Дангу - Глыбин Леонид - Страница 29

— Но постой, — грозно вмешался в разговор стражник, — ведь ты хотел… — Он не договорил, осекся и почтительно повернулся — позади Дарьи выросла громадная фигура Дангу. Старик вздрогнул, втянув голову в плечи, и, не сводя глаз с юноши, начал пятиться.

— Ты что здесь делаешь, Дарьюшка? Пойдем, ведь Григо надо лечить. — Он повел девушку обратно во двор, не обращая внимания на старика, который все дальше и дальше отступал назад, а затем повернулся и побежал, что-то бормоча. Стражник остался в полном недоумении.

СТОЛКНОВЕНИЕ

Тр-р-р-ам, тр-р-р-ам, тр-р-р-ам — разносилась время от времени короткая дробь барабана, перекрывая шум пестрой бурлящей толпы на Бори-Базаре. Затем слышался гнусавый голос зазывалы:

— Эй! Эй! Уважаемые кашмирцы! Мы продаем и покупаем шали и шафран! Оптом! Оптом!

Зазывала с барабаном сидел в проходе между двух белоснежных палаток — тамбу, большой и маленькой. Из большой палатки вылез невысокий тщедушный человечек. Загорелое до красноты морщинистое лицо и светлые волосы выдавали в нем европейца. Он начал прохаживаться перед палаткой, поправляя белую тряпку, натянутую между двух высоких кольев. На полотнище было написано по-английски:

Saffron and shawls merchants Co. England

Немного пониже эта же надпись повторялась на урду.

— Эй! Эй! Уважаемые кашмирцы! Подходите, пожалуйста! — снова понеслось над базаром после короткой дроби барабана.

Человечка со сморщенным лицом звали Николас Кондрелл. Он был английским купцом и возглавлял небольшую компанию, название которой и красовалось на белой тряпке. Всего год назад он получил фирман за подписью его величества падишаха Фарруха Сийяра на исключительное право беспошлинной торговли шафраном и кашмирскими шалями. Воспользовавшись услугами делийской фактории, могущественной объединенной английской компании, торгующей с Ост-Индией, он успел уже организовать четыре больших каравана из Кашмира, переправив товар в суратскую факторию для отправки кораблями в Англию. Дело его процветало и разрасталось, и он взял себе в компаньоны рыжего долговязого Джона Гибсона, невесть откуда появившегося в Дели шотландца с бледным испитым лицом и длинным унылым носом.

Николас Кондрелл был отъявленным мошенником и негодяем. Из Англии за ним тянулся целый шлейф грязных дел и преступлений. Несколько раз он сидел в тюрьме по обвинению в жульнических махинациях при продаже земельных участков в графстве Дербишир и снабжению кораблей ворованными со складов Адмиралтейства продуктами. Выйдя из тюрьмы после очередной отсидки, он сколотил шайку мосс-труперов и занялся грабежами. После нескольких убийств, спасаясь от британской фемиды, которая угрожала ему виселицей, он с помощью своих дружков-матросов, таких же отпетых негодяев, бежал в Индию на одном из кораблей Ост-Индской компании.

Григорий уже больше часа бродил вместе с Нанди по базару, когда до его слуха донеслись выкрики зазывалы. Россиянин встрепенулся. Кажется, это то, что он искал несколько дней. Ему попадались отдельные торговцы то шалями, то шафраном. Но этого было мало. Нужна была большая партия товара и того и другого для задуманного им каравана в Дели.

После похищения прошло несколько дней, и Григорий пришел в себя. Раны зажили. Он привык к невзгодам — в Туркестане ему приходилось терпеть всякое.

— Шали и шафран! — повторил Григорий. — Господь Бог наш пресветлый дает мне что надобно!

Он покрепче прижал к плечу заветную котомку и повернулся к Нанди:

— Эй! Друг индейской! Пошли-ка туда, посмотрим, что там скупают да продают, может, и нам что перепадет!

Они быстро двинулись к центральной части Бори-Базара, энергично проталкиваясь через бурлящую людскую толпу.

Однако оставим пока Григория с его купеческими делами и вернемся немного назад и посмотрим, что происходило в доме Парвеза после того, как Дангу принес туда спасенного друга.

Домочадцы Парвеза окружили раненого Григория, выражая ему сочувствие, восхищаясь храбростью его спасителя. Ведь победить самого Бадмаша, наводившего страх на весь Кашмир, — большая удача и доблесть. После краткого рассказа Дангу и комментария Нанди Парвез проникся еще большим уважением к этим фаренги из Северной державы.

