Искушение богини - Гейдж Паулина - Страница 68

«Я не могу!» – вдруг пронзила ее страшная мысль, и, утратив на миг боевой задор, она в ужасе оглянулась по сторонам, чувствуя, как холодный пот струйками стекает по ее телу. Копье едва не выскользнуло из мокрой ладони, она судорожно вцепилась в него, борясь с рвущимся наружу криком и желанием бежать. Вдруг под ней возникло лицо, слюнявый рот жадно хватал воздух, окровавленные руки ухватились за края колесницы. В голове у нее прояснилось, она вскинула копье и вогнала его прямо в раззявленную глотку. Потом потянулась за топором, который висел у Менха на поясе, и дернула его на себя. Позади нее раздался смех Нехези, но тут колесница начала двигаться, и, прежде чем топор освободился, генерал соскочил на землю и исчез в вихре сражения.

Наконец, когда полуденное солнце миновало зенит и начало клониться к западу, битва стала стихать. Хатшепсут выпустила последнюю стрелу и положила лук на дно колесницы. Она приказала Менху ехать на поиски Нехези. Молодая женщина устала, каждую косточку тела ломило, все мышцы болели. Ей хотелось опуститься прямо на пол и сидеть, прижавшись спиной к блаженному теплу золотой оковки, но она заставила себя стоять во весь рост, с усилием держась обеими руками за бока колесницы. Повсюду она видела разрушение и смерть. Песок был покрыт мертвыми телами, кое-где в несколько слоев. Тут и там еще кипели отдельные схватки, но в основном египетские солдаты, грязные, в запекшейся крови, уже собирались вокруг своих офицеров и знамен. Кровь и песок пропитала настолько, что кое-где стояла лужицами, а в других местах текла ручейками. Хатшепсут встретился офицер с двумя солдатами: они ходили по полю сражения и быстрыми ударами деловито приканчивали раненых нубийцев. Она отвернулась, и ее собственный голос, отдавший приказ, который они приводили в исполнение, заполнил уши. Ей вдруг страшно захотелось, чтобы Тутмос был здесь и своими глазами увидел, какова на самом деле война, и чем больше она видела, проезжая сквозь наставшее после боя затишье, тем сильнее наполняло ее отвращение к его рыхлому телу и женоподобным повадкам, так что глаза ее метали молнии, а зубы скрипели от злости.

Наконец она нашла Нехези, а вместе с ним пен-Нехеба, Хапусенеба и дюжину других офицеров. У их ног распростерлись десять черных тел, которые она сначала приняла за мертвые. С трудом спустившись с колесницы, она зашагала к ним; за ее спиной Менх, намотав вожжи на руку, благодарно опустился на пол. Мужчины склонились в поклоне, но ни один из них не спешил встретиться с ней глазами – такой трепет внушал им ее новый статус отмщающей дочери Амона.

Но она смотрела прямо на них, чуть заметно улыбаясь, несмотря на усталость.

– Итак, мы победили, – сказала она. – Все вы хорошо сражались сегодня, и я прикажу поставить здесь камень, восхваляющий вашу доблесть.

Тут по телу одного из лежавших прошла судорожная дрожь, и она отшатнулась.

– Кто это? – спросила она.

Ей отвечал Хапусенеб. Он тоже устал. Со своими людьми он сражался в самой гуще боя, был ранен стрелой в руку, но его глаза, которые наконец встретились с ее глазами, были спокойны и серьезны, как всегда.

– Не будь они наги, ваше величество, вы бы поняли, что это кушитские царевичи, вожди тех десяти племен, что полегли на этом поле.

Она снова взглянула на скользкие голые тела и бритые головы, теперь уже с интересом, и почувствовала, как в ней пробуждается гнев.

– Встать! – завопила она, пиная ближайшего к ней.

Те, пошатываясь, встали и замерли перед ней, не поднимая глаз.

– Безумцы! – зашипела она, обходя их вокруг, и все долго сдерживаемое облегчение и безумие этого дня словно хлынули из нее наружу. – Трижды безумцы! Ваши отцы, будь они прокляты, и их отцы перед ними – все погибали от рук солдат Египта. Вы что, совсем ничему не учитесь? А ваши дети, жены? Так и будете плодить новых врагов моей страны, чтобы и тех в их черед скормили шакалам? Египет – ваша безопасность! Египет дает вам мир и защищает вас! А зачем?

Она вдруг развернулась и плюнула в лицо одному из вождей, но тот не шелохнулся, и слюна стекла по его щеке на землю.

