Сосна и олива или Неприметные прелести Святой Земли - Шамир Исраэль - Страница 59

Промежуточное положение между добровольцами и кибуцниками занимают «нахлаим», послушники кибуцного ордена, молодые солдаты. Нахлаим приходят в кибуц группой и в основном общаются между собой, но по возрасту они обычно ближе к добровольцам, чем кибуцники, и тоже находятся в чужом окружении. Они считают себя лучше добровольцев, но хуже кибуцников по этой феодальной иерархии.

В больших кибуцах можно прожить год, не перемолвившись словом с кибуцником, но и.в небольших контакты невелики. Хотя добровольцы не знают этого, они не много теряют. Большинство кибуцов наших дней тщательно де-идеологизированы, внешних интеллектуальных стимулянтов мало, поэтому разговоры кибуцников обычно сводятся к сельскому хозяйству и сплетням. Разговоры о сельском хозяйстве вполне конкретны, и постороннему не-фермеру мало понятны и мало интересны. Сплетни обычно мотивированы завистью, этим доминирующим чувством кибуцников; кто получил больше, чем другие, кто дал меньше, чем другие.

Кибуцники любят потолковать о том, что Зива смогла пробить через секретариат поездку за границу или пианино для сына, в то время, как другие – они за границу не ездят и без пианино обходятся. О таких вещах не прочь поговорить и в городе, но в кибуце каждый член считает, что упомянутая Зива живет за его счет, что раскаляет страсти. Естественно, что коллектив бурно реагирует и на увиливание от работы – что в кибуцах случается редко.

Кибуцники любят работать, причем трудовая гордость прямо зависит от тяжести труда: чем тяжелей, тем почетней. Я работал в свое время на банановых плантациях, и, помню, немало этим гордился. Работа была здоровая: мы начинали работать в четыре часа утра, и почти без перерыва таскали сорокакилограммовые гроздья бананов, срубая их огромным мачете. От тяжести бананов тело крепло, и ноги накачивали мускулы. В полдень мы кончали работать, обедали и шли спать до вечера в комнате с кондиционером, если везло, или с вентилятором, если везло меньше. Вечером просыпались, и после холодного душа выкатывались, отдохнувшие и здоровые, на зеленую лужайку кибуца. Раз в неделю давали кино под открытым небом, а то был телик в клубе, черно-белость которого раздражала и усыпляла после цветов долины Иордана. Поздно вечером мы любили собраться в комнатах у девочек или на лужайке, и петь грустные и красивые, похожие на русские, старые израильские песни.

Вина кибуцники, как и все израильтяне и палестинцы, не пьют, к наркотикам относятся отрицательно, в особенности старшее поколение, и способны вызвать полицию, если почувствуют дымок марихуаны, тем более если речь идет о добровольце. Поэтому иностранец и гость должен проявлять большую осторожность с наркотиками, даже с приятным продуктом, о котором сэр Ричард Бертон, первый англичанин, добравшийся до Мекки в середине прошлого века, так трогательно писал: “Сначала украдкой, но затем более открыто мы курили гашиш, или индийскую коноплю, этот гениальный продукт, практически неизвестный в Европе. Там он является уделом аптек, как и в свое время опиум и коньяк. Но я верю, что со временем гашиш привьется в Европе, как и табак”.

Теоретически кибуцники хорошо относятся к палестинцам,– скажем, так же, как хорошие фермеры Запада – к индейцам. В Долинах арабов мало, обычно в сельском хозяйстве и в промышленности палестинцев не используют совершенно – для выполнения “черных” работ есть добровольцы и местные восточные евреи. Арабы обычно попадают в кибуц как строители – их доставляет подрядчик по утрам на своем тендере “Пежо” и вечером увозит.

В некоторых кибуцах строительных рабочих и прочих арабов пускают в столовую – я видел арабов Эн Некувы за столом кибуцников Цовы. Но в других они должны есть на улице, под деревом – как, например, в кибуце Саад на юге страны, где два палестинца из Газы работают 10 лет в обслуживании, но в столовую их так и не пускают. Конечно, палестинцев не пускают и в плавательные бассейны кибуцов – считается, что отработав, они должны исчезнуть. Кибуцники Цовы немало гордятся тем, что пускают арабов в столовую.

