Сумерки героя - Геммел Дэвид - Страница 63

— Эх ты, задница! — фыркнул Ю-ю. — Простого приказа выполнить не можешь.

На мгновение Рен Танг замер. Затем его меч сверкнул в воздухе, остановившись у самого горла Ю-ю.

— Ты смеешь оскорблять меня?

— По-твоему, это оскорбление? Ты ждал тысячи лет, а дождавшись, первым делом обнажаешь меч против единственного человека, который способен вывести вас из этой гробницы. С каким животным тебя скрестили — с козлом?

Рен Танг зарычал, и Кисуму поспешил отвести его меч в сторону своим клинком.

Глаза Рен Танга вспыхнули.

— Тебе со мной не совладать, человек. Ты и моргнуть не успеешь, как я вырежу твое сердце.

— Покажи, — спокойно сказал Кисуму.

— Довольно, — заявил, выйдя из рядов, другой воин. — Убери свой меч, Рен Танг, и ты, человек, тоже... — Воин, выше большинства риадж-норов, слегка сутулился. Его доспехи — высокий шлем и нагрудник из золотых колец — ничем не отличались от доспехов других воинов, но кафтан был из тяжелого багрового шелка. — Я Сонг Чжу, — сказал он, вежливо поклонившись Кисуму и Ю-ю. Рен Танг под его взглядом отступил назад и спрятал меч.

— Ты чего такой злой? — спросил его Ю-ю.

— Он гневен, потому что вчера одержал великую победу, — ответил за молодого воина Сонг Чжу. — Нам казалось, что теперь, после долгих лет борьбы и страданий, мы сможем наконец насладиться миром. Отдохнуть, полежать на солнышке, позабавиться с девками и напиться. Чудесный был день. Но черный волшебник сказал нам, что заклятие когда-нибудь ослабеет, и Кин Чонг попросил всех риадж-норов бросить жребий — кому из нас уйти из этого мира и погрузиться в долгий сон. Теперь нам снова предстоит сразиться и умереть за чье-то чужое дело. Это не у одного Рен Танга вызывает гнев, человек. Мы согласились только потому, что Кин Чонг обещал сам повести нас в бой. Но теперь он мертв. Он прошел два континента и одолел опасности, недоступные твоему воображению, а умер из-за упавшего с крыши камня. Ты полагаешь, что нам не из-за чего гневаться?

— Вы не хотели сюда идти — я тоже, — пожал плечами Ю-ю. — Однако мы здесь. Давайте-ка выбираться наружу — мне надо подышать свежим воздухом.

Ю-ю подошел к каменной двери и приложил к ней руку — но рука не прошла сквозь камень, а уперлась в него.

— Эге, — промолвил он и пнул скалу. По двери побежали трещины, она распалась на куски и обвалилась с выступа вниз. — А мне ведь никто не говорил, что надо делать, — с гордой усмешкой сказал Ю-ю Кисуму. — Сам догадался! — Он вышел и стал спускаться.

Кисуму и все риадж-норы последовали за ним. Воины обращали лица к солнцу. Один из них, подойдя к мертвому криаз-нору, сунул палец в зияющую рану у него на шее и слизнул кровь.

— Свежий, — объявил он, отрезал у мертвеца кусок мяса, пожевал и выплюнул. — Страхом отдает.

Кисуму отошел от других и стал смотреть вдаль. Ю-ю присоединился к нему.

— Ты чего, раджни?

— Посмотри на них, Ю-ю. Всю жизнь я мечтал стать таким, как они. И вот они, передо мной! Полуживотные, такие же злобные, как враги, с которыми мы сражались. Я ожидал найти великих героев, а вместо этого...

— Однако они подчинились чарам, которые сделали их... мертвыми на долгие века, чтобы когда-нибудь защитить новое поколение людей. Разве это не делает их героями?

— Да где тебе понять! — отрезал Кисуму.

— Ты полагаешь, что землекопу это не по разуму?

— Нет-нет — Кисуму стиснул Ю-ю за плечо. — Я не хотел тебя обидеть. Хотел только сказать, что всю жизнь отказывал себе в удовольствиях. Ни вкусной пищи, ни крепких напитков, ни женщин, ни игры. У меня нет ничего, кроме той одежды, что на мне, меча и сандалий. Я жил так, потому что верил в орден раджни. У меня была благородная цель. Теперь я вижу, что все это было основано на лжи. Наши предки, чтобы выиграть ту войну, попросту последовали примеру врага. Ни чести, ни благородных устоев. Что после этого моя жизнь?

