Звездный удар - Гир Уильям Майкл - Страница 55

— Отлично, слушаю тебя.

— Ты озабочен тем, что Пашти, кроткие и миролюбивые существа, потихоньку заменяют Ахимса на руководящих постах в промышленной сфере и в использовании ресурсов. Но Овероны добровольно согласились с этим, так как это освобождает их для исследования природы вселенной, для мыслительной деятельности, для творчества.

— И это уже навредило нам, штурман. Посмотри, как истощились наши мозги. Мы дошли до того, что основной запас знаний храним в компьютерах. То, что когда-то содержалось в наших мозгах, теперь заложено в компьютеры. Мы стали ленивы, несообразительны.

— Я говорю не об этом. Ты согласился выслушать меня насчет Пашти.

— Да, согласился. Продолжай.

— Мы поняли, что циклы неуправляемы. Мы поняли, что Пашти захватывают в свои руки все больше ресурсов Ахимса, но они делают это вовсе не для того, чтобы навредить Ахимса. Без сомнения, если бы они задумали лишить Ахимса продуктов питания или промышленной продукции, они бы уже добились своего. Но люди совсем другие. Люди — это агрессивные собственники, и они будут стремиться к господству.

— Они не смогут ничего сделать — они находятся под моим контролем. Ты можешь выражаться поточнее?

— Стремясь уничтожить Пашти с помощью людей, мы можем взамен доставляющих нам мелкие хлопоты циклов Пашти получить людскую чуму.

Толстяк сплющился.

— Ты допускаешь одну маленькую ошибку, которая опровергает все твои аргументы. Ты предполагаешь, что я могу позволить им выйти из-под контроля. Напоминаю: во всей вселенной никто не знает людей лучше, чем я. Никто так тщательно, как я, не занимался их изучением.

— Но они тоже познавали себя.

— И, как все люди, были слепы. По твоим репликам я могу догадаться, что ты мне не веришь. Я докажу свою правоту. Люди ослепляют себя собственными эмоциями. Мы можем много узнать о них, изучив их последнюю войну. Немецкий лидер, Гитлер, является классическим примером. Если бы он был последователен, меньше чем за двадцать лет ему удалось бы…

— Он был сумасшедший!

— Верно. Он поддался чувству. Это чувство погубило его. Во-первых, он недооценил могущество Советов, хотя его генералы предупреждали его. Во-вторых, он потерпел поражение от англичан, которые претендовали на первенство в воздухе. И в-третьих, он обманулся насчет русских крестьян. Его грабительская политика превратила людей, приветствовавших его как освободителя, в партизанскую силу, которая выводила из строя тылы. Ты видишь, подобная слабость всегда губила людей. Они не обладают способностью сохранять объективность и спокойствие.

— Тогда почему бы нам попросту не избавиться от этих людей и…

— Потому что, штурман, они могут нам пригодиться, если мы направим их деятельность в нужное русло. Неужели ты искренне полагаешь, что они могут бросить вызов мне? Они осуждены из-за своей собственной роковой слабости.

— Какой?

— Из-за смерти, штурман. Смерть постоянно маячит в их подверженных эмоциям хрупких мозгах. Именно смерть заставила Гитлера действовать так глупо и опрометчиво. Люди не способны быть целеустремленными — их жизнь смехотворно коротка. Они готовы ринуться вперед сломя голову, готовы взяться за невозможное — потому что всех их ждет смерть. Если бы у Гитлера имелась возможность составлять планы на годы, а не на декады, он смог бы покорить мир за двадцать лет. Понимаешь, их безумие питает смерть, она делает их неосторожными. Послушай последователей и исследователей Гитлера. Они упускают самое главное. Все ошибки, все сумасшествие, которое исказило реальность в его восприятии и подвигло его на импульсивные действия, объясняются смертью. Разве их история показывает, что они поняли это? Конечно, нет. Они забывают о могуществе смерти, потому что живут с ней рядом, потому что она является частью их существования.

Это было проклятием всех их вождей. Ими руководила мысль о смерти, и поэтому я их не боюсь: ведь Ахимса не умирают. Ахимса умеют оставаться хладнокровными, планируя только самое необходимое на будущее, будь то один галактический год или целое тысячелетие.