И все же кибуцники не учат своих детей ненависти к палестинцам. Правда, не учат они и чрезмерной любви, вплоть до возврата конфискованных земель, но этого было б трудно ожидать. Раньше кибуцники старались служить в армии в самых трудных, опасных, почетных, гвардейских частях, и поставляли две трети парашютистов и много офицерского состава. На кибуцника-не офицера фыркали в клубе и столовой – “ “сачок, отлынивает”. В последние годы, по мере того, как кибуцники перестали быть любимцами нового израильского общества, ослабла и их готовность служить в боевых частях или оставаться на сверхсрочной службе. Кибуцники – аристократия страны Израиля, и поэтому их поведение аристократическое: ведь дети помещиков и дворян во всем мире служат в гвардии. Я не имею в виду аристократию духа, кибуцники – богатые землевладельцы, а владение землей облагораживает.

(Благосостояние кибуцов было подорвано их биржевыми авантюрами, тяжелым долговым бременем, а затем кибуцы были практически расформированы в ходе приватизации после 1991 года – с падением Советского Союза больше не было нужды поддерживать иллюзию «социалистического Израиля». В них была введена дифференцированная зарплата, дома и поля приватизированы, возникли новые богатые и новые бедные. Интересно, что кибуцники сами проголосовали за ликвидацию порядка, при котором они были равными хозяевами. Они объясняли это роковое решение так: нас убедили, что приватизация – лучше и прогрессивнее. В результате обычные кибуцники собирают гнилые овощи себе на завтрак, с трудом сводят концы с концами, а их многомиллионное хозяйство принадлежит их более пронырливым собратьям. Но еще до этого молодежь ушла из кибуцов и в них остались в основном старики. В кибуце Негба, одном из крепких кибуцов, появляется один-два ребенка в год. Так, захват палестинских земель не пошел впрок и им.)

ГЛАВА XXIII. ГОРОД

В Нагорье – только один еврейский город. Желая создать противовес всему Нагорью, власти расширили его, привезли множество людей, создали новые районы, бесконечные черемушки – Рамот, Кирият Иовель, Гило, и так далее, но эти районы остались за пределом сознания иерусалимцев – жителей старых районов – Немецкой слободы, Греческой слободы, Катамона, Тальбие, Рехавии. В этих старых районах живет много потомков старых сефардских семей, обосновавшихся в Святой земле более ста лет назад – а то и полтысячелетия назад, после изгнания из Испании. Они называют себя С. Т. – (сфаради тахор) – “чистые сефарды” – в отличие от выходцев из арабских стран. Но большинство населения – европейские евреи, приехавшие в дни мандата или в первые годы независимости. Они образуют “весь Иерусалим” – хотя численно они в меньшинстве, среди огромных религиозных районов к северу от Яффской дороги, среди районов восточной бедноты – Мусрары и Катамонов, среди арабских районов восточного Иерусалима, среди новых районов с их смешанным населением. Иерусалимцы – так я буду называть в этой главе без дальнейших оговорок жителей “старых районов” – знают друг друга в лицо. Жизнь спокойна, тиха и размерена, все ходят по вечерам в одну киношку – в синематек, сидят в одном-двух кафе. Обычно один ресторан становится модным, и тогда все сидят там, а затем перекочевывают в другой, входящий в моду.

Но иерусалимцы – не большие ходоки по кафе и ресторанам, чаще ходят друг к другу в гости на чашку кофе. Да и климат в горах не подходит для привольной средиземноморской жизни. В Новый Год – Рош Гашана – в начале октября– по вечерам в городе уже прохладно. Вообще нет города лучше Иерусалима для праздников – не шумных карнавалов Рио, но для размеренных праздников еврейского календаря, так хорошо подходящего к сельскохозяйственной жизни Святой земли, что удивляешься, как могли потом жители страны взять себе менее подходящие календари.

Иерусалимцы мало религиозны, и все же религиознее прочих нерелигиозных израильтян. По субботам и праздникам все синагоги города полны. Суббота – большой день в Иерусалиме. К полудню в пятницу люди кончают работать, жены возвращаются с базара и выгружают из автомашин бесконечные авоськи с овощами и фруктами. Городская интеллигенция помоложе бежит в кино в два часа дня, в синематек или в иерусалимский театр, где показывают в этот час не-коммерческие фильмы. Другие сидят в кафе в центре города и договариваются, у кого будет вечеринка. По субботам в Иерусалиме – вечеринки, они начинаются поздно и тянутся до утра, причем большинство гостей приходит незваными, кто со своей бутылкой и со своей подругой, а кто и без оных. Но вечеринки начинаются не раньше десяти часов вечера, после двух главных событий, встречи субботы и передачи новостей по телевидению.