Из любви к искусству - Воронин Андрей Николаевич - Страница 66

– Замочил наглухо, сука, – слегка дрожащим голосом доложил охранник.

– Бегемота на веранду, – продолжал Петрович, торопливо, кое-как сваливая в сумку драгоценный сервиз. – Берлогу поджечь – и ходу. Живо, живо, мусора на подходе!

Охранник заметался. Петрович подхватил сумку, но помедлил еще секунду, задумчиво ощупывая сквозь ткань пальто лежавший в кармане пистолет и косясь на приоткрытую дверь, что вела с веранды в дом.

А, черт с ней, с этой старой сукой, решил он наконец. И так поджарится. А если уцелеет, значит, так ей на роду написано. Все равно она меня не видела, так что толку от ее рассказа ментам не будет никакого. Зато на мне, может, одним грехом меньше будет…

Через минуту черный джип уже отъехал от весело разгоравшегося дома, а еще через четверть часа уцелевший охранник остановил машину на обочине шоссе, выбрался на дорогу, сорвал с бамперов картонные таблички с фальшивыми номерами, обнажив настоящие, зашвырнул их в лес, вернулся за руль и дал полный газ, увозя хозяина подальше от места преступления.

Не въезжая в город, они свернули в один из многочисленных подмосковных поселков, где у Петровича был надежный, проверенный знакомый, и оставили сумку с сервизом и все имевшееся в машине оружие в подвале, присыпав импровизированный тайник заготовленной на зиму картошкой. Теперь никакие милицейские операции по перехвату им были не страшны, и Петрович немного расслабился.

Реакция Яхонтова на сервиз яснее любых слов говорила о том, что сервиз самый что ни на есть подлинный – тот самый, о котором говорили по телевизору, называя его безвозвратно утраченным и вообще гипотетическим. Старый ювелир был прав: продать сервиз в России будет, пожалуй, трудновато, и дело вовсе не в цене. В России множество богатых людей – богатых по любым, самым строгим мировым стандартам. И деньги свои они тратят совсем не так, как эти западные скопидомы. У русского человека и натура все-таки пошире, и вообще… Так что при прочих равных условиях продать сервиз внутри страны можно было бы даже выгоднее, чем на Западе. Но на нем, черт его подери, и в самом деле слишком много крови, и выставлять эту штуковину напоказ было бы безумием: всех журналистов не запугаешь, всех ментов не купишь, и рано или поздно если не Белкина, то какой-нибудь другой щелкопер раскрутит эту историю, дав прокуратуре богатую пищу для размышлений и выводов.

Вспомнив о Белкиной, Петрович досадливо поморщился: журналистка ему безумно мешала, но принимать в отношении нее радикальные меры было пока рановато. В последние два дня он и так развил чересчур активную деятельность. «Слишком много трупов, – с неудовольствием думал Мамонтов. – Слишком быстро все происходит – до неприличия быстро, как после хорошей клизмы. Время поджимает, и приходится спешить, а когда спешишь, возрастает вероятность ошибки. Того и гляди, кто-нибудь лоханется по-крупному – если не сам, то кто-нибудь из твоих подчиненных. А в нашем деле выговоров не выносят и квартальных премий не лишают. В нашем деле выносят приговоры и лишают свободы, а если очень не повезет, то и жизни… Нужно поднять старые связи. Навестить старых друзей, посидеть вечерок за бутылкой хорошего коньяка, вспомнить былые дни, тактично напомнить этим солидным дядям про некоторые грехи молодости, чтобы были посговорчивее. В особенности это относится к некоторым чинам из таможенного комитета.»