– Чтобы вы убивали, жгли, грабили и насиловали. Подлецы!

И она повернулась к своим генералам.

– Соберите армию, – последовал короткий приказ. – Когда все будут в сборе, то, прежде чем мы отправимся искать подходящее для ночлега место, приведете этих и обезглавите их перед строем. Головы насадите на колья, а тела бросьте рядом, ибо мой гнев пылает и я хочу, чтобы весь Куш знал, что значит противиться мощи Египта. Одного оставьте, его мы привезем в Асуан, к ногам фараона, а потом его принесут в жертву Амону, хотя он и не заслужил столь достойной смерти!

Она оскалилась, ее всю трясло, точно в припадке. Хапусенеб тут же шагнул к ней.

– Вам надо отдохнуть, ваше величество, – сказал он тихо. – Сегодня вы сражались так, как некогда сражались ваши предки, и показали себя достойной их славы. Пусть Менх отвезет вас туда, где вы сможете поспать.

Пока он говорил, она провела дрожащей рукой по глазам, и ее плечи вдруг поникли.

– Я устала, – призналась она. – Но я не могу отдыхать сейчас. Скажи мне, Хапусенеб, сколько наших мы потеряли?

– Ничего нельзя сказать до ближайшей переклички, – ответил он, – но я думаю, что не много.

– А что предатели? Не было ли среди бунтарей египтян?

– Этого мы тоже пока не знаем, но, возможно, сейчас выясним.

Одним прыжком он оказался возле одного из вождей.

– А ну говори, – произнес Хапусенеб тихо, но в его голосе сквозила угроза, а затянутая в перчатку рука стиснула горло врага, – этим ты можешь продлить себе жизнь и получить шанс умереть хорошей смертью. Как пала крепость?

Мятежник ответил ему мрачным упрямым взглядом, кулак Хапусенеба мелькнул и отправил его на землю, тот замер, обливаясь кровью, которая хлестала из носа и рта.

– Поднимите его, – спокойно распорядился Хапусенеб. Солдаты поставили пленника на ноги, и тот, покачиваясь, принялся утирать нос черным, покрытым грязью пальцем.

– Спрашиваю еще раз: что произошло в крепости? Едва Хапусенеб сделал к нему шаг, пленник дрогнул.

– Я скажу, – заговорил он, – и раз уж мне все равно умирать, добавлю, что я с большим удовольствием резал глотки ваших солдат. Мой народ устал отдавать все лучшее, что родит наша страна, Египту, и знать, что вы били нас раньше, бьете сейчас и будете бить всегда, но мы не перестанем бороться.

Что-то булькнуло в груди Нехези, он рванулся вперед, но Хатшепсут протянула руку, и он застыл на месте, буравя нубийца глазами так, словно хотел испепелить его взглядом.

– Крепость, глупец! – рыкнул Хапусенеб, и пленник кивнул.

Его сородичи не шелохнулись. Казалось, они уже достигли той крайней стадии безразличия ко всему, которая наступает с приближением смерти, и теперь стояли, свесив головы и бессильно опустив руки вдоль туловища.

– Ворота открыл нам один офицер, который сдружился с нами за годы службы и чьего брата фараон казнил много лет назад, а остальное было просто.

– Его имя! – вскинулась Хатшепсут. – Имя, имя, назови имя!

Но нубиец ответил ей потухшим взглядом.

– Я не знаю его имени. Никто из нас его не знал. Комендант крепости заколол его, когда тот стоял у открытых ворот.

– А что стало с комендантом? Что с Ваджмосом? – спросил Хапусенеб, и Хатшепсут, со сжатыми от напряженного ожидания кулаками, шагнула вперед.

– Он тоже пал. Его тело осталось где-то в крепости. Они стояли молча, наконец Хатшепсут отвернулась.

– Счастье, что мой отец не дожил до этого дня, – сказала она и медленно поднялась на колесницу, где встала за спиной Менха. – Нехези, возьми своих людей и отправляйся вперед, в ту крепость, привези мне тело моего брата, если сможешь его отыскать. Я построю ему пышную могилу и устрою похороны, достойные царевича, которым он и был. Хапусенеб, принесешь мне списки убитых и раненых. Менх поставит мою палатку где-нибудь подальше от этой вони.

Она опустилась на пол колесницы и откинулась головой на спинку, а Менх пустил лошадей шагом. Когда он поставил ее палатку в пустыне позади обоза, в двух милях от поля боя, солнце уже скрылось.