Блин и неуловимые киллеры - Некрасов Евгений Львович - Страница 25

– Надоест, – засомневался Блинков-младший.

Ирка поняла, что Митек это говорит не из вредности, а на самом деле не уверен. И успокоила его:

– Ничего, со мной не соскучишься. И с тобой тоже.

Словом, все, все было прекрасно. Если бы только не упрямая Рыбочкина… Чем ближе Блинков-младший с Иркой подходили к дому, тем ниже опускался задранный нос лучшего сыщика из всех восьмиклассников Москвы. Ирка заметила, что Митек не в своей тарелке, и по-своему его подбодрила:

– Так и быть, посуду буду мыть я. А ты будешь стирать. На машине. Там пара пустяков: поставил программу, заложил белье и через час вынимай готовое.

– Спасибо. Это внушает веру в будущее, – ответил Блинков-младший. Меньше всего его сейчас интересовала стиральная машина, которую еще надо купить лет через восемь. Но, во всяком случае, Ирка старалась.

Васечкин басок из кухни он услышал, как только отпер дверь.

– Ольга Борисовна, мне самому это не нравится, но приказ есть приказ!

– Митя вернется, и мы у него спросим, – отвечала мама. – От меня-то вы что хотите? Я сама в первый раз об этом слышу.

– Напишите объяснение, – упрямился Васечка.

– Но я пока что ничего не знаю.

– Так и напишите: «По сути заданного вопроса я на данный момент сведений не имею».

– Васечка, ты соображаешь, что говоришь? – перешла на «ты» мама. – Это объяснение устареет, прежде чем ты его донесешь до милиции. Митек вот-вот вернется и все расскажет.

Больше не таясь, Блинков-младший швырнул на галошницу сумку с коньками и начал раздеваться.

– Митек, это ты?! – крикнула мама.

– Я! Василий, а тебя, что ли, опять Рыбочкина прислала?

– Пройдите! – со всей милицейской строгостью скомандовал с кухни Васечка.

Блинков-младший сунул ноги в домашние тапочки и прошел.

Васечка с мамой пили чай. На столе стоял торт, и милицейский курсант уже успел слопать солидный ломоть. Везло ему. Нет, поймите правильно! Торта не жалко. Но, с другой стороны, понятно, что предназначался торт одному восьмикласснику за успехи в розыске. То, что его лопал милицейский курсант, явившийся ябедничать на этого восьмиклассника, было, согласитесь, несправедливо.

– Я кое-что слышал, – признался Митек. – Опять подросток Блинков не дает покоя барыне Рыбочкиной.

– Что за «барыня»? – фыркнула мама. – Давай без фамильярностей. Она капитан милиции…

– …и желает мне добра, – закончил Блинков-младший.

– Да, а ты… В общем, рассказывай! – приказала мама. Лицо у нее было чужое. Ясно, что как честный человек она решила сначала разобраться, почему единственный сын попрошайничал, а уж потом его ругать. Но то, что ругать она будет обязательно, тоже было ясно.

– Оперативное мероприятие, – объяснил Блинков-младший и покосился на Васечку.

– Курсанту можно, – кивнула мама.

– Я знаю, где Никита…

Мама жестом остановила его, подумала и сказала:

– Курсанту, пожалуй, рано. Пойдем в комнату.

Васечка покраснел и насупился. Выходя, Блинков-младший сделал ему ручкой.

Мама втащила Митьку в свою комнату и плотно прикрыла за собой дверь.

– Объяснения потом, – отрывисто сказала она. – Ты его видел?

– Нет, но завтра точно увижу. А может, и сегодня, если речевку для «беженцев» сочиню.

– Какие беженцы, какая речевка?

Мама рылась в сумочке. Выложила пистолет, выложила пудреницу и запасную обойму с патронами и добралась до небольшого конверта.

– Никита попрошайничает в метро, – стал объяснять Блинков-младший, – одноногого изображает. У них поделено, кто по какой линии ездит, и даже расписание есть. А следит за всеми смотрящий. Он скажет, где Никита, если я сочиню речевку для «беженцев». Ну, знаешь, как они говорят: «Сами мы не местные» – и все такое.

Мама вытряхнула из конверта несколько паспортных фотокарточек и разложила на туалетном столике.

– Никита здесь есть?

