Пещера Лейхтвейса. Том второй - Редер В. - Страница 102

— Если ваша милость желает довериться мне, — сказал молодой парикмахер, — то я построю такую прическу, которая затмит все когда-либо до сих пор существовавшие.

— Делайте, как знаете, — ответила Гунда, — вполне полагаюсь на вас.

— Я тоже думаю, что это будет к лучшему, — сказал парикмахер.

Затем, обвив руку длинными прядями волос, он закрутил их и укрепил на затылке. Когда таким образом он проработал с четверть часа, Гунда убедилась, что он в самом деле большой художник.

— Теперь мы должны постараться уложить миртовый венок на этих золотистых локонах. Прошу вас, сударыня, сидеть совершенно спокойно, потому что я должен буду щипчиками укрепить его.

Он подошел к туалету, осторожно взял из коробки миртовый венок и возложил его на голову Гунды. Она взглянула в зеркало. В то мгновение, когда венок коснулся ее головы, сердце ее наполнилось невыразимым счастьем.

Этот момент означал ее соединение с горячо любимым человеком. «Наступит день, когда, наконец, исполнится твоя самая страстная мечта, — сказала она себе. — Еще немного, и ты упадешь в объятия избранного тобой и будешь принадлежать ему».

— О, как больно, что это? — вскрикнула вдруг молодая девушка. — Вы втыкаете слишком крепко шпильки.

— Так нужно, это только от того, что это место на вашей голове очень чувствительно, — ответил парикмахер. — Так… Так… так, вот и конец.

У дочери Зонненкампа вырвался глухой, болезненный стон. Ей казалось, что шпильки, причинившие ей такую боль, действительно вонзились в ее голову. Что-то острое, точно пробуравливающее ее. Она испытывала сильную боль, которая хотя тотчас же прекратилась, но оставляла после себя ощущение слабости, необъяснимой для Гунды. Она чувствовала, будто кровь останавливалась в ее жилах, и сердце стало биться гораздо медленнее. Ее поднятые руки тяжело опускались. Она хотела крикнуть, но чувствовала, что не имеет сил повысить голоса и позвать на помощь. Вдруг в ней мелькнуло страшное подозрение. Слабость ее показалась ей неестественной, так как только что она чувствовала себя совершенно здоровой. Она догадалась, что парикмахер, должно быть, с каким-нибудь преступным намерением отравил ее, лишил сознания и обессилил.

«Может быть, это миртовый венок… парикмахер… да, потому-то он и просил так настойчиво, чтобы ему поручили причесать ее… Он не тот, за кого выдает себя… Он только представился парикмахером… Бог ведает с какой целью».

Гунда еще раз открыла глаза. Она взглянула в зеркало и в это мгновение увидела в нем лицо парикмахера, который так настойчиво навязал себя ей. Это лицо было ей знакомо, она уже однажды видела его. Но где?.. где?.. где?.. И вдруг пелена спала с ее глаз. Теперь она догадалась, чье это лицо, и эта догадка наполнила ее ужасом: она почувствовала, что окончательно погибла. Она в зеркале узнала черты своей матери… Аделины Барберини. Тут она стала напрягать все свои силы, чтоб крикнуть и позвать на помощь. Но ее дрожащие уста испустили только хриплый, болезненный стон, который не мог достигнуть коридора.

— Теперь ты моя… моя… и на этот раз я уж вполне обеспечу себе обладание тобой…

Точно гром, раздались эти слова в ушах девушки. В эту же минуту жестокосердная мать прижала еще крепче венок к голове бесчувственной дочери. Гунда чувствовала, что она теряет сознание. Еще раз сделала она попытку подняться с кресла, но не имела больше сил и снова упала на него. Ее глаза закрылись. Страшная слабость овладела ею, она чувствовала, что руки и ноги у нее коченеют; ей казалось, что смерть охватила ее тело своими костлявыми, как лед холодными руками.

Аделина Барберини отступила на мгновение, потом снова подошла ближе, как бы желая убедиться, вполне ли удалось ее дело, и стала рассматривать бледное, красивое лицо своей дочери.

— Отлично, — проговорила жестокая женщина, — теперь она в моих руках. Надо позвать моего помощника, чтобы он вынес ее из дома. А, Андреас Зонненкамп, ты вступил со мной в борьбу, но мое оружие лучше твоего, и я владею им с убийственной уверенностью.