— Ты просто молодец! Ты как Гаруда, который спас от смерти Раму! — Он похлопал Дангу по руке.

Нанди радостно закивал. Теперь он просто боготворил русского юношу.

А Дарья? Если ТОГДА, на перевале Зоджи-Ла, Дангу привлекал ее физически, то ТЕПЕРЬ она увидела его благородство и мужество. Если в первые дни знакомства она относилась к нему с легким чувством превосходства, даже с некоторой долей иронии, наблюдая, как он коверкал слова, постигая русскую речь, или чего-то не знал, простого и обыденного из их жизни, а узнавая, удивлялся как ребенок, то теперь все было по-иному. Она осознала, что Дангу не просто полудикий юноша, пусть и красивый собой, но гордый и благородный потомок древнего русского рода, достойный носить имя своих предков.

Стоит ли говорить, что выбор Дарьи был сделан? Дангу встретил горячий взгляд, полный благодарности и восхищения и чего-то еще, чего он пока не мог понять, но смутно почувствовал. Как отрадно было ему услышать ее голос, похожий на нежное пение весенней птицы — прияки, несравнимый с голосами женщин-кангми — грубыми, больше похожими на лай лисиц или тявканье шакалов… Пока слуги помогали Григорию прийти в чувство, Парвез отдавал распоряжения. Нужно было устроить для фаренги праздничную трапезу. Для них это будет весьма кстати.

Когда Дангу вошел в комнату Григория, тот, уже вымытый и облаченный в чистый халат, лежал на чарпаи, а над его ранами хлопотала Дарья. Глядя на нее, Дангу вспомнил другую женщину, которая на укромной площадке под перевалом Зоджи-Ла так же склонялась над умиравшим Григо.

— Хорошо все будет, дядя Гриша! Поправим тебя, Пресвятая госпожа Владычица Богородица отставит всякую рану да язву смертоносную, — ласково нашептывала она, ловко перевязывая большой ожог на его руке. — Приидет к тебе здоровьичко, да и на Расею-матушку все вместе двинемся. Как-нибудь доберемся милостию Божьей! И Никитушка-спаситель всех хранить да оберегать нас будет! Вот! Вот он — тут! Господи благослови! — Она перекрестилась.

— Спасибо, детушки мои! Все будет так, Бог даст! — с благодарной улыбкой ответил тихим голосом Григорий.

Он уже в который раз давал себе клятву во что бы то ни стало вернуться домой вместе с Дарьей и Никитой…

Итак, волею судьбы-повелительницы Дангу и Дарья оказались во власти любви. Этому способствовало все — весна и юность, красота и благородство. Каждое утро под благовидным предлогом изучения русского языка они уединялись в благоухающем саду, и Григорий, окончательно поправившийся после пыток у Бадмаша, ласково улыбаясь, все понимая, благословлял их:

— Ступайте дети мои, да хранит вас Господь Бог!

Вместе с русским языком они изучали и постигали великий, всепобеждающий язык любви. Он был так прекрасен, в нем было столько неожиданного и волнующего, и постигался он так легко — ведь здесь распоряжалась сама Природа. Дарья потихоньку напевала чудесные русские песни, и Дангу слушал, весь трепеща, заглядывая в глаза, которые казались ему бездонными, как озеро. Он гладил ей руки и волосы и рассказывал о своей удивительной жизни с кангми, а она — о своей жизни на великой русской реке Волге, о своей семье, об отце и матери. Он со вздохом вспоминал о Лхобе и Вангди, Зуке и Ямсо, о жизни в пещере, задумывался о настоящих родителях.

Как-то раз он шутливо предложил Дарье изучать язык кангми. Она рассмеялась и некоторое время прилежно повторяла за ним странно звучавшие слова и фразы, стараясь их запомнить: «ту» — там, «гау» — амулет, «лга» — теперь, «бод-рха» — пусть так будет…

— Данг-чи-канг! — важно произнес Дангу и ткнул себя пальцем в грудь.

— Данг-чи-канг! — с улыбкой повторила Дарья. — Никита, Дангу. Сколько у тебя имен! Ты — как бог. — Она вздохнула и прижалась к его груди. — Как я люблю тебя, мой милый! — Она нежно поцеловала его.