Повелитель Самарканда - Говард Роберт Ирвин - Страница 30

Переведя взгляд, он увидел в южной стене небольшие ворота. Низкорослые смуглые люди выходили в поля на дневную работу. Это были хорошо сложенные мужчины в набедренных повязках и женщины в коротких туниках без рукавов, оставляющих обнаженной левую грудь и едва доходивших до половины бедра.

Испанец с любопытством наблюдал за всем этим, пока не услышал доносящийся с запада гул. Звук показался ему знакомым. Он резко вскинул голову, пытаясь что-нибудь разглядеть сквозь переплетенные ветви ивы, и увидел облако пыли, поднимающееся на краю долины.

Черное облако быстро приближалось, увеличиваясь в размерах. Вскоре он распознал стремительно бегущих лохматых животных с огромными рогатыми головами. Это было стадо диких обитателей равнин, стадо буйволов! Не менее тысячи животных слепо мчались вперед, к широко распахнутым воротам. Их головы уже поравнялись с городскими стенами, а рев их глоток напоминал звук сотен труб.

Де Гузман нахмурился. Ему доводилось видеть бегущие стада диких буйволов, но чтобы в такой близости от города!

В трехстах ярдах от стен стадо рассыпалось, словно наткнувшись на какой-то невидимый барьер, и буйволы разбежались в разные стороны. Некоторые ринулись сквозь ивы и, поднимая высокие брызги, промчались через реку на почтительном расстоянии от Эрнандо. Вот тут-то и стала видна причина этого панического бегства. Человек!

Когда стадо бросилось врассыпную, Эрнандо увидел чирикагуа, Ilanero, числом не менее трехсот, в полной боевой раскраске, с луками, копьями, ножами и боевыми дубинками. Эти быстроногие варвары, как стая волков, стремительно и неутомимо мчались на врага, гоня перед собой буйволов, чтобы под их прикрытием приблизиться к городу на расстояние полета стрелы.

Де Гузман был рад, что оказался под сенью ивовых кустов.

Издавая варварские крики, обнаженные люди мчались к воротам с такой отвагой, которую он никогда не подозревал в их расе.

— Они, конечно, одурманены тизвином, — размышлял Эрнандо, глядя прищуренными глазами на эту свирепую атаку. — Но… почему со стен не сыплется ливень стрел, не раздаются тревожные крики? Ни одна стрела не поразила пронзительно орущих обитателей равнин!

Затем из-за этих сверкающих стен… появилось нечто, и де Гузману показалось, будто кто-то прошелся по его спине холодными пальцами. Движущееся, извивающееся облако какого-то жуткого голубоватого тумана перекатилось через стену и тотчас же опустилось, как огромная птица на добычу. Словно обладая зрением и каким-то фантастическим разумом, оно летело над атакующими чирикагуа. Бледно-голубой туман опустился над воинами, как небо, опускающееся бледной завесой.

Там, где еще недавно раздавались воинственные крики, воцарилась мертвая тишина. Внезапно наступившее спокойствие было не менее жутким, чем туман. В этой кладбищенской тишине де Гузман, затаив дыхание, пристально смотрел перед собой, чувствуя покалывание в затылке, но не видел ничего, кроме клубящейся, крутящейся бледной голубизны…

Лазурный туман рассеялся. Он снова увидел их. Три сотни красновато-коричневых обитателей равнин, еще несколько секунд назад воинственно кричавших и горевших жаждой битвы, лежали там, где упали, едва опустилось облако. Обнаженные тела сверкали при свете восходящего солнца, как медь; перья печально шевелились от дуновения легкого ветерка.

Туман снова вернулся за городские стены, будто собака по пятам за хозяином после успешной охоты.

Эрнандо де Гузман еле передвигал ноги от усталости. Все его тело покрылось под доспехами холодным потом. Туман… триста человек… триста трупов. Какая-то черная магия!

Наконец из ворот города на эту долину тихой смерти величавой походкой вышло несколько высоких, мускулистых мужчин в украшенных перьями шлемах. Набедренные повязки с небрежными складками были расшиты бисером, который поблескивал в свете восходящего солнца.

У де Гузмана, как у истинного конкистадора, кровь закипела в жилах, потому что их странные шлемы тоже сверкали на солнце… сверкали так, как может сверкать лишь чистое золото!