С тех пор как Петрович имел с ними общие интересы, утекло много воды. Кто-то погорел, кто-то ушел в тень, но кое-кто очень неплохо продвинулся за это время – настолько неплохо, что месяц назад Петрович был очень удивлен, увидев на экране телевизора знакомую физиономию. Физиономия выглядела сытой и всем довольной, а ниже физиономии располагался китель с генеральскими звездами на плечах. «Вот тебя мы и достанем, – решил Мамонтов. – С тобой мы и проконсультируемся, как бы нам половчее вывезти за границу доставшийся в наследство от бабушки-старушки набор медной посуды. И ты у меня сделаешь все, о чем я попрошу, иначе в газетах появятся очень интересные публикации. Купить журналиста в наше время не проблема, да и покупать никого не придется. Подкинуть эту кость той же Белкиной – она же ее до самой смерти из зубов не выпустит. Разгрызет на куски и высосет мозг, и тебе, генерал, это отлично известно. Небось холодным потом обливался, когда читал статейки этой Белкиной о том бедняге-прокуроре…»

Домой Петрович вернулся в прекрасном расположении духа, больше не думая ни об убитом Яхонтове, ни о загадочном Сером, который зловещей тенью маячил где-то поблизости. С Серым должны были разобраться Самсон и Борис, а если им вдруг не повезет, то под рукой всегда найдется десяток быков, которые только и умеют, что ломать морды и стрелять из-за угла. У Андрея Петровича Мамонтова были дела поважнее.

С аппетитом пообедав, он сел на телефон и стал наводить справки. Вскоре он уже набрал заветный номер, знать который ему было не положено (и не только ему, но и вообще простым смертным), и, дождавшись ответа, со сдержанной иронией проговорил в трубку:

– Александр Григорьевич? Мамонтов беспокоит. Что, удивлен? У меня к тебе дело, генерал…

Глава 15

Борис остановился на широком бетонном крыльце, не спеша, с удовольствием закурил и стал неторопливо спускаться по ступенькам, с беспечным видом глазея по сторонам и попыхивая зажатой в зубах сигаретой. "Сигарета торчала вверх и вбок под залихватским углом, придавая Борису необыкновенно разбитной и довольный вид, и поджидавший приятеля в машине Самсон понял, что дело выгорело.

Польщенные похвалой Петровича, который до случая с Перельманом если и разговаривал с ними, то только сквозь зубы, приятели не стали ждать милостей от природы и развили бурную деятельность, направленную на то, чтобы отыскать приятеля Белкиной. Для начала они по собственной инициативе связались с Каланчой и Чижиком, которые теперь вместо них «пасли» журналистку, и попросили сразу же сообщить, если на горизонте возникнет этот тип на своей тачке. Исходя из собственного опыта, они предполагали, что звонок не заставит себя долго ждать, но Каланча и Чижик молчали, а когда Самсон позвонил им сам, Каланча довольно неприветливо ответил, что помнит о просьбе, и предложил оставить его в покое и не мешать работать. По его тону было ясно, что они с Чижиком убивают время при помощи засаленной колоды карт и что Каланча, как и Самсон незадолго до этого, уже успел проиграть напарнику довольно солидную сумму.

После полудня стало ясно, что таинственный Серый сегодня не намерен появляться у Белкиной. Приятели поняли, что ждать у моря погоды не приходится, и принялись действовать по собственному усмотрению.

Все, что им было известно о человеке, которого заказал им Петрович, сводилось к марке и номеру его автомобиля. Самсон предложил было позвонить Петровичу и поинтересоваться, не знает ли тот каких-нибудь координат, по которым можно было бы выйти на интересующее его лицо, но Борис резонно возразил, что, если бы Петрович располагал информацией, которая могла им пригодиться, он поделился бы ею сразу, не дожидаясь вопросов. А раз уж он этого не сделал, сказал Борис, то звонить ему сейчас бесполезно – только зря облажаемся…

У Бориса возникла идея, и после краткого обсуждения напарники пришли к выводу, что есть смысл попытаться претворить ее в жизнь.

Дело было в том, что до того, как поступить на работу к Петровичу, Борис несколько лет подряд занимался тем, что он громко именовал «автомобильным бизнесом». Бизнес этот заключался по преимуществу в перепродаже краденых машин по поддельным документам и приносил Борису неплохой доход. Но это была нервная работа, подделывать документы становилось все труднее с каждым днем, на постах ГИБДД, как поганые грибы после дождя, один за другим появлялись до отказа набитые информацией об угнанных машинах компьютеры, а после громких террористических актов на дорогах стало и вовсе не повернуться из-за обремененных автоматами и бронежилетами ментов. Доходы падали, риск возрастал, дорогостоящие связи в ГИБДД и среди судей практически перестали себя оправдывать, и Борис ушел на более спокойную, как ему казалось, работу.