Куку Шинель - Луганцева Татьяна Игоревна - Страница 36

Яна понеслась за ней как голодная собака, почувствовавшая сахарную косточку. Она многозначительно косилась на ноги полной женщины, указывая Илье на наконец-таки встреченную ими местную жительницу в резиновых сапогах. Тот только усмехнулся в ответ. Уже в дверях Анна Ильинична обернулась и внимательно посмотрела на Илью:

– Ну заходи, коль ты не призрак!

– Уверяю вас, я из крови и плоти, – заверил ее Илья и, шагнув мимо настороженной хозяйки дома, вошел в избу.

– Ущипните его, ущипните, – посоветовала ей Яна, следуя за Ильей, – и сразу все страхи пройдут.

– Вы идите на кухню, я туда альбом принесу, – сказала тетя Нюра и захлопнула за ними дверь.

Обстановка в доме медсестры оказалась весьма скромной. Илья с Яной опустились на жесткие стулья и сложили руки на поверхности деревянного стола, словно школьники в первом классе.

– Как здесь можно жить? Так неприятно пахнет, – сказала Яна, не ожидая, что хозяйка ее услышит.

– Ко всему привыкаешь! – ответила Нюра, входя в маленькую кухню и с грохотом бросая на стол толстую обтрепанную книгу, явно старинную.

– Самая большая реликвия в моем доме, – пояснила она, – никогда бы не показала ее вам, если бы не обстоятельства.

– Что это? – поинтересовалась Яна.

– Сейчас увидишь, – Нюра сдула пыль с книги и строго посмотрела на Яну, – много вас тут охотников за сокровищами ходит.

– В смысле?

– В смысле работники музея, которые искали хоть какую-то информацию об исследователе Кудрявцеве. Хотели создать музей, посвященный ему. Опрашивали всех, кто его видел и общался с ним, и меня в том числе, – с некой гордостью пояснила она.

– А вы с ним общались? – переспросила заинтригованная Яна. – И какой он был?

– Какой был? – усмехнулась хозяйка дома и резко выкинула руку вперед, как раньше делали дети в детских пугалках. – Да вот такой! Точь-в-точь! – указала она на Илью.

«Все-таки зря мы пришли, вряд ли чего путного добьемся, бабка-то совсем из ума выжила», – подумала Яна.

– Сами смотрите, – продолжала тетя Нюра, открывая альбом на одной из пожелтевших, пожухлых страниц и указывая коротким пальцем на фотографию.

Яна с Ильей одновременно склонились над альбомом, стукнувшись лбами. Яна увидела на старинной фотографии, черно-кремовой от старости, представительного мужчину с вьющимися волосами и усами, умными и добрыми глазами, в странной одежде с множеством оттопыривающихся карманов.

– Владимир Адольфович Кудрявцев, – гордо сказала хозяйка дома.

Яну поразило не то, что этот добродушный дядька является известным исследователем, и даже не то, что она видит человека, прах которого разрушила одним метким ударом камня. Ее выбило из колеи поразительное сходство этого ученого с Ильей. Словно они были братья-близнецы, но только один из них быстро состарился. Илья тоже молчал, как будто воды в рот набрал. Да и что тут можно сказать? Комментарии были излишни. Неудивительно, что люди, видевшие ученого воочию, смущались и терялись при встрече с Ильей.

– Дело в том, что этот великий человек имел одну странность. Он очень не любил фотографироваться. Путешествуя в молодости по Африке, Владимир Адольфович после общения с колдунами и шаманами проникся философией одного племени. Там ему внушили, что каждая фотография, портрет и прочее изображение человеческого облика воруют жизнь живого человека. Владимир Адольфович после этого фактически не фотографировался. Поэтому каждый снимок этого уникального ученого сам по себе уникален тоже! Музейный экземпляр! – похвасталась медсестра.

– Поразительное сходство, – наконец-то обрела дар речи Яна.

– А я о чем? Да я когда увидела этого парня, чуть с ума не сошла! Будто дух великого человека снова воплотился на нашей грешной земле! – И она молитвенно сложила руки.

– Боюсь, что воплотился он только во внешнем облике, – наконец-то «разморозился» Илья, – во всем другом я абсолютно обычен в отличие от этого ученого.

