Параллельный катаклизм - Березин Федор Дмитриевич - Страница 40

После долгих одиночных размышлений капитан Сергей Макаренко пришел к выводу, что единственной достойной причиной для данного действия является груз «Индианаполиса». Какой груз может быть так важен, что ради него можно пойти на риск прямой, досрочной конфронтации с самой сильной капиталистической страной мира? И какой груз можно перевозить на крейсере, и места на нем при этом хватит с лихвой? Единственной достойной целью, с подходящими габаритами и значимостью, за которую Сергей Макаренко считал возможным превратить в шпроты экипаж и себя самого, был президент Гарри Трумэн. Что могло понадобиться Трумэну на закулисном Тиниане, капитан секретной советской субмарины не мог предсказать, он не обладал способностями к ясновидению и даже никогда не читал о таких вещах – не печатал статьи об этом «Советский моряк» и «Морской агитатор», все больше о руководящей роли и о комсомольском задоре боев.

Вообще-то Сергей Макаренко ошибался. Президент Америки в настоящий момент обедал в Белом доме, но насчет важного груза он действительно соприкоснулся с озарением. Ну что же, дураков капитанами лодок не назначают.

2. Еда шпионов

Вокруг была другая Москва. В смысле своя собственная, та, к которой привык с детства, та, что с одним мавзолеем на Красной площади, но как по-новому она теперь смотрелась. И самое интересное – какая из них лучше? Эта, в огнях и рекламе – пародия на Нью-Йорк в центре и загаженная обертками от жвачек по окраинам, или же та, с чистыми улицами, просматриваемыми патрулями навылет? Эта, с шикарными позолоченными магазинами без покупателей, либо та, с очередями, торчащими из дверей и размахивающими талонами на сахар. Эта, с гостиничными холлами, осажденными не маскирующимися проститутками, или та, в которой, может быть, и есть подобное развлечение, но, по крайней мере, не выставлено оно напоказ, заштукатурено и зашпаклевано, и хоть юную пионерию не разлагает. Та, с затмевающим небо Дворцом съездов, либо эта, с отстроенным храмом Христа Спасителя. Как различны они, но и как похожи. Ведь обе из одного корня.

И очень хорошо, что похожи, легче будет Авроре привыкать после переезда. Панин внезапно остановился, поймав за хвост собственную мысль. А кто, собственно, собирался «переезжать»? И кто будет оплачивать этот самый «переезд»? И кто его разрешит? А если совершить его самостоятельно, кто даст обосноваться в Москве? Разве что в «Матросской тишине» пригреют.

Панин продолжил движение. Да, он знал в этом городе все. Он здесь родился. Наверняка данное обстоятельство учитывали при выборе его в качестве агента-посланника. Может, в контрразведке он и не единственный москвич, но, по всей видимости, выбирали из уже допущенных к секретам – не стоило расширять круг посвященных без крайней нужды.

А вокруг него сновали люди. Десятки, сотни, тысячи людей. Сновали, не догадываясь о том, что где-то есть город-копия, город-близнец и, может статься, в нем встречаются даже люди-близнецы каждого присутствующего. Кто знает? Кто проверял?

Панин затормозил перед «Макдоналдсом». Зашел. Как давно он не видел таких заведений. Что на этом месте там? Кажется, какая-то столовка с рыбными четвергами и остальными не мясными неделями? Да, паршиво быть сытой свиньей, но лучше ли быть еще и голодной? Он заказал гамбургер, подумал и добавил чизбургер. Нью-Йорк, ей-богу, Нью-Йорк!

3. Начинка наримаки

Они не пожали друг другу руки. Бог знает почему. Дети разных народов и заточенные, закаленные, живые инструменты разных культур, они просто посмотрели друг на друга распахнутыми в мерзком, искусственном свете глазами, пронизали взглядами тяжелый провонявшийся, уже почти наблюдаемый воздух, столкнулись лучами понимания, зрачками сути. И совсем не нужен был Сергею Макаренко стоящий наготове переводчик Коля Лазо, его и этого маленького молодого японца разделяли не только язык, культура, разница в возрасте и образовании, сейчас их делил, резал исполинской трещиной пополам турникет, пропускающий только в одну сторону. Там, за этой границей, обитала смерть. Для этого семнадцатилетнего по документам, но такого тринадцатилетнего на вид японца турникет уже сработал, и даже если бы он сейчас улыбался, чего он по наблюдениям команды вовсе не умел, это бы нисколько не приподняло завесу между ними. Для всех остальных и для Макаренко, разумеется, смерть покуда была наиболее вероятным, но не неизбежным концом затянутого приключения, а для него – однозначным неминуемым действом. Так что объединял этого пловца с капитаном боевой субмарины только долг, у каждого перед своей державой, культурой и прочим, но это были нюансы, наклейки-лейблы, важно, что долг для обоих был важнее жизни, итогом-завершением канувшего прошлого.

