Допрос безутешной вдовы - Каминаси Кунио - Страница 4

– Одни сплошные процессы и наружности… – Я изрядно притомился пробираться сквозь витиеватые сплетения полузабытых классических иероглифов и высокопарных, но давно уже выхолощенных японских словес. – Я, Нисио-сан, таких текстов давно не читал.

– Я тоже… – Нисио решительно пресек мои поползновения удариться в лирику. – Что думаешь?

– Не знаю пока…

«…На мой вопрос о том, знакома ли ей упомянутая выше пассажирка иностранной наружности, гражданка Ямада ответила, что лично с ней она никогда знакома не была, но, по ее уверенному мнению, иностранная пассажирка принадлежит к низко оцениваемому ею разряду граждан иностранных государств, которые при переезде на временное проживание в Японию не прекращают действовать по принятым у них на родине понятиям и меркам, разнящимся с принятыми понятиями и мерками у нее на родине, то есть непосредственно в Японии – по крайней мере, в префектуре Ниигата. В частности, гражданка Ямада выразила глубокое убеждение в том, что пассажирка иностранной наружности в силу иностранного происхождения отказывается выполнять требования глубоко уважаемого ею японского правительства, предъявляемые к процессу утилизации бытовых отходов на территории Японии, не желает строго соблюдать график избавления от бытового мусора, установленного для города Ниигата (сбор перерабатываемых отходов по понедельникам и пятницам, неперерабатываемых – по четвергам, крупногабаритных неутилизируемых объектов – второй и четвертый вторник каждого месяца), и испытывает постоянное желание избавляться от бытового мусора в удобное только ей время – например, ранним утром, и в неприспособленных для этого местах – в частности, используя для захоронения мусора водную поверхность Японского моря. На мой вопрос относительно предположений о том, что могло бы составлять содержимое свертка, выброшенного иностранной пассажиркой с борта вверенного мне судна, гражданка Ямада высказала уверенное мнение о том, что в свертке находилось два или три связанных вместе свернутых в рулоны ковра, длина которых превышает ее собственный рост приблизительно на 10 – 15 сантиметров. Выслушав подробные объяснения гражданки Ямада о происшедшем событии, а также ознакомившись с ее обстоятельным личным мнением обо всех иностранных гражданах, проживающих в Японии и не желающих соблюдать правила проживания в нашей родной стране, я обратился к ней с просьбой изложить все сказанное ею в мой адрес в письменном виде в форме заявления (текст заявления гражданки Ямада на 8 страницах прилагаю). Я же, в свою очередь, считаю необходимым поделиться с органами охраны и соблюдения правопорядка Японии всей полученной мной от гражданки Ямада за период с 4 часов 46 минут (частично информация начала поступать ко мне из-за закрытой двери уже в 4 часа 34 минуты, однако считать ее полной и достоверной возможности не представляется) до 5 часов 12 минут информацией. Остаюсь преданным своему гражданскому долгу и профессиональным обязанностям, Игараси Тецуо, капитан паромного судна «Тохоку-мару-18» акционерного общества «Нихон-кай фери».

– Показания Ямада-сан читать будешь? – Нисио похлопал правой ладонью по лежащей у него под левым локтем папке – близняшке той, что находилась у меня в руках.

– А надо? – Я постарался звучать как можно тоскливее, что было не слишком трудно, поскольку делопроизводительский тон капитана Игараси подействовал на меня так же, как и недавние лингвистические вирши рифмоплета Ганина.

– Бог его знает… – Нисио прищурился в моем направлении. – Бабуля тут много чего понаписала… И про свернутые коврики, и про проклятых иностранцев. Так что думаешь?

– А чего тут думать? Где сейчас эта «гражданка иностранной наружности»?

– В Отару. Паром причалил в восемь утра, капитан связался с отарским управлением заранее, они все подготовили – как положено… Ивахара уже приставил к ней своих орлов…

– Ивахара? – Значит, у пассажирки наружность не абстрактно иностранная, а конкретно русская. Ивахара ведь русским отделом в Отару рулит.

– Ага, Ивахара, – кивнул Нисио своей мудрой головой.

– Что, пассажирка русской оказалась?