Могучие воины привязали веревки к ногам павших и утащили их всех за стены города. На это ушло около двух часов, и у Эрнандо заурчало в животе. Большие ворота закрылись, открылись малые, и работники снова вышли в поля. Эрнандо де Гузман лежал в ивах, обдумывая увиденное.

Черная магия.

И золото.

Жажду он утолил, но ему нестерпимо хотелось есть. Тем не менее он не торопился обнаруживать себя перед этими людьми, явно обладавшими каким-то дьявольским даром. Давно сомневаясь в существовании Бога Зла, испанец, однако, узнавал дьявольщину всякий раз, когда сталкивался с ней. Он тихо лежал и размышлял.

После вчерашних трудов он почувствовал невероятную усталость во всем теле и потому незаметно заснул.

…Но через некоторое время внезапно проснулся.

Девушка или молодая женщина, раздвинув ивовые ветви, разглядывала его большими глазами цвета напитка, который зажиточные ацтеки делают из блестящих коричневых бобов какао. Невзрачная белая туника простолюдинки ей почему-то не шла; казалось, такой женщине не пристало носить столь скромную одежду. Шуршащие шелка и сверкающие бриллианты, несомненно, были бы под стать ее высокой, хорошо сложенной фигуре. Белое одеяние кое-где полностью скрывало очертания ее пышного тела. Она напоминала женщину из племени ацтеков… Ацтеки? Здесь?

Де Гузман почувствовал, что у него снова застучало сердце — как в тот миг, когда он увидел золотые шлемы на жителях этого странного города. Несмотря на седину в бороде, кровь в жилах у конкистадора забурлила. Хоть это видение из незнакомого города, несущего таинственную смерть, не так уж и сильно отличалось от странных, экзотических женщин, немало досадивших ему в молодости, когда он впервые последовал за железными капитанами к неведомым жарким землям.

— К-кто вы? — проговорила она, заикаясь от удивления.

Она говорила на языке народа кветцлкоатл, живущего далеко к югу от здешних мест, и он узнал этот язык, несмотря на ее неправильное произношение. Что это, один из городов племени ацтеков или его столица?

Седина в бороде у де Гузмана никак не сказалась и на быстроте его реакции. В мгновение ока он оказался на ногах во всех доспехах и крепко схватил женщину за запястье. Она уронила кувшин с водой, продолжая пристально разглядывать его большими темными глазами скорее с удивлением, чем со страхом. От тонкого аромата у него закружилась голова, правда, всего на мгновение, потому что де Гузман контролировал де Гузмана.

— Такая женщина, как ты — и работает в поле?

Она или не поняла вопроса, заданного на ломаном языке ацтеков, или проигнорировала его.

— Я знаю, что ты за человек! Ты из тех, кто убил Монтесуму и погубил его королевство… из тех, кто скачет на животных, которые называются… лошадьми, и несет нам гром и красный огонь смерти из металлических боевых дубинок! — Она нервно пробежала пальцами по его испещренному выбоинами нагруднику, коснулась лица.

Гузман задрожал от удовольствия, но саркастически улыбнулся.

— Что нового я могу узнать о женщинах — я, уже потерявший счет своим победам над ними?

Тем не менее инстинкт притягивал к ней, и он не стал сопротивляться и раздумывать.

— Сюда дошел слух, — задумчиво вспоминала незнакомка, уставившись на его кирасу, — слух об убийстве на юге, в Мехико… Я тогда была еще ребенком. Люди сомневались… от Монтесумы больше не пришло никакой дани, и…

— Дани? — вырвалось у него. — Дани от Монтесумы, императора всего Мехико?

— Ну да. Он и его предки платили дань Нехту Самеркенду целыми столетиями… рабы, золото, шкуры.

— Нехту Самеркенду?

В ее устах как-то странно прозвучало это имя, столь не свойственное племени ацтеков. Конечно, де Гузман слышал его раньше… но где? Когда эхо неясно отдавалось в затененных закоулках и укромных уголках его памяти. Мелькнули ассоциации: резкий запах пороха и затхлый запах разбрызганной крови.

— Я видела таких людей, как ты! — продолжала она. — Когда мне было десять лет, я гуляла и вышла за пределы города, а чирикагуа захватили меня в плен.