Цветок Зла - Шиннок Сарина - Страница 13

13

темно, и только зарево пожарищ освещало черно-бордовое небо, лишенное звезд. «Чтобы я пришел сюда в самую рань, а вышел ночью?! Быть не может! И не заметить, что город становится пепелищем… Проклятье, это невозможно! В этом снова нет здравого смысла! Куда, во что, какого дьявола я попал?!». Огонь и дым, разрушенные строения, нагромождения решеток и паутин колючей проволоки – все вокруг выглядело так, словно в Сайлент Хилле шли военные действия. Тяжесть из затылка снова ударила по шее и плечам, едва не заставив офицера полиции согнуться под неведомым бременем. Он сделал еще пару шагов прочь от госпиталя Брукхэвен. Еще одна «полевая медсестра» с гниющей головой бросилась на него из-за угла здания больницы, и в этот раз он не успел выстрелить, но и не позволил себя ранить. Преградив предплечьем путь руке с ланцетом, едва поцарапавшим кожаную куртку, Томас пнул ходячий труп ногой и, едва распластавшаяся на асфальте тварь попыталась отползти, пристрелил ее. Конвульсивные движения пытавшегося спастись бегством монстра на земле были столь отвратительны, что Гуччи понадобилась теперь гарантия того, что эта дрянь мертва. Лишь впечатав ее мясистую голову в асфальт каблуком ботинка, он смог немного успокоить себя. В тихом, безмолвном, как уверяло название, городе теперь не осталось места для покоя.

Ступив на газон с пожухлой, склизкой желтой травой, Томас на миг замер. Среди всеобщего бедствия и огня, посреди умирающего или восставшего из мертвых мира на зачахшем газоне рдели крошечные маки. Чистые, нетронутые никакой грязью или болезнью нежные алые лепестки трепетали в колышущемся раскаленном воздухе. Гуччи мало думал о растениях вообще – не удивительно, что в голову ему прежде не приходила мысль, что цветы могут быть злыми, желчными, что их распустившиеся бутоны могут быть куда более издевательской насмешкой над заблудшим человеком, чем обнаженная женская грудь у ходячего трупа. В тот единственный крошечный миг, когда Томас остановился на скользкой траве газона, глядя на вопреки всему зацветший мак, ему не оставалось ничего другого, как вспомнить случайно прочитанные строки: «В этот яркий красный цветок собралось все зло мира…».

Сеть вокруг него продолжала стягиваться теперь в буквальном смысле. Узкие улицы, обрамленные решетками и огнем, пересеченные пожухлыми газонами, забрызганными кровавыми пятнами саркастичных цветков мака, теперь местами были перекрыты завалами или «колючкой», на шипах которой застыли отодранные лоскуты чьей-то кожи. Безликие монстры с женскими телами норовили подкараулить бегущего полыхающим лабиринтом человека в подобных тупиках. Гуччи предпочел более не вступать в бой. Пока он мог бежать, стоило бежать – угрозу эти твари представляли лишь в ближнем бою, патроны же нужно было сохранять на случай более значительной опасности. К тому же, у офицера не было гарантии, что и родной дом теперь останется его крепостью. Темный мир перед его глазами начинал расплываться и искажаться, боль резала пересушенное горло, сердце билось о ребра так, как обезумевший зверь бросается на прутья пленившей его клетки. Мышцы, чудом черпавшие откуда-то силы, тоже начинали подводить – то и дело оступаясь, Томас все с большим усилием удерживался на ногах и продолжал бег. Когда ему не посчастливилось особенно неудачно перецепиться через битые камни, и он, не сумев устоять, рухнул, упершись ладонями в шершавый асфальт, утешить могло лишь одно – до его подъезда оставались считанные ярды. «Если там что-то будет не так, - Томас попытался представить себе возможные варианты развития событий, - что ж, буду стучаться во все двери, что мне попадутся. Пытаться ломать их, если потребуется. Прятаться, где придется. Вооружаться, чем возможно… Не гарантия, что не пропаду, но уж точно не сдамся». Он встал, стряхнул острую асфальтную крошку с ладоней и совершил последний отчаянный рывок.

В подъезде было несколько прохладнее, чем на улицах, но все же душно. Офицер Гуччи присел у стены, вслушиваясь в тишину. Ему был необходим хоть небольшой перерыв – сколько позволит ему сделать «испорченная» реальность. Пистолет снова был в его руке. Сохранять постоянную готовность встретить угрозу стало жизненной необходимостью, как на реальной войне. Томас уже не предавался размышлениям о том, реальна ли эта война или же эфемерна. Воспоминания готовы были начать выползать из закоулков сознания, но сейчас никак нельзя было давать им волю. Полисмен встал, ощутив ноющую боль во всем теле. Он давно не чувствовал себя столь изможденным.

Заглянув из-за угла на лестницу, Томас убедился, что путь чист, по меньшей мере, до первого пролета. Неспешно, осторожно, бесшумно переступая со ступеньки на ступеньку, держа оружие наизготовку, он начал продвигаться к двери, ставшей сейчас воплощением его надежды. Но если душный серый подъезд не преподнес полисмену новых крушащих картину мира сюрпризов, то своя территория, родная квартира взяла это дело на себя. Дверь надежды клацнула отпирающимся замком, будто лязгнула зубами, и открыла проход в предательское место. Именно так воспринял усталый, загнанные человек чудовищное изменение в отчем доме – как изменнический нож в спину. Конечно, он не уповал на безопасность без сомнений, самозабвенно, со слепым, угрожающим здравости оптимизмом, но сам факт присутствия надежды в его душе причинял боль, когда мужчина смотрел на облезлые стены, покрывшиеся свежей и засохшей кровью и ржавчиной, на пыльную и побитую перевернутую мебель и на непоправимо растерзанные книги на полу. Гуччи, оставив входную дверь распахнутой, пересек жилую комнату, переступая через скорбные, промокшие и рваные фрагменты тел погибших книг и толкнул ногой дверь своей спальни. В лицо ударил поток воздуха, наполненного не приятной, а отвратительной сыростью с духом гнили, с запахом мясного магазина, в котором сломался холодильник. Кровь напоминала о себе не только смрадом – комната была залита ею. Видимо, она стекала с напитанных пунцовым соком простыней кровати, которая теперь была поставлена вертикально и обмотана почерневшей колючей проволокой, фиксировавшей на ней распятый труп в тюрбане из собственной кожи. Томас застыл на месте, пытаясь даже дышать медленно, тихо и поверхностно, чтобы не издать ни звука, однако порождение испорченной реальности уже реагировало на его присутствие. То же чувство дежавю, что ощутил Гуччи при первом столкновении с ним в парикмахерской отца, выходило из железного комка в затылке и расползалось по телу холодом и слабостью. «Мог ли я видеть это… там? – пытался сообразить офицер, силясь расстрелять кровоточащее существо, тянущее к нему щупальца из колючей проволоки. – Я слышал… Там ходили слухи. Или не слухи. Народ был точно способен на это! Но я не сталкивался лично… Почему же я так четко помню?!». Он выскочил за дверь, затем тут же подставил под нее деревянное