– Нет, пассажирка оказалась японкой… – ехидно улыбнулся Нисио. – Японкой оказалась… Пассажирка эта… иностранной наружности…

– Как это?

– А так. – Нисио взял лежащую справа от него бумажку. – Ирина Катаяма, 1975 года рождения, уроженка поселка Тымовское Сахалинской области Российской Федерации, гражданка Японии…

– Катаяма?

– Катаяма.

– Чего, у нее отец японец, да? – Я знаю, что на Сахалине до сих пор осталось со времен последней войны несколько сотен японцев, не захотевших по каким-то таинственным, одним только им известным причинам возвращаться в Японию, теперь и их полурусские дети и на четверть японские внуки потихоньку подтягиваются в те благословенные края, откуда много лет назад отправились на север по велению сердца и приказу правительства дисциплинированные предки.

– Нет, отец у нее, надо полагать, русский, как и мать, – возразил Нисио. – А японец у нее муж…

– А-а, так она по мужу Катаяма… – протянул я, все еще отказываясь принимать настойчивое предложение Нисио заняться этим делом. – Как узнали?

– Капитан передал по электронной почте список пассажиров… Ну а дальше…

– А дальше с именем Ирина там оказалась только одна женщина, да? В смысле «иностранной наружности»…

– Да, – охотно поддержал меня Нисио. – Вернее, там с иностранным именем вообще оказался только один пассажир…

– …ка.

– …ка.

– И?

– Что «и»?

– От меня-то вы чего хотите, Нисио-сан? – Кому, как не мне, знать все лисьи повадки не в меру активного для своего возраста полковника! Можно было бы и не задавать этот риторический вопрос…

– У тебя сейчас ведь ничего нет?

– Как это нет? У меня «в феврале лысеют лисы» и «ты всю жизнь трудись натужно»…

– Чего? – крякнул Нисио, видимо давненько не посещавший утомительные ганинские занятия.

– Сами же мне в пятницу приказали сегодня с утра явиться на растерзание Ганину-сэнсэю!

– Ну а при чем здесь «лысеют лисы»?

– При том! Хищные они лисы, жестокосердные, как сам Ганин-сэнсэй, особенно в период лысения. Но это к делу не относится – пока, по крайней мере. Октябрь вон за окном… Так что мне делать?

– В Отару ехать. – Нисио категорично хлопнул по столу.

– Зачем?

– С Ириной-сан побеседовать…

– А Ивахара не обидится?

– А ты будь с ним поласковей.

– С ним или с ней? – Я никогда не упускаю возможности поиздеваться над начальством, тем более что само начальство тоже обожает эти взаимные пикировки.

– Ты сначала разведись, потом тебе будет «с ней». Сам знаешь, ивахарские ребята в русском не очень.

– Прям, не очень?

– По крайней мере, с дамами они разговаривать по душам не обучены. У них контингент там другой, сам знаешь… «Мать-перемать» и прочие прелести… Тебе это сподручнее.

– Ладно, будем дружно считать, что сподручнее. Ее что, задержали?

– Бог с тобой! За что им ее задерживать? За мусорный мешок? Она прибыла обычным рейсовым паромом из Ниигаты, вместе с группой примерных туристов, выкатила свой стандартный «диаманте», подъехала к отарскому «Хилтону» и находится там уже… – Нисио посмотрел на часы, – четыре часа.

– Вы думаете, что-нибудь серьезное, Нисио-сан? – Я хорошо знаю старика и, какой бы мелочевкой ни казалось предлагаемое им задание, отдаю себе отчет в том, что служебный нюх полковника никогда не подводил. Собственно говоря, будь я на его месте, этот «продолговатый сверток» из «нескольких ковров» вызвал бы у меня ту же реакцию.

– Езжай и проверь, – холодно отрезал Нисио.

– По мужу есть что-нибудь?

– Пока нет. Запрос в Ниигату сделали мы, поэтому пока ничего нет. После обеда будет…

– Почему мы, а не Отару напрямую?

– Ну знаешь, хоть она и японка, но все-таки иностранка. Так что надо было прогнать запрос через иммиграцию, а в Отару у них, как тебе известно, офис крохотный, и все шибко заняты.

– Ну да, они там заняты, как пчелки, а мы тут, в центре, балду с вами с утра до вечера гоняем…