Цветок Зла - Шиннок Сарина - Страница 14

14

кресло. «Колючка» скрежетала, неистово царапала полотно двери с той стороны, шарила по наличникам, пытаясь найти щель, лазейку и все же добраться до своей жертвы. Обойма пистолета погибшего доктора опустела, и Гуччи уже было рванулся за другим оружием. Но был ли шанс, что какое-либо оружие уничтожит неведомую тварь, он не знал. «Что тогда? Нельзя, нельзя впустую истратить здесь боеприпасы! Я не могу знать, с чем еще столкнусь. И как долго это все продлится. Взять оружие и уходить отсюда! Только так». Он возобновил шаг. Колкая боль прошла по всем спазмирующимся сосудам тела, начиная от рук и ног и заканчивая затылком, словно то, что вышло оттуда с холодом и слабостью теперь выпустило во все органы тысячи игл. Почва ушла из-под ног, пространство вокруг исказилось и заплясало под дисгармоничный ритм, диктуемый нахлынувшим вертиго. И приближающийся пол, покрытый изувеченными страницами, утонул в рдяном тумане.

В соседней комнате тихой цикадой стрекотал механизм настенных часов, но они вряд ли могли помочь понять, как долго продлился очередной обморок. «Я не схожу с ума… - поднялась к поверхности из алой мглы первая мысль Томаса Гуччи. – Я ломаюсь. Может, даже умираю… Проклятье, как же все, чего я хотел? А чего я хотел? Что не успел?.. А, впрочем, все равно. После смерти в любом случае будет все равно». Он вновь расслабился, оставив на полпути попытку подняться с пола. Глаза его оставались закрытыми. Мужчина был бы счастлив погрузиться прямо здесь в сон, он даже был не против не проснуться. Но сердце, которое словно стало жить своей отдельной жизнью, ускорило сокращения, отчего мысли наполнились невольной тревогой. Томас открыл глаза. Никаких разбросанных рваных книг. Мебель темного дерева на своих местах и вся с целости и сохранности, не считая выломанного ящика стола. Обои с зелеными и золотистыми полосами…

Превозмогая еще не до конца отступившее головокружение, Гуччи поднял голову, потом приподнялся на колени и осмотрелся еще раз. Квартира была в полном порядке. Слабый свет лился из окна, за которым стоял туманный серый день. С облегчением выдохнув, Томас встал и прошел на кухню, где выпил несколько стаканов воды, набранной просто из крана. Утолив жажду, он несколько раз тщательно вымыл лицо. Пальцы его остановились на подбородке и щеках, ощупывая отросшую щетину. Разница между двумя и тремя днями без бритья не была четко ощутимой, и все же, зная себя, Гуччи был почти уверен, что день, начавшийся с визита в Брукхэвен, все еще продолжался.

Офицер присел за стол и достал из кармана куртки безголовую каменную статуэтку. Несмотря на все, что пришлось пережить Томасу, его находка не получила новых повреждений. Гуччи не отказывался от изначального намерения вернуть идола в музей, но торопиться с этим не было нужды. Смены состояний реальности не зависели от времени суток – пока они вообще не укладывались в какую-либо закономерность. Мужчина заставил себя немного поесть, просто запив сладким чаем неразогретые остатки жареного мяса с парой кусков зачерствевшего хлеба. Он дал себе еще немного времени для отдыха после еды, пусть и без попыток заснуть заснуть – уже сейчас он ощущал, что, по всей видимости, даже когда все встанет на свои места, еще долго будет брезговать лечь на собственную кровать. Гуччи основательно снарядился перед продолжением поисков: положил фонарик во внутренний карман куртки, закрепил на поясе флягу с водой и армейский нож в футляре, надел наплечную кобуру со служебным пистолетом, а также взял с собой полицейский жетон и наручники. «Пусть это будет превышением полномочий, если вдруг сложится так, - объяснял он себе собственные мотивы, хотя определенно не имел четкого представления, что именно может случиться. – Сейчас другие приоритеты, вовсе ни к чему думать о законности. Решать проблемы стоит по мере их поступления». С этим Томас вернул индейского идола в карман куртки и покинул квартиру.

Низкий полог тумана и снегопад из хрупкой золы превращали город в монохромную гравюру, и только маки, распустившиеся на пепелищах в разгар кошмара, оставались нетронутыми серым цветом. Полисмен поймал себя на желании прошагать по газонам, втаптывая в прах эти ядовитые цветы. «Но не вести же себя подобно законченному безумцу! – остановил он себя. – Все зло – не в них. Это лишь символы. Его кровавые знамена». Отведя с презрением взгляд от рубиновой россыпи макового цвета, Гуччи продолжил путь.

Он вышел к озеру, слившемуся воедино с небом, скрывшемуся почти беспросветно за туманной вуалью, и пошел по дороге над обрывом. Ничто, кроме сыплющегося в глаза пепла, не пыталось преградить офицеру дорогу к серокирпичному зданию с изумрудными крышами, в котором располагалось Историческое Общество Сайлент Хилла. Коснувшись ручки из потемневшего желтого металла, Томас отворил резную дверь, украшенную поблескивающими витками кованой решетки. Просторный зал с экспозиционными витринами был неосвещен и пуст.

- Добрый вечер, - произнес Гуччи, ожидая услышать ответ, которого не последовало. – Здесь есть кто-нибудь? – спросил он уже громким выкриком, однако вновь не получил ответа.

Единственное, что оставалось делать в сложившейся ситуации, - немного подождать, вдруг кто-нибудь из работников музея все же явится на место работы, хотя и это ожидание казалось бесполезным. Томас принялся рассматривать витрины, где под стеклом на подложках из черного и зеленого бархата покоились исторические артефакты. Ничего, что напоминало бы резную каменную статуэтку, не удалось найти в числе экспонатов, даже в секции, посвященной индейским поселениям. Картины на стенах, в большинстве своем темные, в массивных рамах, оттого так контрастирующие с узорчатыми обоями светло-оливкового цвета, тоже не остались без внимания единственного посетителя. Тем более что практически под всеми полотнами стояла знакомая подпись «Ф.Г.». Сюжеты, названия и годы создания были самыми разными: «Обитель молчаливых духов. 1946», «Озеро Толука. 1945», «Угольная шахта Уилтс. 1943», «Портрет Патрика и Эдварда Честеров. 1944», «Тюрьма Толука. 1947», «Казнь на колу. 1947», «Красно-белый пир в честь богов. 1948». Гуччи остановился у последней картины. Неподалеку у витрины была установлена табличка с информацией: «Тюремный лагерь Толука был построен на этом месте во времена Гражданской Войны, в 1862 году. Для большинства узников пребывание в нем заканчивалось смертью. В 1866 году, после окончания войны, лагерь для военнопленных был переоборудован в тюрьму Толука. В тюрьме проводились жестокие расправы над преступниками. Пытки узников были обычным делом. Палачи, носившие балахоны и красные капюшоны, скрывающие лица, предоставляли приговоренным к смерти лишь одно право – право выбрать вид казни: смерть на колу или через повешение. Однако бывали и исключительные случаи. Например, в конце XIX