Прошел караван столетий (сборник) - Моисеева Клара Моисеевна - Страница 76

Теперь Гюльсора плакала от счастья, и ей не стыдно было своих слез.

Потом плакала и обнимала Якуба Рудоба, а Ибрагим, сияя счастливой улыбкой, ждал, когда ему можно будет рассказать, как трудно было устроить побег и сделать так, чтобы вся семья незаметно покинула селение и избежала тех бедствий, которые постигли несчастных в тот день…

– Гюльсора не рассказала тебе о том, как она спасла мне жизнь? – спросил Ибрагим. – Я ей обязан своей свободой. Иначе меня постигла бы участь тех, кого угнали на медный рудник. А там в тяжких трудах и голоде живут изгнанники-карматы. Но они карматы, а я ведь никто для них…

И тут Ибрагим во всех подробностях рассказал о том, как темной ночью отправил своих в дальнее селение, а когда пришел к себе за последними пожитками, его поймали воины, присланные из Самарканда. Они привязали его толстой веревкой к целому десятку таких же несчастных и оставили их посреди темной улочки. На рассвете они собирались угнать всех на рудник. А тем временем в селение вернулась Гюльсора. Она хотела помочь отцу тащить пожитки и под покровом ночи пробралась на свою улицу. Она увидела людей, сидящих под стеной родного дома, и бесстрашно подошла к ним. У нее был ножик. Она разрезала веревки и всех освободила. Люди бежали быстрее самых быстрых коней. Вскоре удалось скрыться в одном из дальних селений, и, пользуясь добротой пастухов, семья нашла здесь приют.

– Наконец-то мы вместе! Теперь никто уже нас не разлучит, – говорил Якуб. – Но ведь мой добрый старик не знает о моем счастье. Надо позвать его сюда, и пусть радуется вместе с нами.

Джафар, вернувшийся с базара, тотчас побежал за Абдуллой.

Он нашел его в том домике, где Якуб оставил старика, увидев, что тот уже чрезмерно измучен скитаниями. Джафар разбудил Абдуллу, и они долго, раскатисто смеялись, словно не было тех бед, которые им пришлось перенести.

– А теперь собирайтесь с нами в Бухару, – предложил Якуб. – Пусть отец поможет нам в наших делах. Я знаю, у него счастливая рука. Уж если он за что возьмется, то непременно выполнит.

– А потом… что будет? – спросила Гюльсора.

– Не будем загадывать, – ответил Якуб. – Ведь жизнь состоит не только из горя и страданий. И, хоть говорят, что дверь бедствий широка, а день радости краток, я хочу верить, что дверь бедствий для нас закрылась, а день радости будет у нас долгим…

«Я СТРЕМЛЮСЬ В СТРАНУ МУДРЫХ»

«Слышать – это не то что видеть», – говорил Абу-Райхан. Настал день, о котором он давно мечтал. Ему предстояло отправиться в Индию. И, хотя он должен был сопровождать султана Махмуда, которого не любил, он все же радовался предстоящему путешествию. Наконец-то он увидит страну своих мечтаний!

Ал-Бируни думал о том, какой дорогой ценой получил право побывать в стране мудрых. Никто не знал о том, что мучило его все это время, пока он жил в Газне. Он только намеком дал кое-что понять Якубу. А истина была в том, что служить при дворе Махмуда Газневидского было для него унизительно. Абу-Райхану стоило больших трудов таить в себе это страдание и недовольство самим собой. Но вот настало время, когда он будет вознагражден за все то дурное, что ему пришлось перенести. Наконец-то он попадет в далекую прекрасную Индию, с учеными которой он так много спорил, правда мысленно, так что они не знали об этом, но очень серьезно и убедительно. И вот он на пороге этого большого события в своей жизни. Ценой свободы он купил себе право очутиться в долине среди величественных Гималайских гор. Какая-то таинственная сила зовет его туда.

Абу-Райхан заранее старался себе представить, как выглядят горы и долины Индии, насколько они отличны от всего того, что он видел и знал, что исходил своими ногами. Ученый отлично знал, что Гималаи имеют почти недоступные перевалы, которые трудно преодолеть. Однако ему было известно, что в долинах с давних пор живут люди и что в области Пенджаба далекие предки нынешних индусов тысячи лет назад уже возделывали землю и строили оросительные каналы.

