Хозяйка Судьба - Мах Макс - Страница 72

— Да, — не стал спорить его собеседник, продолжая между тем подниматься по невидимой тропе. — Ты прав. Ведь кот уцелел только потому, что и вовсе ни о чем не думал. Он ведь знал только один способ спастись, им кот и воспользовался. Он сразу же забрался на дерево.

— Славно! — уже откровенно усмехнулся Карл. — Вопрос лишь в том, что бы он стал делать, не окажись поблизости дерева.

— Ты знал? — удивился Займан, оборачиваясь к Карлу. — Тебе рассказывал Нагум?

— Нет, — покачал головой Карл, понимая, впрочем, что друг его сейчас видеть не может. — Догадался.

— Ты Хайтар, — сказал, тогда, Займан и тоже покачал головой.

— Что это значит?

— Хайтар, — пояснил Займан, снова отворачиваясь. — Это тот, кто знает ответы на вопросы.

В некоторых случаях убру не различали модальности глаголов. «Знать» могло означать «обладать знанием», но могло означать и нечто другое — «уметь или быть способным это знание добыть».

2

Между тем, пока они взбирались на гору, ночная тьма постепенно выцветала, и к тому моменту, когда Займан и Карл вступили на вершину, воздух стал прозрачным, наполнившись жемчужным сиянием наступившего утра.

— Посмотри, — сказал Займан. — Это Каменная Ладонь, так мы называем это место.

Оттуда, где они остановились, плоская вершина Левого Клыка действительно напоминала большую человеческую ладонь с четырьмя сжатыми пальцами, на которых стоял круглый, увенчанный конической крышей храм — он был построен на последней фаланге «указующего» — росла маленькая кедровая роща и у края ее располагалось древнее, если судить по виду, убрское кладбище. У основания большого пальца лежали руины какого-то сооружения, сложенного из циклопических гранитных блоков, сплошь заросшие кустами, затянутые лозами дикого винограда и покрытые лишайниками. А в центре ладони светилось перламутром овальное зеркало озера. Вода в нем была неподвижна, как стекло зеркала, но на дне его, наверняка, били ключи, иначе бы этот каменный бассейн давно высох. Но озеро не исчезло, хотя и не переполнилось, что, в свою очередь, означало, что где-то в глубине его вод имелся естественный или искусственный сток, регулирующий уровень воды.

— Сейчас появится солнце, — Займан указал рукой на закрывавший восток горный кряж, и Карл повернул голову в указанном направлении. И едва только отзвучали произнесенные слова, из-за кромки гор в глаза им ударили сверкающие, цвета расплавленного золота, лучи медленно поднимающегося на небосклон солнца.

— Посмотри на озеро, — предложил Займан.

Горная гряда и встающее над ней солнце отражались в недвижимой прозрачной воде с такой точностью, что можно было предположить, что «светильник богов» поднимается именно там.

— Спокойная вода отражает окружающий мир во всех деталях, — Займан нагнулся и подобрал с тропы камень. — Но налетит ветер, — он размахнулся и швырнул камень в озеро. — И по воде пойдет рябь. Изображение останется, но оно будет искажено.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Карл, предвкушая явление еще одной притчи.

— Чем стремительнее река, — сказал Займан, игнорируя его вопрос. — Тем хуже отражается в ней действительный мир.

— Чем сильнее воин, — попробовал угадать продолжение Карл. — Тем больше он сосредоточен на себе.

— Ишель сказал мне вчера, что, когда он говорит с тобой, у него создается впечатление, что этот разговор уже однажды состоялся, и вы просто повторяете его для памяти.

— Ну, не скажи, — возразил Карл. — Ишель единственный человек в ойкумене, после беседы с которым у меня начинает болеть голова.

— Возможно, — усмехнулся в ответ Займан. — Но откуда ты знаешь, Рогем, не будет ли болеть моя голова после разговора с тобой?

3

— Те, чьи действия ты можешь предугадать, — сказал Рогем, когда они закончили тренировку, оборвавшуюся для Карла на «четвертой ступени» — того предела, за который он еще ни разу не заглянул — Тебе не соперники, Рогем. Убей их, если таково было твое намерение, или отпусти с миром, если в твоем сердце нет излишней жестокости. Они не опасны, потому что каждый раз, как они захотят на тебя подняться, ты будешь знать об этом заранее. Впрочем, наши учителя говорят, что поднявшегося в третий раз следует убить, чтобы избавить вино мудрости от еще одной капли глупости.

