его родители - «единственные в мире Ёхэй Коори и Кёко Ясуги» - здесь, в Нью-Йорке, никому не известны. До чего дошло - он, покупатель, клиент, робеет перед обслуживающим персоналом! Все это Кёхэго порядком действовало на нервы, и он едва сдерживался. Но пока он находится там, где тон задают белые, это положение никак не изменишь. Потому-то всюду, куда ни поедешь, тоска зеленая, только в Японии можно жить по-настоящему. Одно и остается, что заниматься в номере сексом. По крайней мере всякие мысли в голову не лезут.

Кёхэй не любознателен, как прочие молодые люди. Ему все неинтересно. Он никогда ничем не увлекался - искусством, например. У них в семье материальные блага всегда ставились выше духовных, потому-то ему и наплевать на все. Митико более или менее похожа в этом смысле на Кёхэя. Только она никогда не ощущала на себе славы «знаменитых родителей» и поэтому, может быть, не так чувствительна к ударам судьбы.

Все равно делать нечего. Давай куда-нибудь пойдем,- предлагает Митико. Ей кажется, что она прямо прокисла, сидя в гостиничном номере, куда не заглядывают лучи солнца, где и окно-то открыть нельзя.

«Куда-нибудь пойдем»! А куда?

Выйдем и решим куда.

Некуда нам ходить.

Я не могу торчать здесь целый день.

Ну давай ляжем поваляемся.

Нет, хватит! Належалась.

Мы с тобой утреннюю норму еще не выполнили.

Надоело! Всю ночь до утра… Надоело.