Пещера Лейхтвейса. Том второй - Редер В. - Страница 118

Отто Резике в сильном возбуждении слушал рассказ бедного калеки и теперь, схватив за руку несчастного скрипача, почти шепотом заговорил:

— Будь я на твоем месте в ту ночь, то не стал бы играть на скрипке. Вместо нее я взял бы в руку вот эту штучку, и моя музыка живо спугнула бы нежных голубков в спальне новобрачных и отняла бы у них желание ворковать и целоваться.

При этих словах разбойник схватил свой пистолет и с яростью потряс им над головой.

— Но что отложено, то еще не потеряно, — продолжал Отто Резике, не обращая внимания на возражение скрипача Франца. — Я не удовлетворюсь слезами и жалобами, нет, я потребую ответа у неверной; и горе, трижды горе ей, если она не сможет дать его.

— Вспомни твою клятву, — воскликнул с жаром Франц, — ты мне обещал не причинять ей никакого вреда!

— Я обещал тебе, — ответил Резике, — не убивать Ганнеле; но что касается рыжего Иоста, то я не связал себя никакими обещаниями относительно его. Ха, ха, господин управляющий герцога! Вы не предполагали, когда вели под венец хорошенькую голубку, что есть человек, имеющий раньше вас и более основательные права на это сокровище. Вы, по обыкновению, отняли у бедняка все, что он имел. Но на этот раз вы ошиблись в расчете, и хотя вы отличный счетовод, я подведу такой итог, какой вам и не снился. Прощай, Франц, прощай, ты славный малый. Благодарю тебя за сведения и клянусь отомстить за нас обоих!

— Только пощади ее и ребенка! — воскликнул скрипач.

Отто Резике, уже подходивший к двери, моментально остановился, точно пораженный.

— Ребенка? О каком ребенке говоришь ты?

— О ребенке Ганнеле.

— У нее ребенок? Мальчик или девочка?

— Мальчик четырех месяцев.

— И это ребенок рыжего Иоста?

— Без сомнения.

— В таком случае — он погиб! — воскликнул Отто Резике странным голосом. — Ребенка я не включал в свою клятву. Жизнь вероломной изменницы, забывшей свои клятвы, я пощажу, но зато поражу ее в самое больное место — в материнское сердце.

С этими словами разбойник поспешно удалился, не обращая внимания на мольбы Франца, в отчаянии простиравшего к нему руки. Затем скрипач поднял кинжал, воткнувшийся в пол, и стал внимательно, со странным выражением лица, рассматривать его.

— Я его сберегу; кто знает, когда и для чего он мне понадобится.

Немного спустя он схватил скрипку и смычок, и в покинутом доме медленно полились дивные звуки, в которых слышались печаль и горе…

Глава 86

В ДОМЕ РЫЖЕГО ИОСТА

Двухэтажный каменный дом, возвышавшийся между Доцгеймом и Бибрихом, по соседству с лесом, был лучшей постройкой в окрестностях. Но зато и не было другого дома, который население ненавидело бы так сильно и на который посылало бы столько проклятий. В нем жил управляющий герцогскими имениями и лесами Иост Эндерлин — рыжий Иост, как прозвал его народ, или живодер, как обыкновенно величали его.

Да, теперь в герцогстве Нассауском жилось плохо от этих притеснителей народа. Владетельный герцог содержал блестящий двор, любил хороший стол, устраивал охоты, слепо следуя примеру Франции, в которой в то время Людовик XV утопал в неслыханной до тех пор роскоши. Мелкие германские герцоги тоже заражались отравой, распространяемой французским двором, утрачивая понемногу простые немецкие нравы. Они доходили до бессмысленного подражания французскому королю и повторяли у себя дома все то, что делалось по ту сторону Рейна.

А что там делалось? При Версальском дворе творилось нечто такое, что приводило в ужас всех порядочных людей. Разнузданность нравов, отравления и насилия были там обыденным явлением. Фавориты, владычество которых установилось еще при Людовике XIV и значительно усилилось при его внуке, Людовике XV, пожирали Францию, как вампиры. Они в слепом безумии сосали кровь народа, не задумываясь о последствиях, повторяя за своим легкомысленным королем: «После нас — хоть потоп!»

Французский народ стонал под гнетом притеснений, голод, отчаяние и нужда опустошали Францию, а король, его фаворитки и фавориты проматывали в один вечер больше, чем можно было собрать налогов с двух французских провинций в течение целого года, хотя бы для этого бедняки были обобраны до последней нитки. Но внешняя сторона была, действительно, блестящей. Рассказывали о волшебных праздниках в Трианоне, о сказочных бриллиантах, украшавших каждое парадное платье короля и его фавориток… Эти рассказы, распространяемые хорошенькими женщинами и галантными искателями приключений, были столь соблазнительны, что не шутя кружили голову каждому ничтожному владетельному герцогу, желавшему разыгрывать у себя дома Людовика XV, на что требовалось много денег. Удовольствия и развлечения стоят очень дорого. Но с этим не считались, была бы только исполнена прихоть. Таким образом, весь свет веселился. Когда богач или вельможа просыпался, то первым делом задавал себе вопрос: «Где мы будем сегодня веселиться?» и поздно ночью, полупьяный, ложась спать, он повторял: «Где мы будем веселиться завтра?»

В течение этого рассказа мы еще увидим, к каким страшным последствиям привела эта страсть к мотовству и как отразилась она на герцогстве Нассауском. Герцог, исчерпав все свои финансовые ресурсы и продолжая нуждаться в деньгах для удовлетворения своих порочных наклонностей и расплаты с кредиторами, прибегнул к гнусному и отвратительному средству: он продал граждан своего государства в Америку, где Джордж Вашингтон вел с Англией войну за освобождение, — продал за презренное золото лучших сынов своей родины, как простой товар! Но ограничимся пока этой краткой ссылкой, достаточно ясно говорящей за себя.

Итак, герцог Нассауский нуждался в людях, умеющих собирать налоги и выжимать последние гроши из карманов бедняков. Одним из таких был управляющий герцогскими имениями и лесами Иост Эндерлин, сын сапожника с низовья Рейна. Он должен был бы знать народные нужды, должен был принимать их близко к сердцу, так как в детстве часто видел слезы матери, когда у нее не хватало хлеба накормить голодных ребят. Но старая истина такова: выскочки, вроде рыжего Иоста, благодаря случаю поднявшись на некоторую высоту, тотчас же забывают свое прошлое и не могут себе представить, что есть люди, не имеющие возможности лакомиться ежедневно дичью, рыбой и дорогим рейнвейном. Эти выскочки обыкновенно превращаются в самых беспощадных сборщиков податей, зная, что только этим способом они могут удержаться на своих местах. Лучшим примером являлся рыжий Иост. С тех пор как он сделался управляющим герцогских имений и лесов, бесконечно больше слез стало проливаться в герцогстве Нассауском и много погибло людей, которые могли бы благополучно продолжать свое существование.

По правде сказать, рыжий Иост вел дело уж слишком круто; он старался соединить герцогские интересы со своими собственными и достигал этого следующим способом. Когда к нему являлся какой-нибудь отец семейства с просьбой об отсрочке налогов, рыжий Иост сначала запугивал его описью имущества и тюрьмой. Затем он как будто смягчался, тронутый просьбами, жалобами и слезами несчастного, и с злым лукавством решался еще раз сделаться жертвой своего доброго сердца, то есть брался уплатить из своего собственного кармана налог недоимщика, но, конечно, не без процентов. Он сам должен был занимать деньги, чтоб помогать бедным людям; поэтому он нуждался в надежном обеспечении, для чего несостоятельные плательщики должны были закладывать ему дома, скот, мебель и товар. Несчастные обыкновенно поддавались на удочку, надеясь таким образом иметь передоимку хоть на полгода; но шесть месяцев проходили скоро, и когда наступал срок, рыжий Иост предъявлял вексель и выгонял на улицу целые семейства, отбирал товар у купца или последнюю мебель у бедной вдовы. Таким образом герцог получал свои деньги, а рыжий Иост богател.

И за такого-то человека вышла замуж кроткая и добродетельная Ганнеле. Не только жители Доцгейма, но все, кто только слышал об этой странной свадьбе, с удивлением покачивали головами.