«Верно ли все это? – размышлял Абу-Райхан. – Сведения, почерпнутые из книг, могут быть и не совсем точными. Разве не известно, как много зависит от достоинств пишущего человека? Один напишет то, что хорошо знает, то, что видел и понял, а другой сообщит что-либо услышанное им и не проверенное. Только стоя на этой священной земле, прославленной мудрыми людьми, а также искусными ремесленниками, можно будет убедиться в истине того, что написано в книгах».

Укладывая в корзинку инструменты, которыми он пользовался в своих астрономических наблюдениях, бережно упаковывая пробирки, сделанные стеклодувом так искусно, что вряд ли где еще смогут сделать подобное, ал-Бируни с сожалением думал о том, что нет с ним Якуба в такую радостную минуту, а Якуб был бы рад этой удаче. Да и ему, Абу-Райхану, было бы приятно иметь помощника сейчас. Якуб расторопен и сообразителен… Но что поделаешь…

«Очень скоро я своими глазами увижу лиловые вершины Гималаев. Кто-то из купцов, обладающий зорким глазом и хорошей памятью бывалого путешественника, сказал, что Гималаи лиловые. – Абу-Райхан вдруг остановился с пробиркой в руке и задумался. Он закрыл глаза и постарался представить себе величественные горы, отделяющие Индию от владений Газневида. – Да, конечно, эти горы лиловые. Ведь там солнце еще ярче и жарче. Если горы Зеравшана сиреневые на закате, то в Индии эти краски гуще и сочнее».

Абу-Райхан уложил в корзинку из ивовых прутьев свои пробирки и усмехнулся.

Он вдруг представил себя со стороны, с пробирками в руках, с закрытыми глазами и с мыслями, ушедшими далеко за высокие хребты.

Да, там все по-другому, все ярче и красивей, чем на Зеравшане и в Газне. Он увидит удивительные красоты. Боги щедро одарили эту страну несметными сокровищами, и все там необыкновенно: и горы, и священный Ганг, слоны и крокодилы, растения, цветы, алмазы и рубины. Но как прискорбно, что и там все во власти султана Махмуда.

Совсем недавно один купец, прибывший из Индии, рассказал Абу-Райхану, как воины, присланные султаном Махмудом, разграбили город Гуджарат. Богатейшие храмы были разорены и осквернены чужеземцами. Индусы жаловались на злодейства и грабежи. Они оплакивали свой знаменитый храм бога Шивы в Сомнаке, расположенный на Катхиаварском полуострове. Это был очень богатый храм, он владел более чем десятью тысячами деревень. Все сокровища этого храма были увезены на слонах правителя Газны и стали достоянием султана и его царедворцев. Немного уцелело священнослужителей храма, большая часть погибла, но оставшиеся жили в пещерах, скитались бездомными, ели дикие травы и проводили свои дни в молитвах перед разгневанным божеством.

«Могу ли я рассчитывать на доброе отношение, прибыв сюда вместе с ненавистным для индусов завоевателем? – думал Абу-Райхан. – Какое может быть ко мне доверие? Как они примут меня? Не отвернутся ли? Но, может быть, они поймут, что не каждый подвластный деспоту является таким же деспотом и заслуживает осуждения?»

Абу-Райхану хотелось встретить дружеский, приветливый взгляд ученого-индуса. Хотелось пожать руку искусному ювелиру или гранильщику. Он бы сказал им слова благодарности за их удивительное искусство. Только они умеют одарить камень той волшебной красотой, какой он никогда не имеет в своем первозданном виде. А как хотелось бы выведать тайну, которой владеет вот такой искусный гранильщик! Согласится ли он выдать свой секрет? Вряд ли!

«Если ученые Индии видели мою книгу, в которой я отдаю дань уважения их предкам, их обычаям и верованиям, тогда они не будут устанавливать связь между завоевателем Махмудом и ученым, который волею аллаха оказался во власти султана. Мудрые индусы не должны думать, что ученый, посвятивший свои дни наукам, способен одобрить кровавые походы, хотя бы они и назывались „войной за веру“. Я к ним обращусь словами пословицы, – решил Абу-Райхан. – Как разумно они говорят: „В воде встречаются и лотосы и крокодилы“».