– Если фотографии так редки, почему бы вам действительно не сдать их в музей? – спросила Яна, все еще не в силах оторвать взгляд от старинного фото.

– Ни за что! – почти закричала хозяйка дома. – У нас тут не так давно нашлись «умельцы», которые хотели создать музей Кудрявцева на голом энтузиазме. Ходили по домам, собирали сведения, записи, фотографии, легенды и сказания об этом человеке. И что? А ничего! Мне они сразу не понравились, я и на порог их не пустила, все-таки интуиция меня ни разу в жизни не подводила. Некоторые старые дураки польстились на какие-то копейки, которые те платили за их сведения, причем идиоты отдавали все, что у них было, говоря: «Зачем это нам-то? Жизнь прожили, так и не пригодилось. Не оставишь же эту рухлядь в наследство детям? Уж помирать скоро, хоть новенький телевизор посмотрим на старости лет».

– Ого! Голый энтузиазм! – отметила Яна. – Так они еще и деньги платили за письма, фотографии и документы?

– Платили, хитрецы, поэтому старые люди все им и сплавили. Погнались за длинным рублем. А многие старики, знавшие Владимира Адольфовича лично, уже умерли, и их добро было благополучно складировано на чердаках и в подвалах. Хранимые родителями фотографии неизвестных людей и непонятные записки детям были абсолютно не нужны, и они их даром отдавали этим проходимцам. Я – другое дело, я ни листочка, ни фотографии не показала. Они меня просто-таки пытали и хотели купить, предлагали очень большие деньги, откуда-то узнали, что я была знакома с Владимиром Адольфовичем лично, – раздувалась от собственной значимости Анна.

– Да? – удивилась Яна.

– Вот-вот! Следопыты хреновы! Но от меня они ничего не узнали! Я – кремень! Дело в том, что Владимир Адольфович – моя первая платоническая любовь. Я была глупой девчонкой, а он уже умудренным жизненным опытом мужчиной с сединой.

– У вас был роман? – задала нетактичный вопрос Яна.

– Если бы! – закатила Анна глаза. – Я могла только мечтать об этом. Я ходила за ним как собачка и слушала его речи, открыв рот. Это был гениальный ученый, интереснейший собеседник и замечательный человек. Да что там! Я была влюблена без памяти! А он, конечно же, как порядочный мужчина не рассматривал мою кандидатуру всерьез. Потом Владимир умер, я сходила с ума от горя, но до этого никому не было никакого дела. Даже моя мать не одобряла, что я сохну по иностранцу, весьма странному и к тому же в летах. А я больше в жизни не встретила ни одного человека, хоть отдаленно напомнившего мне Владимира, вот так и осталась одна. Как это у вас называется? Роковая любовь?

– Наверное, – пожала плечами Яна, которую больше занимали другие проблемы. – Так что же случилось с собранными документами о Кудрявцеве?

– А все сгорело! – ответила Анна Ильинична, все еще с опаской косясь на Илью. – Весь их офис сгорел, а сами они исчезли. Милиция искала их, так и не нашла. А за неимением акта государственной экспертизы, что собранные документы и фотографии представляли историческую ценность, и дело заводить не стали. Так все пеплом, тьфу, мраком и покрыто до сих пор. Я думаю, что мошенники сами и подожгли все, а документы вывезли, было там что-то ценное, если за информацию деньги давали. Так что все, что осталось у меня, вообще бесценно, – хвасталась старуха.

– А как они выглядели? – спросил Илья.

– Кто?

– Люди, интересовавшиеся судьбой ученого, – уточнил он.

– А, да такие же, как вы! Проныры! Парень с девушкой, ничего примечательного! Единственная примета – парень рыжеволосый, а девушка слегка прихрамывала.

– Ничего себе – единственные приметы! Да это просто факел в ночи – рыжий и хромая! – воскликнула Яна.

– Или – хороший отвлекающий момент, – отметил Илья.

– Не нашли и следов их! – констатировала медсестра, с любовью ощупывая свой старенький фотоальбом. – Поэтому вся память о великом исследователе осталась в этих пяти посвященных ему фотографиях, в моем сердце и в урне с его прахом в поместье Соболева.

На словах об урне с прахом Яна закашлялась, и почти сразу же погас свет, погрузив весь дом в темноту.