На трех остальных подводных пловцов капитан взглянул мельком, видел он их сто раз, один черт почти не различал, но не это погнало его мимо – до сего дня он сам не обращая внимания, чувствовал свое внутреннее превосходство перед этими малограмотными азиатами, наспех обученными управлению торпедами. Сейчас эта уверенность растаяла в дым. Черные зрачки японца Ито, еще год назад, наверное, не умеющего ничего делать, кроме ухаживания за подрастающим рисом, убили его русское превосходство. Хуже того, они придавили его к палубе еще одним долгом, помимо того, что имелся до этого, долгом перед этими новыми самураями. Пресс нового долга оказался таким мощным, что даже превысил прошлые – перед присягой, флотом и партией. Но, черт возьми, не мог же он допустить, чтобы эти мелкокалиберные ребята погибли зазря! Абсолютно не мог.

Да, конечно, у него были и простые торпеды – целых восемь штук. И заряды в тех обычных торпедах были не слабее тех, которые полыхнут, испаряя воду и обращая в жидкость железо, между ног у Ито, но ведь они были неуправляемые. И что ни говори, а вероятность не просто повредить, а утопить крейсер в единственно возможной атаке была очень маленькой. И не свалишь бронированный корпус единичным попаданием. Много их надо, этих попаданий. А если засекут с борта или с кораблей сопровождения атаку, начнут маневр уклонения и уйдут, унесутся бессмысленно толкаемые винтами сигары – и тогда уже все зря. А задание четкое: не просто повредить – уничтожить. И ведь какой-нибудь поганец-эсминец сопровождения может и бортом прикрыть, принять на себя удар. Или янки неспособны на такие подвиги? Думать о противнике хуже, чем о себе, – это сразу проигрыш. И если прикроет, что толку от неуправляемых, и от магнитных, и от прочих полей взрывающихся? И, значит, надежда на метод этот варварский – на смертничков этих низкорослых. Ясно, как их подбирали – кто меньше весит, какого-нибудь борца сумо на торпеду не посадишь – опрокинет, да и скорость она с ним не так живо наберет. Для идеального случая сгодилась бы голова профессора Доуэля, да чтобы бровями рули управления поворачивала. А ведь такими методами воюя, японцы всю свою молодежь поизведут. Ведь второй, а может, третий год они уже эти технологии передовые применяют. С самолетов началось.

Сергей Макаренко погасил мешающие мысли – патриотической настройки и так хватало. Он оперся на перископ, прикрыл на минуту глаза, сосредоточенно наблюдая за мерцающей черной пеленой. Ни черта их не хотелось открывать, но пока и можно было – все равно перископ еще не выпрыгнул наружу, только тонюсенькая приемная антенна билась наверху над только в голове представимыми и такими позабытыми волнами. Была ли она теперь нужна? Главное, что от нее требовалось, они уже получили. Сообщение о приближении скоростного конвоя. Там, в этом конвое, была их маленькая, но такая дорогая для достижения цель – президент Трумэн. Ну, что же, господин Гарри, посмотрим, как крепки ваши нервы. Будем знакомы, новоиспеченный капитан Немо – Сергей Сергеевич Макаренко. Не смею обнять вас слишком крепко, предоставляю это право избраннику японского народа – Ито.

Да, а если его спасут на шлюпке, внезапно додумался до лежащего на поверхности, такого простого вывода Макаренко. Он даже разлепил веки. Сколько же надо всадить в «Индианаполис», дабы он погрузился достаточно быстро? Возможно ли такое? Сергей Макаренко был асом, за свое капитанство он отправил на дно морей и океанов достаточно металла, но еще ни разу это не был крейсер водоизмещением тринадцать тысяч тонн. Сергей Сергеевич начал топить в Средиземном, добрался сюда, до самого большого океана. И если он выкрутится из новой истории, то рост в званиях и должностях неминуем, как победа мирового коммунизма. Но выкрутится ли? Однако сейчас главное, конечно, было не это, а долг перед напялившими акваланги японцами. Пока они дышат из специально выведенных в выпускной отсек трубок, экономят смесь в баллонах. Раньше, до этого рейса, Макаренко никогда не слыхал о таких штуковинах, с которыми можно погружаться так глубоко. Насчет акваланга с него взяли отдельную подписку о неразглашении. Смешно. Неужели он, ставящий на карту жизнь экипажа, продаст капиталистам научные секреты Союза? Вообще, много чего в этом круизе Макаренко увидел нового. Хотя бы смертников этих, никогда раньше японцы на борт советских лодок не допускались – слишком тайный это союз – «Восходящего солнца» и красного знамени. И надолго ли он?