Трое против дебрей - Кольер Эрик - Страница 57

Я закрутил уздечку вокруг луки и тихо сказал Визи:

— Мы попались!

На западном берегу озера огня еще не было, но горящий лес с севера преградил нам дорогу. Мы не могли вернуться по тому пути, по которому пришли, так как огонь теперь пылал по обеим сторонам тропы и надвигался на озеро. Лес горел и с севера, и с юга, и с востока… А с запада была вода местами глубиной более сорока футов.

Я прищурился и задумчиво посмотрел через озеро. В центре озера в дьявольском танце кружились две гагары. Они во всяком случае были в безопасности. В безопасности были и рыбы.

Я посмотрел на лошадь и потрепал ее по шее. У нас был только один выход — переплыть озеро.

— Подтяни подпругу, — сказал я Визи, соскочив с лошади, чтобы подтянуть свою.

Он некоторое мгновение молча смотрел на меня.

— Ты собираешься двигаться вплавь?

— Это лучше, чем поджариться заживо.

Зимой я часто переправлялся на лошади с восточного берега на западный в северном конце озера Мелдрам, так как этот путь был короче, чем по берегу. Ширина озера в этом месте была ярдов пятьсот — шестьсот. Однако зимой лошадь шла по льду толщиной около ярда. Теперь же льда не было. Только пара га гар поднимала страшный шум, да мелкие волны лизали берег.

— Готов? — спросил я, снова садясь в седло.

— Готов, — голос Визи был спокойный и размеренный.

Я направил лошадь в воду. Жеребец фыркнул, стараясь за кусить удила и вернуться на сушу. «Иди, иди», — и я крепко хлестнул его по крупу. Жеребец неохотно вошел в воду, ощупы вая невидимое ему дно передними ногами.

Я перекинул ружье через плечо, вытащил ноги из стремян и подогнул колени, так что мои бедра были почти параллельны седлу. Левой рукой я ухватился за гриву, в правой крепко держал уздечки. Внезапно движение лошади стало совершенно плавным. Она свободно плыла вперед, высоко подняв голову и раздувая ноздри, ее хвост как бы струился по воде. Можно было подумать, что я еду верхом на облаке — так плавно мы двигались. Мы уже были на глубине.

Жеребец был сильным и плавал охотно, если знал, что вода глубокая и вернуться на берег нельзя. Он быстро рассекал воду, и его глаза были прикованы к противоположному берегу. Мое лицо почти касалось его гривы, а колени почти упирались в подбородок, икры ног крепко прижимались к лошади. Мне не обходимо было держать равновесие. Если я потеряю равновесие и покачнусь, жеребец тоже может потерять равновесие и может даже перевернуться.

— Визи, теперь нам остается уповать на бога и на лоша дей! — Действительно, больше нам не на что было надеяться.

— А я так и делаю. — В его голосе не чувствовалось страха, а по звуку я понял, что Визи был от меня всего на расстоянии трех или четырех корпусов.

Мы уже были почти на середине озера, но еще далеко от противоположного берега. Жеребец плыл легко и дышал ровно. Я хотел повернуться в седле, чтобы посмотреть, как справляется лошадь Визи, но отбросил это желание. Любое неосторожное движение могло помешать лошади.

— Смотри-ка, у нас появился компаньон! — Голос Визи был совсем близко, и я подумал, что его лошадь, вероятно, обходит мою.

Уголком глаза я увидел появившуюся неподалеку огромную голову, увенчанную рогами — это были пока мягкие бархатистые наросты, но месяца через три, вероятно, они достигнут более пятидесяти дюймов в размахе.

— Ну, и лосище, — буркнул я.

Лось плыл с легкостью и быстротой, присущей животному, которое в воде чувствует себя так же свободно, как и на суше. Он плыл вдвое быстрее моего жеребенка и проплыл мимо нас всего на расстоянии нескольких ярдов. Однако он не обратил на нас никакого внимания. Его глаза тоже были прикованы к приближающемуся берегу. Человек, домашняя лошадь и лось из северных лесов плыли через озеро, спасаясь от общего врага.

Лось успел, вероятно, уйти в лес на километр, когда наши лошади выбрались на берег.

— Ты и сам плыл не хуже лося, — сказал я жеребцу, похлопав его по дрожащей шее и отпустив подпругу. — Ты помог нам выбраться из страшной заварухи, ты — молодчина.

