Собрание стихотворений 1889-1903 - Гиппиус Зинаида Николаевна - Страница 8

8

ПРОГУЛКА ВДВОЕМ

Дорога всё выше да выше, Всё гуще зеленые сени, Внизу — чуть виднеются крыши, В долине — лиловые тени, Дорога всё выше да выше…      Мы с нею давно уж в пути,      И знаю — нам надо идти. Мы слабы и очень устали, Но вверх все идем мы послушно. Под кленами мы отдыхали, Но было под кленами душно… Мы слабы и очень устали.      Я ведал, что трудны пути,      Но верил, что надо идти. Она — всё слабее и тише… Ее поддержать я пытался, Но путь становился всё выше, Все круче наверх подымался, И шла она тише да тише…      И стала она на пути.      Не знала, что надо идти. И было на сердце тревожно… Я больше помочь не умею. Остаться в пути невозможно, Спускаться назад я не смею, И было на сердце тревожно.      Она испугалась пути,      Она не посмела дойти. И вот я бреду одинокий, А полдень тяжелый и жаркий… Тропой каменистой, широкой Иду я в бестенности яркой, Иду всё наверх, одинокий…      Я бросил ее на пути.      Я знаю: я должен идти.

1900

СОБЛАЗН

П. П. Перцову

Великие мне были искушенья. Я головы пред ними не склонил. Но есть соблазн… соблазн уединенья… Его доныне я не победил. Зовет меня лампада в тесной келье, Многообразие последней тишины, Блаженного молчания веселье — И нежное вниманье сатаны. Он служит: то светильник зажигает, То рясу мне поправит на груди, То спавшие мне четки подымает И шепчет: «С Нами будь, не уходи! Ужель ты одиночества не любишь? Уединение — великий храм. С людьми… их не спасешь, себя погубишь, А здесь, один, ты равен будешь Нам. Ты будешь и не слышать, и не видеть, С тобою — только Мы да тишина. Ведь тот, кто любит, должен ненавидеть, А ненависть от Нас запрещена. Давно тебе моя любезна нежность… Мы вместе, вместе… и всегда одни; Как сладостна спасенья безмятежность! Как радостны лампадные огни!» ……………………………. О, мука! О, любовь! О, искушенья! Я головы пред вами не склонил. Но есть соблазн,— соблазн уединенья, Его никто еще не победил.

1900

СТУК

Полночная тень. Тишина. Стук сердца и стук часов. Как ночь непонятно черна! Как тяжек ее покров! Но знаю: бессильных сердец Еще неподвижней мрак. Тебе я молюсь, о Отец! Подай мне голос, иль знак! Сильней, чем себя и людей, Я душу свою люблю. И надвое волей моей Я душу переломлю. И стала живой тишина. В ней, темной, слышу ответ: Пусть ночь бесконечно длинна,— Из тьмы да родится свет!

1900

ТАМ

Я в лодке Харона, с гребцом безучастным. Как олово, густы тяжелые воды. Туманная сырость над Стиксом безгласным. Из темного камня небесные своды. Вот Лета. Не слышу я лепета Леты. Беззвучны удары раскидистых весел. На камень небесный багровые светы Фонарь наш неяркий и трепетный бросил. Вода непрозрачна и скована ленью… Разбужены светом, испуганы тенью, Преследуют лодку в бесшумной тревоге Тупая сова, две летучие мыши, Упырь тонкокрылый, седой и безногий… Но лодка скользит не быстрей и не тише. Упырь меня тронул крылом своим влажным… Бездумно слежу я за стаей послушной, И всё мне здесь кажется странно-неважным, И сердце, как там, на земле,— равнодушно. Я помню, конца мы искали порою, И ждали, и верили смертной надежде… Но смерть оказалась такой же пустою, И так же мне скучно, как было и прежде. Ни боли, ни счастья, ни страха, ни мира, Нет даже забвения в ропоте Леты… Над Стиксом безгласным туманно и сыро, И алые бродят по камням отсветы.

1900