Сборник стихов (электронное собрание сочинений) - Гумилев Николай Степанович - Страница 35

35

Фра Беато Анджелико

В стране, где гиппогриф веселый льваКрылатого зовет играть в лазури,Где выпускает ночь из рукаваХрустальных нимф и венценосных фурий;В стране, где тихи гробы мертвецов,Но где жива их воля, власть и сила,Средь многих знаменитых мастеров,Ах, одного лишь сердце полюбило.Пускай велик небесный Рафаэль,Любимец бога скал, Буонаротти,Да Винчи, колдовской вкусивший хмель,Челлини, давший бронзе тайну плоти.Но Рафаэль не греет, а слепит,В Буонаротти страшно совершенство,И хмель да Винчи душу замутит,Ту душу, что поверила в блаженствоНа Фьезоле, средь тонких тополей,Когда горят в траве зеленой маки,И в глубине готических церквей,Где мученики спят в прохладной раке.На всем, что сделал мастер мой, печатьЛюбви земной и простоты смиренной.О да, не все умел он рисовать,Но то, что рисовал он, – совершенно.Вот скалы, рощи, рыцарь на коне, —Куда он едет, в церковь иль к невесте?Горит заря на городской стене,Идут стада по улицам предместий;Мария держит Сына Своего,Кудрявого, с румянцем благородным,Такие дети в ночь под тождествоНаверно снятся женщинам бесплодным;И так нестрашен связанным святымПалач, в рубашку синюю одетый,Им хорошо под нимбом золотым:И здесь есть свет, и там – иные светы.А краски, краски – ярки и чисты,Они родились с ним и с ним погасли.Преданье есть: он растворял цветыВ епископами освященном масле.И есть еще преданье: серафимСлетал к нему, смеющийся и ясный,И кисти брал и состязался с нимВ его искусстве дивном… но напрасно.Есть Бог, есть мир, они живут вовек,А жизнь людей мгновенна и убога,Но все в себе вмещает человек,Который любит мир и верит в Бога.

Разговор

Георгию ИвановуКогда зеленый луч, последний на закате,Блеснет и скроется, мы не узнаем где,Тогда встает душа и бродит, как лунатик,В садах заброшенных, в безлюдьи площадей.Весь мир теперь ее, ни ангелам ни птицамНе позавидует она в тиши аллей.А тело тащится вослед и тайно злится,Угрюмо жалуясь на боль свою земле.– «Как хорошо теперь сидеть в кафе счастливом,Где над людской толпой потрескивает газ,И слушать, светлое потягивая пиво,Как женщина поет «La p'tite Tonkinoise».– «Уж карты весело порхают над столами,Целят скучающих, миря их с бытием.Ты знаешь, я люблю горячими рукамиКасаться золота, когда оно мое».– «Подумай, каково мне с этой бесноватой,Воображаемым внимая голосам,Смотреть на мелочь звезд; ведь очень небогатоИ просто разубрал Всевышний небеса». —Земля по временам сочувственно вздыхает,И пахнет смолами, и пылью, и травой,И нудно думает, но все-таки не знает,Как усмирить души мятежной торжество.– «Вернись в меня, дитя, стань снова грязным илом,Там, в глубине болот, холодным, скользким дном.Ты можешь выбирать между Невой и НиломОтдохновению благоприятный дом».– «Пускай ушей и глаз навек сомкнутся двери,И пусть истлеет мозг, предавшийся врагу,А после станешь ты растеньем или зверем…Знай, иначе помочь тебе я не могу». —И все идет душа, горда своим уделом,К несуществующим, но золотым полям,И все спешит за ней, изнемогая, тело,И пахнет тлением заманчиво земля.

Рим

Волчица с пастью кровавойНа белом, белом столбе,Тебе, увенчанной славой,По праву привет тебе.С тобой младенцы, два брата,К сосцам стремятся припасть.Они не люди, волчата,У них звериная масть.Не правда ль, ты их любила,Как маленьких, встарь, когда,Рыча от бранного пыла,Сжигали они города?Когда же в царство покояОни умчались, как вздох,Ты, долго и страшно воя,Могилу рыла для трех.Волчица, твой город тот жеУ той же быстрой рекиЧто мрамор высоких лоджий,Колонн его завитки,И лик Мадонн вдохновенный,И храм святого Петра,Покуда здесь неизменноЗияет твоя нора,Покуда жесткие травыРастут из дряхлых камнейИ смотрит месяц кровавыйЖелезных римских ночей?!И город цезарей дивных,Святых и великих пап,Он крепок следом призывных,Косматых звериных лап.