— У тебя есть и честь, и устои. Ты большой человек. Какая разница, что было в прошлом? Когда я только начал рыть землю, нам говорили, что глубина котлована должна быть четыре фута, а после первого же землетрясения все наши новые дома обвалились. В котловане должно быть не меньше шести футов глубины, вот так-то. Рыли мы, рыли, и все насмарку. Но это не делает меня плохим землекопом. Я великий землекоп. Легенда среди землекопов.

В это время к ним подошли Рен Танг и Сонг Чжу.

— Каковы будут твои приказания, приа-шатх? — спросил воин в красном.

— Знаете ли вы, что надо делать, чтобы Врата не открылись? — спросил в свою очередь Ю-ю.

— Конечно. Для их заклятия использовалась сила риадж-норских клинков. Мы должны собраться у Врат и приложить к ним свои мечи.

— Всего-то? — удивился Ю-ю. — Подходишь к воротам и стукаешь в них мечом? Это мы и сами могли бы!

— Для этого понадобится больше двух мечей, — сказал Рен Танг.

— Сколько же? — спросил Кисуму.

— Десять, двадцать, а может, и все, сколько есть, — не знаю, — пожал плечами Сонг Чжу. — Но это не поможет, если Врата открылись полностью. Надо дойти до них, пока этого не случилось — пока они еще голубые.

— Голубые? — повторил Ю-ю.

— Я видел, как накладывали первое заклятие. Сначала в проеме сверкала белая молния, потом она стала бледно-голубой, как зимнее небо, затем цвет сделался еще гуще и под конец стал серебристым, как меч. После свет померк, из серебристого превратившись в серый, и перед нами оказалась стена. После отбора Глиняных Людей нам сказали, что в случае истощения чар цвета будут меняться в обратном порядке. Когда свет станет белым, чары падут. Если же мы сумеем довести его до серебристого, Врата закроются наглухо.

— Пошли тогда скорее, — сказал Ю-ю.

Элдикара Манушана мучила дурнота. Беседа оказалась болезненнее, чем когда-либо прежде, поскольку невыносимо затянулась. Но дурно Элдикару было не из-за нее, а из-за пыток, которым Дереш Карани подверг Мадзе Чау. Старик оказался крепче, чем можно было предположить, учитывая его изнеженность. Язвы, разъедающие плоть, не сломили его, но мучительная головная боль ослабила его решимость, а черви, кишащие в ранах, еще больше подточили ее. Наконец проказа полностью отдала его во власть Дереша Карани. Зрелище гниющего и распадающегося тела оказалось не по силам маниакально брезгливому старику.

— Хорошо, что ты подарил ему лишних двадцать лет, Элдикар. Без этого он не пережил бы таких страданий.

— Истинно так, повелитель.

— Я вижу, тебе тоже худо.

— Беседы всегда трудны для меня.

— Как по-твоему, из него можно выжать еще что-нибудь?

— Думаю, что нет, повелитель.

— Что ж, довольно и того, что мы узнали. Серый Человек — это наемный убийца, известный когда-то под именем Нездешнего. Поразительно: Ниаллад всю жизнь провел в страхе перед этим человеком, а теперь путешествует вместе с ним.

Элдикару казалось, что голова у него сейчас лопнет. Он привалился к стене подвала.

— Нельзя быть таким слабым, Элдикар. Бери пример с нашего чиадзе. Ну хорошо, можешь быть свободен.

Избавление от боли вызвало у Элдикара громкий крик, и он упал на колени. В подвале было холодно. Маг прислонился к стене. Рядом сидел потерявший сознание, привязанный к стулу Мадзе Чау — голый, весь в гнойных язвах и белых пятнах проказы. По его костлявым ногам ползали черви.

«А ведь я хотел стать целителем», — подумал Элдикар. Вздохнув, он встал, подошел к двери и оглянулся на умирающего. Здесь никого не было, кроме них двоих, — даже часовых не поставили у незапертой двери, а Дереш Карани уже утратил всякий интерес к этому человеку. Элдикар вернулся к Мадзе Чау, сделал глубокий вдох и возложил руки на его покрытое кровавой коркой лицо. Чары Дереша Карани имели большую силу, и всего труднее было искоренить проказу. Элдикар работал молча, сосредоточенно. Для начала он истребил червей и залечил язвы. Старик застонал и начал приходить в себя. Элдикар погрузил его в глубокий сон и продолжил свой труд. Сосредоточив в руках всю свою силу, он слал жизнетворящую энергию в жилы Мадзе Чау. С закрытыми глазами он отыскивал очаги болезни и постепенно убирал их.