Мы подъехали к бурелому, чтобы отдохнуть, пока наши лошади обсохнут и отдышатся. Внезапно перед нами появилась курочка рябчика, нахохленная и припадающая на крыло. Она двигалась в нескольких ярдах от нас, а затем резко повернула в сторону, сильно припадая на крыло, стараясь убедить нас, что она совершенно не может лететь.

— У нее цыплята, — сказал я.

«Пип, пип» — этот звук слышался у меня почти под ногами, однако я с трудом смог разглядеть цыпленка. «Пип, пип» — Другие цыплята тоже начали звать мать. Она сидела на поваленном дереве, распушив перья. Подняв цыпленка и разглядев его, я решил, что они вывелись только вчера. Затем я снова опустил его на землю и тихо сказал: «Ты появился на свет только вчера, а мир, в который ты пришел, разрушен огнем».

За озером и к северу от нас тысячи акров леса были в огне. Сосны, ели, пихты, осины, ива и ольха превращались в угли. А в них были птенцы рябчиков, голенастые лосята, молодые пятнистые оленята, маленькие медвежата, пушистые ильки, зайчата, неуклюжие иглошерсты, белки и летяги, синие птицы и дрозды, щенки койотов и рысята, и все они также погибали в огне за озером и к северу от нас.

На следующее утро мы видели и слышали огонь с порога нашего дома. Пламя было всего лишь в километре от нас, оно двигалось вниз по восточному берегу озера Мелдрам семимильными шагами. И вдруг оно затормозило. У ручья, в том месте, где он вытекал из озера, огонь остановился. Он уничтожил большую часть нашего леса, но он не смог уничтожить наш дом.

Когда мы поселились на ручье, в это время года из озера вытекала лишь тоненькая струйка воды. Если бы тогда начался пожар, он бы пересек ручей и добрался до нашей избушки. Теперь же все изменилось. Ниже озера на протяжении нескольких миль были плотины, построенные бобрами. Все они крепко держали воду. Огонь, не в силах двигаться к югу, повернул и пошел вдоль запруд, выискивая место, где он смог бы пересечь воду и снова двинуться вперед. Тщетно! Всюду была вода, а за пруды ни один пожар не мог пересечь.

Потом начались дожди. В середине июня небо затянулось тучами, и на леса обрушились потоки дождя. Снова почва на питалась дождем и стала такой же, насыщенной влагой, как и весной, сразу после таяния снегов. Огонь перестал распростра няться и в конце концов совсем погас. Так был спасен наш дом.

Глава XXV

Звон топоров, визг пил — и над всем этим ритмичные удары молотка, забивавшего гвозди. У берега озера сложены штабеля леса, бочонки гвоздей и костылей, рулоны толя и пачки вкусно пахнущей дранки из пихты — все это дополняло запахи и звуки строительства нового дома.

Крики «Подымай! Подавай! Поворачивай!» смешивались со звоном инструмента. Бревно за бревном поднималось с земли, вкатывалось по наклонным жердям и ложилось на место. Солнце всходило и садилось, и за день укладывалось четыре или пять венцов бревен или настилались полы. Так постепенно обретал форму и вид дом там, где всего лишь неделю назад были за росли ивы.

Наша маленькая избушка с дерновой крышей и полом из неструганых досок была единственным нашим прибежищем в течение шестнадцати лет. Другого дома мы тогда не могли построить, да нам он, собственно говоря, и не был нужен. Но теперь бревна осели и обрешетка крыши начала коробиться. Стропила также стали прогибаться. Дважды за последний год мне приходилось снимать дверь с петель и подстругивать ее на несколько дюймов, так, чтобы она открывалась и закрывалась, не царапая пол. Нам с Лилиан потребовалось целых десять дней, чтобы построить эту избушку. Мы так хотели скорее покончить с работой и обрести крышу над головой, что не особенно заботились о фундаменте. Теперь нижний венец начал гнить и разрушаться там, где он касался земли. И по мере того как дом садился, приходилось состругивать двери и окна, иначе мы не смогли бы открыть их.

Лилиан никогда не приставала ко мне с постройкой лучшего дома, хотя иногда, если на полу появлялись царапины от двери, она начинала ворчать. И все. Весной 1945 года, только что за кончив состругивать очередной дюйм с двери, я глубоко вздохнул и заявил: «Мы прожили здесь уже достаточно долго». Лилиан внимательно посмотрела на меня, Визи — тоже, как бы спра шивая: «Где же мы теперь будем жить?»