Светлана - Артюхова Нина Михайловна - Страница 45

К Светлане Соколовой первый раз в жизни обращают­ся на «вы»:

 — Садитесь.

Пока Валя Крапивина читает рекомендацию из дет­ского дома, секретарь райкома внимательно разгляды­вает Светлану.

Когда сидит, она кажется еще меньше, еще более хруп­кой, но что-то есть в глазах девочки убеждающее, что слова заявления, пускай даже не совсем ее собственные слова, — для нее не только слова.

«Я отдам все свои силы, а если понадобится, и жизнь...»

Если понадобится — отдаст!

Сидеть Светлане приходится недолго. Секретарь об­ращается к ней, и она встает, закладывая руки за спину, как на уроке.

 — Вы в пятом классе? Сколько же вам лет?

 — Четырнадцать.

 — Уже было четырнадцать?

 — Да, уже было. Еще зимой. В феврале пятнадцать будет.

Один из членов бюро, самый веселый и разговорчивый, спрашивает:

 — Как вы учитесь?

 — Довольно плохо... У меня три тройки. Годовых.

 — А другие отметки?

 — Четверки и пятерки.

 — Ну, это еще не так плохо, если в основном четверки и пятерки. Вы, должно быть, пропустили много?

 — Да, я не училась три года. Я в оккупации была.

Светлане кажется, что этими словами она как бы про­сит о снисхождении. Она быстро добавляет:

 — В прошлом году я даже совсем хотела бросить учиться, два дня не ходила в школу...

 — Это еще в четвертом классе, — поясняет Валя Кра­пивина. — Ее одна девочка обидела. Все тогда очень бы­стро наладилось.

 — Ну, раз наладилось, так не будем вспоминать о прошлогодних огорчениях, — весело замечает разговор­чивый товарищ. — Как у вас в этом году дела? В первой четверти?

 — В начале занятий была двойка по немецкому язы­ку. Только я уже исправила.

 — Значит, двойка случайная была? Просто не вы­учили урок?

 — Нет, не случайная: я не хотела учить. Две недели не учила совсем.

Светлана видит растерянность на лице Вали Крапи­виной.

Ясно, что Валя не знала. В райкоме тоже никто не знает. Нужно все рассказать, все, как было. Она старает­ся сделать это покороче и потолковее. Только ни то, ни другое не получается.

Секретарь прерывает ее:

 — Я думаю, товарищи уже поняли, не стоит так по­дробно рассказывать.

Светлана отвечает простодушно:

 — Как же не рассказывать! А может быть, вы меня не примете в комсомол, когда я все расскажу?

Тогда они терпеливо выслушивают всё.

Худой и бледный товарищ с глубоким шрамом на виске, в кителе без погон, который сидит рядом с секре­тарем, неожиданно спрашивает:

 — А как у тебя со здоровьем?

Светлана растерянно пожимает плечами:

 — А я не знаю!

Опять оживление за столом. Бледный товарищ со шра­мом улыбается ласково и немного грустно... Как хорошо, когда на вопрос о здоровье можно ответить: «Я не знаю!»

Почему они сначала на «вы» обращались, а теперь на «ты»? Случайно оговорились или это уже товарищеское, комсомольское «ты»? Неужели сейчас, вот сию минуту?..

Да. Секретарь произносит с приветливой торжествен­ностью:

 — Принимаем тебя, Светлана, в комсомол. Поздрав­ляем тебя, Светлана! Желаем тебе хорошо учиться!

Едва не забыла сказать:

 — Спасибо! И еще:

 — До свидания!

Теперь надо бы уходить поскорей, столько времени отняла у товарищей. Но дверь никак не отворяется.

 — К себе! К себе! — торопливо говорит Валя. Светлана, ничего не понимая, стоит у двери. Еще раз толкнула. Заперли, должно быть. Или как-нибудь нужно особенно ручку нажать...

Шаги за спиной. Худой товарищ со шрамом, потянув дверь на себя, легко открывает ее, распахивает перед Светланой и крепко жмет девочке на прощание руку.

Новогодние каникулы Светлана опять провела у Зи­наиды Львовны. На елку к Зиминым ее не звали, да, по всей видимости, и не было у них елки.

Светлана несколько раз проходила с ребятами мимо Надиного дома. Никаких иголочек, никакой зелени за окнами, никакого праздничного блеска.

Первого января Надя зашла к Зинаиде Львовне по­здравить с Новым годом. Она показалась Светлане очень серьезной и взрослой, даже усталой. Впрочем, не мудрено и устать — зачеты, экзамены.

 — Вы письмо пишете? Косте? — спросила Надя. — Новогоднее, поздравительное? Дайте я припишу...

И приписала быстро-быстро несколько строк на остав­шемся месте внизу страницы. Потом присела рядом с Зи­наидой Львовной:

 — Люблю этот диван...

И вдруг совсем по-домашнему поджала под себя но­ги и привалилась щекой к плечу Зинаиды Львовны.

При первом знакомстве, год тому назад, Надя показа­лась Светлане очень умной, резковатой и гордой. На празднике в детском доме Надя была веселой и оживлен­ной, самой яркой из всех своих подруг. В августе, когда приезжал Костя, необъяснимы были Надины жестокость и упрямство.

Сегодня Светлана видела Надю ласковой.

Ей бы лучше быть дочкой Зинаиды Львовны... Но что тогда делал бы Костя? Поменяться с Надей мамами — уж очень невыгодно для него. Нет уж, пускай так как есть.

Светлана усмехнулась своим нелепым мыслям. И вдруг ей показалось, что Надя собирается заплакать.

Скучно ей стало без Кости? Уж который год только письма друг другу пишут. Или досадно на себя, что ис­портила своими капризами и без того короткую встречу? Или уж очень обидно вспомнить, как вошел к ней тогда с повелительным видом Алеша Бочкарев? А теперь к эк­заменам одна готовится. И некого ей посылать туда и сюда... Вот даже елку никто не принес. Должно быть, приятно, когда кто-нибудь с удовольствием исполняет каждую твою просьбу. Должно быть, без Алеши ей тоже скучно!

Светлана почувствовала себя лишней и хотела уйти в Костину комнату. Но Зинаида Львовна сказала: — Светланочка, куда же ты? Посиди с нами.

Светлана присела на диван с другой стороны.

Надя смахнула блестящую каплю с ресниц и стала искать шпильку, упавшую на диван. Тяжелая коса скольз­нула Зинаиде Львовне на колени. Зинаида Львовна по­гладила эту косу. А Светлане захотелось сказать Наде что-нибудь очень приятное, но не придумала, что ска­зать. И еще хотелось потрогать тяжелую каштановую косу: мягкая она или жесткая? Так и не решилась по­трогать.

Утром Светлана пошла на станцию опустить письмо. На платформе стоял Алеша Бочкарев и читал газету. Светлана увидела его еще издали. Светлана прошла со­всем близко, он ее не заметил. Опустив письмо в ящик, Светлана обернулась. Из дверей станции вышла Надя, пряча в сумочку билет. Алеша стоял к Наде спиной — может быть, шаги услышал?.. Он сразу оторвался от га­зеты, приподнял меховую шапку и сказал: