Стрелы на ветру - Мацуока Такаси - Страница 102

– Замечаниями?

– Нет, господин. Мечами. Пятеро наших пострадали, но обошлось без серьезных ран.

– Так много? Неужто наше воинское искусство так истаяло за столь краткий срок?

– Нет, господин. – В первый раз за все время доклада на лице Таро промелькнуло довольное выражение. – Семеро вассалов князя Гэйхо вернулись к истоку, и еще столько же вскоре последуют за ними, по причине полученных ранений.

– Кто расследовал обстоятельства происшествия?

– Я, господин. Сразу же, по горячим следам.

– Так значит, – произнес Гэндзи, – ты был в Иокогаме, но прибыл слишком поздно и не успел предотвратить схватку.

– Нет, мой господин. – Таро низко поклонился. – Я уже находился там к моменту начала ссоры. Я лично нанес первый удар.

Гэндзи нахмурился:

– Мне неприятно это слышать. Ты знаешь, что сёгун не любит, когда беспорядки происходят на глазах у чужеземцев.

– Да, господин.

– Ты знаешь, что в Иокогаме много чужеземцев, и проживающих там, и приезжих.

– Да, господин.

– Ну так что?

– Прозвучали нестерпимые оскорбления. – Взгляд Таро метнулся к Эмилии. – Я полагаю, что действовал надлежащим образом.

– Ясно, – кивнул Гэндзи. – Да, я думаю, ты действовал правильно. Подробный отчет можешь предоставить попозже. А пока что поставь в известность господина Сэйки. Мы наверняка получим предостережение от сёгуна. Сэйки необходимо подготовить официальный письменный ответ.

– Слушаюсь, господин.

– Не забывай говорить громко и отчетливо. После взрыва в монастыре Мусиндо слух господина Сэйки уже не столь хорош, как прежде.

– Слушаюсь, господин. – Таро улыбнулся. – Хидё предлагает, чтобы мы поучились наряду с устными отчетами составлять еще и письменные.

– Прекрасно. Передай Хидё, что я поддерживаю его предложение. И спасибо за то, что ты вступился за честь госпожи.

– Не стоит благодарности, господин. – Таро поклонился Эмилии. – Ведь она исполнила пророчество.

Когда он ушел, Эмилия поинтересовалась:

– Почему он мне поклонился?

– А он кланялся?

– Да. Я видела.

– Наверное, он был рад вас видеть.

– Сомневаюсь, – сказала Эмилия. Интуиция подсказывала девушке, что речь шла о ней. Своего имени – Э-ме-ри – она не расслышала, но Таро во время разговора смотрел на нее, а Гэндзи, наоборот, чересчур старательно не смотрел. – Опять из-за меня произошли какие-то неприятности?

– Ну что вы. – Гэндзи обезоруживающе улыбнулся. – Вы ведь ничего не делали, верно?

– Уже само мое присутствие постоянно порождает неприятности.

– Не говорите глупостей, Эмилия. Это неправда, и вы сами это знаете.

– Пожалуйста, перестаньте. Я давно уже не маленькая, хоть вы, похоже, и считаете меня ребенком.

– Я вовсе не считаю вас ребенком.

– Я знаю, у вас не любят иностранцев, и эти настроения усиливаются. Я боюсь, что становлюсь для вас тяжкой обузой. Пожалуйста, скажите, что произошло?

Гэндзи взглянул на открытое, бесхитростное лицо девушки и вздохнул. Он давно уже обнаружил, что Эмилии очень трудно лгать – даже для ее же блага.

– Какие-то невежественные вассалы враждебно настроенного князя позволили себе грубые высказывания. Вспыхнула ссора. Некоторые из моих людей получили раны, но никто серьезно не пострадал, как сказал Таро.

– А что с вассалами другого князя?

– К вечеру их у него будет меньше, чем было утром.

– О нет! – Эмилия спрятала лицо в ладонях. – Я все равно что убила их собственноручно!

Гэндзи уселся на стул рядом с ней – на самый краешек, как он уже успел научиться. Он больше не откидывался на спинку, и его внутренние органы чувствовали себя гораздо лучше, оставаясь в естественном, предписанном природой положении. Гэндзи осторожно обнял девушку за плечи.

– Эмилия, вы слишком много на себя взваливаете.

Почувствовав его прикосновение, Эмилия расплакалась.

– Разве? Если б меня здесь не было, обо мне бы не говорили и вашим людям не пришлось бы вступать в поединки. Как же я могу поверить, что я ни в чем не виновата?

– Если бы вас здесь не было, мы нашли бы другие причины убивать друг друга. В точности как и всегда.

– Нет. Я не могу утешиться столь несерьезной отговоркой. – Сделав над собой усилие, Эмилия перестала плакать, хотя все еще продолжала вздрагивать. Она повернулась к Гэндзи. – Мне не следует оставаться рядом с вами.

Она знала, что это правда. Но до чего же ей не хотелось произносить эти слова!

Несколько мгновений Гэндзи задумчиво смотрел на нее. В конце концов он кивнул:

– Вы правы. Просто поразительно, до чего же я был слеп! Ведь выход настолько прост и очевиден! Чтобы избавить нас от кровопролития, вам нужно немедленно уехать. Не просто из дворца, не просто из Эдо – вообще из Японии. Если бы только я уразумел истину раньше, вы могли бы отплыть сегодня утром, на «Звезде», вместе с Хэйко и Мэтью. Ну да ладно. Я приготовлю все необходимое, чтобы вы могли отправиться с ближайшим же пароходом. Вы окажетесь в Гонолулу раньше их, подождете немного и уже вместе с ними поплывете в Сан-Франциско. И как только вы исчезнете, мы наконец-то обретем мир.

Он поднялся и стремительно двинулся к двери. И лишь на пороге развернулся и посмотрел на Эмилию. Она ошеломленно таращилась на князя. Гэндзи рассмеялся:

– Теперь вы видите, насколько несерьезны ваши доводы? Мы убивали друг друга еще за тысячу лет до вашего прибытия. За то, что кто-то наступил на чужую тень. За то, что кто-то сманил у другого гейшу. За то, что чей-то предок десять поколений назад предал другого предка. Не ссорься мы из-за цвета ваших глаз, мы бы с легкостью нашли другой повод для убийства. Уж вы мне поверьте.

Гэндзи надеялся успокоить Эмилию, но эти слова подействовали на девушку совершенно непредвиденным образом. Она растерянно заморгала, а потом вдруг разрыдалась – столь жалобно, что прежние слезы и в сравнение с нынешними не шли.

– Эмилия…

Гэндзи снова уселся рядом с девушкой, осторожно взял ее за подбородок и попытался повернуть лицом к себе. Эмилия, всхлипывая, отвернулась.

– Эмилия, простите меня, если я сказал что-то не то. Я просто хотел при помощи преувеличения показать вам, что ваш отъезд ровно ничего не решит и ничем нам не поможет.

– Я была так счастлива здесь… – сквозь плач произнесла Эмилия.

– Странно. А по вашему виду я бы и не сказал…

– Господин, – донесся от двери голос Ханако.

– А, Ханако! Входи. Я, право, в замешательстве.

Услышав имя Ханако, Эмилия подняла голову, а потом подбежала к служанке и со слезами уцепилась за нее. Гэндзи шагнул было к ним, но Ханако покачала головой.

– Я о ней позабочусь, – сказала Ханако и вывела плачущую девушку.

А Гэндзи остался стоять, ничего не соображая. Понять все это было не просто трудно, а невозможно. Гэндзи уселся на стул, тут же вскочил, прошел к окну, выглянул, не осознавая, на что смотрит, и уселся на подушку на полу. Быть может, медитация поможет ему обрести ясность? Но как он ни старался, ему не удавалось избавиться от одолевавшей его мешанины мыслей. У него не получилось даже как следует расслабить мышцы. Где уж тут надеяться прояснить сознание, если он даже собственное тело толком не контролирует? Так что от этой надежды Гэндзи пришлось отказаться. Но что же ему делать дальше?

Когда Хэйко впервые предположила – каким нелепым тогда казалось это предположение! – что Эмилия может стать матерью его ребенка, Гэндзи подумал, что его чувства станут непреодолимым препятствием. Точнее, отсутствие этих самых чувств. Мужчине вовсе не обязательно любить женщину, чтобы зачать с нею ребенка. Однако плотское влечение необходимо. А вот его-то и не было.

А потом вдруг оно появилось, совершенно неизъяснимым образом.

Нет, он не начал воспринимать ее внешний облик иначе. Да и как? В ней было слишком много несуразного: чересчур большая для правильного эстетического баланса грудь, ненормально узкая талия – как только потоки ци вообще проходят через среднюю часть тела? – неестественно короткое туловище и длинные ноги, несоразмерно широкие бедра и круглые, выступающие соски. Он просто представить не мог это тело с причудливо искаженными пропорциями облаченным в кимоно. Но даже если бы и удалось как-нибудь смягчить и сгладить все излишние округлости – какой цвет, какой узор способен хотя бы чуть-чуть отвлечь внимание от ее кошмарных золотистых волос? Нет, ни о каком изяществе тут не может быть и речи.