Блинков-младший замялся. Все мужчины на карточках были по-солдатски коротко острижены – попробуй узнай в них заросшего до глаз Никиту!

И вдруг…

– Кранты! – простонал он. – Ну конечно, кранты!

С одной из карточек на него смотрел «одноногий». Тот самый, с которым Блинков-младший попрошайничал!

Мама перевернула карточку. «Краснов Николай Анатольевич», – прочитал на обороте Митек. Николай, а не Никита!

Глава XIX. КРАСНОВАТЫЕ УШИ ПРЕСТУПНИКА

И закрутилась карусель! Минуту спустя Блинков-младший, наскоро объяснив маме подробности, был выставлен на кухню. А к Васечке мама даже не вышла, только крикнула из комнаты:

– Василий, я освобожусь нескоро! Хочешь – жди, а лучше зайди завтра.

И сразу же затилиликал телефон на кухне – мама дозванивалась по своему, параллельному. Васечка сидел красный как рак. Еще бы! Ему, милицейскому курсанту, «пока рано» знать то, что известно какому-то восьмикласснику!

– Ну, как наш спор? – спросил Блинков-младший.

Васечка молча полез в сумку. На свет появился бледный и грязный рисунок, раз десять прошедший через разные копировальные аппараты. Блинков-младший с трудом узнал фоторобот, который сам же помогал составлять в контрразведке. А вот подпись под рисунком он читал впервые: «Приметы Никиты. На вид не старше 40 лет, рост 175-178 см, среднего телосложения, худощавый, волосы русые, длинные, на одном из пальцев руки возможна татуировка в виде перстня».

– Никакой татуировки у него нет, – заметил Блинков-младший. – Ее, наверное, пенсионерки во дворе придумали. И не Никита он, а Николай. Завтра у вас в милиции будет фотокарточка. Если его раньше не возьмет контрразведка.

Васечка слушал, повесив голову.

– Я проиграл, Блин, – вздохнул он. – Только, чур, бить без оттяжки. Спорили на простые щелбаны.

Блинков-младший нацелился щелкнуть в покорно подставленный Васечкин лоб…

…И подумал, что милицейский курсант здесь ни при чем. По справедливости, двадцать щелбанов заслужила Рыбочкина. Но в этом мире не будет справедливости, пока им правят взрослые.

– Мне хватит того, что я просто выиграл, – великодушно сказал он и протянул Васечке руку.

Мама вернулась на кухню, когда милицейского курсанта и след простыл.

– Ушел? – удивилась она и сразу же забыла про Васечку. – Времени у нас в обрез. Одевайся, Митек, проводи меня до метро. Уточним кое-что, и вернешься домой.

Блинков-младший понял, что мама вызвала группу захвата – брать смотрящего и, если повезет, Никиту, то есть Николая. Потому и спешка. Раз Николай сдавал выручку, значит, и другие попрошайки заканчивают рабочий день; смотрящий может уйти, и группа захвата опоздает.

И точно. Не успели они выйти во двор, как мама потребовала:

– Давай приметы смотрящего.

Тут Блинков-младший блеснул! Он хорошо помнил, какие приметы Никиты были напечатаны под фотороботом, и выдал в том же порядке:

– На вид не старше двадцати пяти лет, рост ниже меня, когда он сидит, а я стою, толстого телосложения, мордастый, волосы русые, короткие, на пальце перстень – вот такенная «гайка» – и еще кожаное пальто! Да, и кличка у него – Большой. Но лучше бы я сам его показал.

– В следующий раз, – отрезала мама. – Глаза какого цвета?

– Не помню, – признался Блинков-младший.

– А уши?

Уши Митек запомнил хорошо, потому что в начале их разговора смотрящий сидел к нему затылком.

– Красноватые, – с уверенностью ответил он. – Без шапки, наверное, ходит.

Мама отвернулась и прыснула в нос. Уши у нее тоже стали красноватые.

– Я спрашивала про форму, – сказала она серьезным тоном.

Блинков-младший понял, что сморозил ерунду. Ладно, а какие все-таки уши у смотрящего? Он отлично их помнил, но не мог описать.

– Например, у тебя треугольные, малые, прижатые, – подсказала мама.

Ощупывая для сравнения свои уши, Блинков-младший сказал: