Опасные забавы - Портер Маргарет Эванс - Страница 29

– Не слишком ли туго?

Она покачала головой, и он закружил ее, сначала медленно, затем скорее и, наконец, отпустил девушку. Ей понадобилось несколько минут, чтобы перевести дух и прийти в себя. Комната была невелика, и она не предвидела никаких осложнений с тремя игроками.

Услышав торопливые шаги, Розали двинулась вперед. Ее вытянутые руки коснулись занавесей, и когда она поняла, что за ними никто не прячется, то продолжила свои поиски на ощупь и наугад.

Негромкий смех заставил ее остановиться. Пытаясь определить, откуда он доносится, она услыхала шум в холле и смутилась. Кто-то тяжело дышал, а затем простонал. Однако вскоре все смолкло. Дверь в комнату со скрипом открылась, и Розали крикнула:

– Arretez![31] Пока игра не закончена, сюда нельзя входить!

– Прошу извинить меня за вторжение, – произнес спокойный, незнакомый голос, несомненно, принадлежащий женщине.

Розали в замешательстве сорвала повязку с глаз. Она с ужасом увидела стоящую прямо перед собой женщину средних лет.

Свет от горящей свечи отбрасывал отблеск на ее черную мантилью и муфту. Щедро украшенная перьями шляпа тоже была черной, как и юбка, выглядывшая из-под темных мехов. Все указывало на то, что неизвестная Розали дама – в глубоком трауре. Она окинула девушку пристальным взором с высоты своего немалого роста. Ее серые глаза затуманились от гнева, а в выгнутых бровях угадывалось аристократическое презрение.

Когда Джервас приблизился к ней, держа корону в руке, она спросила:

– Кто эта особа?

– Мадемуазель де Барант. Она учит Ниниана французскому языку.

– А она способна на это?

Граф молниеносно вскочил с софы.

– Certainement, ma chere tante. И она также придумала для меня этот костюм. Ты можешь догадаться, кто я? – Он отцепил уныло свисавшую бороду и принялся размахивать своим секстантом.

Выражение лица герцогини Солуэй смягчилось.

– Мне не терпится узнать, верно ли отгадала или ошиблась. Я не выдержу подобного напряжения. Я полагаю, какой-нибудь знаменитый флотоводец Рейли?

– Сэр Френсис Дрейк!

– А это кто? – спросила она, указав на джентльмена, стоявшего в углу.

– Это мой гувернер Джап. Он Оливер Кромвель. А Джер и мадемуазель Оберон и Титания.

Не зная, что ей еще остается делать, Розали согнулась в плие четвертой позиции, то есть в традиционном сценическом поклоне.

– Je suis enchantee de faire votre con-naissance, Madame la Duchesse![32].

– Осмелюсь заметить... – Дама начала снимать перчатки и вновь обратилась к своему племяннику: – Ниниан, подойди и поцелуй меня, прежде чем я вернусь к себе в комнату. Джервас, я прошу тебя пойти вместе со мной. Нам надо многое обсудить.

– Как пожелаете, матушка.

Мать герцога неодобрительно молчала все время, пока они поднимались по лестнице в ее комнату, где горничная уже разожгла огонь в камине. Положив перчатки на столик у стены, она сняла шляпу и мантилью. Служанка забрала их и отнесла в гардеробную, а горничная последовала за ней.

И, лишь оставшись вдвоем с Джервасом, герцогиня обратилась к нему:

– Что это за детские выходки, как ты мог себе такое позволить? И кто эта накрашенная, полуодетая девица внизу? Я никогда не поверю, что она гувернантка.

– Она танцовщица, – искренно произнес он. – Ее настоящее имя Розали Дельфина Лавгроув, но в театральном мире она известна как мадемуазель де Барант.

Герцогиня покачала седеющей головой.

– Если ты решил пошутить, то меня это отнюдь не позабавило.

– Это правда.

– В таком случае я считаю, что ты не в своем уме.

Любое замечание о безумии, способном передаться по отцовской линии, болезненно действовало на герцога. Он отшатнулся.

– Если бы я знал о твоем приезде в Хабердин, то успел бы подготовить, убедительное объяснение.

– Ну так объясни мне все сейчас. – Она села в кресло, высоко держа голову, и выпрямила спину.

Джервас в раннем детстве был близок с матерью, но в зрелом возрасте скрывал от нее все, способное вызвать неодобрение. Что же касается Розали, тут он, кажется, переусердствовал. Тщательно выбирая слова, он разъяснил, как он и его подопечный познакомились с танцовщицей.

– Ее мать была парижской балериной, а отец английским скрипачом. Родители состояли в законном браке, – добавил он, решив, что она пришла к такому же ошибочному умозаключению, что и он сам. – И оба умерли. Мадемуазель де Барант зарабатывает себе на жизнь, танцуя в Королевском театре, а в последнее время в Седлерз-Уэллз. Поскольку я невольно способствовал ее уходу из театра, то просто должен был оказать ей какую-то поддержку. Единственное, что я мог сделать, не оскорбив ее достоинства и поступив достаточно разумно, – это предложить ей место преподавательницы французского, пока она не приступит к своей работе.

– Я буду чрезвычайно удивлена, если она снова начнет работать, – ядовито заметила его мать. – Твое рыцарство достойно похвалы, но, на мой взгляд, ты перестарался. Я видела ее, и с меня довольно. Она совершенно здорова. Однако продолжает здесь жить.

– Она собирается уехать через неделю. И сама сказала мне об этом.

– Она уедет завтра, – заявила герцогиня. Джервас покачал головой.

– Я не могу ей этого позволить, пока дороги занесены снегом.

– Я добралась сюда из Хедингтон-Холл без каких-либо осложнений, – возразила она. – Лондонская дорожная застава в полном порядке, а почтовые кареты и экипажи ездят, как прежде. Я не оспариваю твоего права дружить, с кем ты хочешь, но не желаю иметь ничего общего с танцовщицей или поощрять ее присутствие в доме. Дай ей деньги, пообещай дорогие безделушки, но немедленно отправь ее из Хабердина.

– Она не моя любовница, – твердо проговорил Джервас.

– Слава Богу, если так, – с облегчением вздохнула его мать. – Для меня это было бы еще большим позором, чем твоя связь с этой отвратительной Титус.

Его обидели резкость матери и ее недоверие к его вкусу. Взяв себя в руки, он успокоился и сказал:

– Прибереги свои советы для Ниниана. Мальчик просто без ума от Розали.

– Мне больно это слышать. Мой дорогой, я не могу тебе ничего приказывать. Ты сам себе хозяин. Но умоляю тебя поступить, как я прошу.

– Завтра я поговорю с мадемуазель де Барант, – нехотя произнес он.

– Лучше не откладывай, – поторопила его мать. – И не смотри на меня так трагически, дорогой. Женщины подобного сорта обычно крепко стоят на ногах.

Когда Джервас вернулся в увешанную гобеленами комнату, Ниниан сообщил ему, что мадемуазель уже ушла.

– Тетя Элизабет рассердилась на нас из-за маскарада? – поинтересовался он.

– Она устала от долгой поездки, – ответил Джервас. Он знал, что должен подготовить мальчика к незамедлительному отъезду Розали, но сегодня вечером ему не хотелось его огорчать.

– У меня важные дела, но ты можешь оставаться здесь, сколько тебе позволит мистер Даффилд.

Он направился в комнату дворецкого и собрал все найденные деньги, сложив их в просторные карманы своего бархатного сюртука. Затем неторопливо побрел в отдаленный конец замка, где жили гувернеры, и осторожно постучал в дверь комнаты Розали. Он очень сожалел о случившемся, и на сердце у него было тяжело.

Он знал, что в эти минуты она смывает грим с лица, что лицо мокро, а кудри прилипли к вискам.

– Мы встретимся в классной комнате, – сказал он, понизив голос. – Принесите с собой свечу.

Пройдя через холл в темную комнату, он стал ждать, когда она появится с восковой свечой. Джервас взял ее у девушки и поставил на стол, за которым он и его родственники готовили уроки.

– Пожалуйста, садитесь. Я вас долго не задержу.

– Я догадываюсь, что вы собираетесь сказать, – начала Розали, – и могу избавить вас от ненужных осложнений. Я приняла твердое решение уехать отсюда завтра утром.

Когда она вздрогнула, он понял, что ее плечи и спина обнажены, а из окна дул морозный ветер. Розали еще не успела переодеться. Он снял свой плотный бархатный сюртук и накинул на нее, проговорив:

31

Стойте! (фр.).

32

Я польщена знакомством с вами, госпожа герцогиня! (фр.).