Аделина Барберини поспешила к двери и прислушалась. В коридоре все было тихо. Она отодвинула задвижку, немножко приоткрыла дверь и тихо, протяжно свистнула в щель. Одна из занавесей в коридоре зашевелилась, и из-за нее показалось лицо Гаральда, Короля контрабандистов.

— Скорей! — повелительно позвала его Аделина Барберини. — Теперь твоя очередь; я свое дело сделал, она больше не будет противиться нам.

Король контрабандистов в несколько прыжков подскочил к двери комнаты Гунды и, как кошка, шмыгнул в нее.

— Прекрасно, очень хорошо, — сказал Гаральд, увидя в кресле бесчувственную девушку, — теперь мне будет легко унести ее в надежное место.

— Принес ли ты с собой мешок или платок?

— Я принес мешок, — ответил Король контрабандистов, вынимая из-за пазухи грубый холщовый мешок. — Надеюсь, он будет достаточно велик, чтобы уложить в него девушку.

— Ну так скорей за дело.

Король контрабандистов подошел к Гунде, лежащей в обмороке. Но когда он взглянул в ее лицо, у него вырвался невольный крик удивления и восторга: он никогда не видел такого прелестного создания.

— Черт знает, как она хороша! — пробормотал он. — Жених, конечно, перевернет небо и землю, чтобы вернуть ее.

— Так торопись же, это не должно ему удаться, — сказала Аделина Барберини, — теперь не время для размышлений. За дело, Гаральд, за дело!

В следующую минуту Король контрабандистов поднял Гунду с кресла. Аделина держала обеими руками открытый мешок, в который медленно спустилось прелестное тело несчастной невесты. Гаральд завязал мешок.

— А она не может задохнуться в завязанном мешке? — спросила Аделина Барберини.

— Не бойтесь, сударь, — ответил контрабандист, — в мешке сделаны отверстия для воздуха; кроме того, его ведь и нести-то недалеко. Внизу на Эльбе меня ждут два моих помощника в лодке, и раз мы очутимся на другом берегу, то будет легко дать ей свежего воздуха. Сколько приблизительно времени она проспит?

— Приблизительно около часа.

— Каким способом вы привели ее в такое состояние? — спросил Король контрабандистов.

— Рассмотри свадебный венок, — ответила Аделина Барберини, протягивая ему сплетенный мирт, — видишь, тут под зелеными листиками скрыты три маленькие шприца. В ту минуту, как я положил на нее венок, шприцы воткнулись в ее голову и впустили несколько капель их содержимого. Она моментально потеряла сознание. Это средство надежное и совершенно безвредное. Кроме легкой головной боли, оно не оставляет после себя никаких последствий.

— Я также надеюсь, что девочка не подвергнется никакой опасности, иначе я не взялся бы за это дело, — проворчал контрабандист.

— Теперь постараемся скорее уйти, — подтолкнула его Аделина Барберини, — мы тут стоим и болтаем в то время, как окружены опасностью.

— Что это? — воскликнула она вдруг. — Кажется, кто-то идет?!

Она выглянула в дверь; вздох облегчения вырвался из ее груди, когда она убедилась, что ошиблась. Только внизу лестницы стояли люди, громко разговаривая между собой.

— Помогите мне поднять мешок на плечи, — сказал Король контрабандистов, встав при этом на колени. — Так, благодарю вас. Не тяжела эта ноша. С нею я прошел бы всю Саксонию, если бы было нужно, — засмеялся он.

Гаральд встал.

— Идите вперед, — сказал Король контрабандистов Аделине Барберини, — сзади вас я вынесу мешок из дома. В шесть часов приходите в мою хижину, там найдете девушку.

Аделина больше не медлила; она покинула комнату, не взяв с собой принесенных ею щеток, гребенок и свадебного венка. Легкими шагами стала она спускаться с лестницы. По дойдя до последних ступенек, она страшно испугалась и невольно ухватилась руками за перила, чтобы удержаться на ногах. В нескольких шагах перед нею стоял ее муж. Да, внизу стоял Зонненкамп, оживленно разговаривая с молодым офицером в мундире прусского майора. Аделина Барберини ни минуты не сомневалась, что офицер этот Курт фон Редвиц, с которым Гунда должна была повенчаться. И мимо этих-то двух людей она должна была теперь пройти.