— Хорошо сказано. — У Карла еще немного кружилась голова, и звенело в ушах, но он быстро возвращал растраченные на упорную борьбу с самим собой силы.

— Да, — кивнул Рогем, который, как знал Карл от Нагума, был способен подниматься на шестую ступень. — Но дело не в словах, а в том, что есть и такие — ты, например, Рогем, из этой породы — которым можно только отвечать и молиться Творцу, чтобы не запоздать с ответом. В поединке с таким противником, ты целиком зависишь от его воли. Предугадать его действия невозможно, а, отвечая на них, ты идешь по тропе, проложенной врагом. В этом случае, спасти тебя может только чудо, или ты должен подняться выше противника.

— Но ты же сказал, что предугадать его действия невозможно, — возразил Карл.

— Верно, — не стал спорить Займан. — Знаешь, как я попадаю в цель из лука, когда стреляю ночью вслепую? Я становлюсь зеркалом, отражающим цель, и добавляю к изображению врага свою стрелу, торчащую между его лопаток.

— Красивый образ, — улыбнулся Карл. — Но, как это сделать на самом деле?

— Пятая ступень, Рогем, — усмехнулся Стрелок. — Ты должен подняться на пятую ступень, и тогда никакой ветер и никакие камни, брошенные твоей ли, чужой ли рукой, не взбаламутят чистых вод твоей души. Ты будешь способен превращаться в зеркало и отражать своего противника. И… Ты ведь художник, Рогем, неужели ты не сможешь дополнить портрет своего врага смертельной раной, нанесенной твоим мечом?

4

Над могилами своих учителей убру клали плоские круглые камни, похожие на мельничные жернова или большие круги сыра. Такова была традиция. Другая традиция предполагала, что, если учитель умер в пределах семи дней пути от Каменной Ладони, то его следует похоронить на старом кладбище около храма и кедровой рощи. Поэтому могил здесь было совсем не много, если учесть, разумеется, сколько веков существует это кладбище. А Займан погиб во время сражения на реке Кара. Князья Южного Договора решили, что могут претендовать на убрские земли. Они ошибались, разумеется. Ведь убру всегда были верны своим принципам и своему учению. Земля убру могла принадлежать только убру, и, узнав, что враг подступил к их границам, выступили в поход. Однако время для убру было очень неудачное — на это, собственно, и рассчитывали южане — потому что на освященной земле, как они называли свой край, оставалось очень мало бойцов. Поэтому южане смеялись перед боем и показывали на убрские порядки пальцами. Там было полно седых бород, и среди мужчин видны были женщины с поднятыми едва ли не до бедер юбками. И эти обнаженные, белые ноги, мелькавшие среди кожаных штанов, заправленных в короткие сапоги, уже не только веселили южан, но и распаляли их, потому что в их краях увидеть такой срам было невозможно. Они зря смеялись. И вожделению их не суждено было излиться в лона побежденных убрских женщин. Это был их третий поход на север, но они, разумеется, не знали, чему учит древняя традиция.

Ни один южанин не вернулся домой. Они все умерли на берегах узкой степной реки, почти пересохшей от летнего зноя, и к началу осени не способной уже напоить две армии. Их убивали во время сражения и после него, настигая в степи бегущих, и не слушая мольбы лежащих. Но победа досталась дорогой ценой. Там, на берегу Кары, с убрской стороны границы, появилось большое кладбище, на котором лежит половина тех, кто пришел, чтобы отразить южную волну. Там лежат старики и юнцы, мужчины и женщины, но Займана там нет. Его ученики совершили невозможное, они забальзамировали его тело на месте, потратив на это вечер и ночь после боя, и доставили его на Каменную Ладонь за шесть дней, хотя даже быстрые всадники — о двуконь — проходят это расстояние за десять дней. Так говорит легенда. А как было на самом деле, теперь, спустя полстолетия, не помнит, верно, уже никто. Однако, как бы то ни было, Займан сын Оби по прозвищу «Стрелок» похоронен на маленьком кладбище на пальцах Каменной Ладони.