Толстяк протянул манипулятор, и на нем образовалась и засияла в чистом молекулярном виде бусина информации, отражающей его размышления и доверительные чувства. В поисках умиротворения, желая избавиться от страха и тревоги, Клякса образовал рецептор и погрузил его в поле, излучаемое манипулятором Толстяка. Мужество и уверенность потоком хлынули в его систему, их молекулы перемешались, и Клякса воспрянул духом.

— Хорошо бы все-таки они не пробились, — пробормотал Клякса.

Он замолчал, увлеченный откровениями Толстяка. Его разум перестроился, и он увидел логику в плане Оверона.

Акустическая коробка Толстяка издала звук, который на языке Ахимса означал удовлетворение.

— Пожалуйста, не беспокойся, мой друг. Среди звезд они всего лишь призраки. Они не вырвутся на свободу, а если это все-таки произойдет, мы их просто уничтожим. Неужели ты на самом деле думал, что я позволю этим неприрученным паразитам затеряться в нашей цивилизации? Я думаю не об одном моменте, как люди, а обо всем будущем в целом. Призраки, которых мы завезли сюда, не станут ничем иным. Это всего лишь инструмент, который может принести нам пользу, а когда они сослужат свою службу, мы от них избавимся.

И все-таки где-то в тайниках мозга Кляксы пряталось недоумение: зачем это Толстяку понадобилось так долго изучать таких жалких тварей? Один его глаз смотрел на монитор, другой не отрывался от Оверона. Кого я боюсь больше? Этих свирепых людей или Толстяка, который научился всем их хитростям?

Светлана закусила губу и включила программу перевода, до которой она докопалась. Она внедрились в систему, пройдя охранные барьеры Ахимса, завладела программой перевода, сделала копию и тщательно закодировала ее. Теперь Детова просматривала материалы, посвященные Тэну. Биография Ахимса Оверона звучала на английском.

Светлана нахмурилась. Чтобы собрать сведения об их команде спецвойск для сокрушения Пашти, Ахимса проник в компьютерные банки данных, защищенные самой изощренной системой… Ей было вовсе не легко разрушить защитную систему корабельных компьютеров, но она ожидала чего-то более мудреного. Оказалось, что Ахимса весьма легкомысленно относились к защите информации. Почему? Вспомнив о легкости, с которой они раздобыли досье в Москве, в Лондоне и особенно в Соединенных Штатах, она удивилась тому, что их система безопасности, в отличие от технологии, нисколько не превосходила то, с чем ей пришлось столкнуться на Земле. Почему?

Может быть, Данбер знает — ведь она с такой легкостью установила причастность Светланы к компьютерным вирусам. Но если даже Данбер и знает, все равно возникает один важный вопрос: может ли Светлана довериться ей? Если да, то насколько?

Она вспомнила, как внимательно англичанка взглянула на нее. В этом взгляде она увидела уважение, которое затронуло в ее душе нечто давно позабытое. Почему? И почему именно теперь. когда все изменилось, как в каком-то сумасшедшем сне? Шейла Данбер знала все, соединила в одно целое все элементы, о которых не подозревало даже второе главное управление — искушенная ищейка КГБ. И Данбер вовсе не угрожала — она просто просила помощи. Просила ее дать согласие. И она согласилась. Почему? В воображении Светланы опять возникли эти ясные голубые глаза, такие искренние, такие проницательные.

Она встала и прошлась взад-вперед по комнате. Всю жизнь она полагалась только на саму себя. Лишенная возможности довериться кому бы то ни было, Детова полностью посвятила себя карьере. КГБ не поощрял доверительные отношения. Как могла она довериться Шейле Данбер?

Светлана поднесла палец к подбородку и посмотрела на свое отражение. Неужели она на самом деле превратилась в привлекательную женщину? Или это зеркало не отражает подлинную Светлану Детову?

Перед ее мысленным взором мелькнули сцены юности — целый сонм картин, звуков и запахов. Мать она помнила высокой, полногрудой, горделивой женщиной со строгим и замкнутым лицом. В ней не чувствовалась женщина. И я всегда жила одна — они просто находились возле меня.