Сборник стихов (электронное собрание сочинений) - Гумилев Николай Степанович - Страница 80

80

Я сам над собой насмеялся...

Я сам над собой насмеялсяИ сам я себя обманул,Когда мог подумать, что в миреЕсть что-нибудь кроме тебя.Лишь белая в белой одежде,Как в пеплуме древних богинь,Ты держишь хрустальную сферуВ прозрачных и тонких перстах.А все океаны, все горы,Архангелы, люди, цветы —Они в. хрустале отразилисьПрозрачных девических глаз.Как странно подумать, что в миреЕсть что-нибудь кроме тебя,Что сам я не только ночнаяБессонная песнь о тебе.Но свет у тебя за плечами,Такой ослепительный свет,Там длинные пламени реют,Как два золотые крыла.

СТИХОТВОРЕНИЯ НЕИЗВЕСТНЫХ ЛЕТ

Акростих

Аддис – Абеба, город розНа берегу ручьев прозрачных,Небесный див тебя принес,Алмазной, средь ущелий мрачных.Армидин сад. Там пилигримХранит обет любви неясной(Мы все склоняемся пред ним),Арозы душны, розы красны.Там смотрит в душу чей-то взор,Отравы полный и обманов,Всадах высоких сикомор,Аллеях сумрачных платанов.

Акростих

Ангел лег у края небосклонаНаклонившись, удивлялся безднам:Новый мир был синим и беззвездным,Ад молчал, не слышалось ни стона.Алой крови робкое биение,Хрупких рук испуг и содроганье.Миру лав досталось в обладаньеАнгела святое отраженье.Тесно в мире, пусть живет, мечтаяОлюбви, о свете и о тени,Вужасе предвечном открываяАзбуку своих же откровений.

К ***

Если встретишь меня, не узнаешь.Назовут, едва ли припомнишь.Только раз говорил я с тобою,Только раз целовал твои руки.Но клянусь, – ты будешь моею,Даже если ты любишь другого,Даже если долгие годыНе удастся тебя мне встретить.Я клянусь тебе белым храмом,Что мы вместе видели на рассвете,В этом храме венчал нас незримоСерафим с пылающим взором.Я клянусь тебе теми снами,Что я вижу теперь каждой ночью,И моей великой тоскоюО тебе в великой пустыне, —В той пустыне, где горы вставали,Как твои молодые груди,И закаты в небе пылали,Как твои кровавые губы.

О. Н. Арбениной

Я молчу – во взорах видно горе,Говорю – слова мои так злы!Ах! когда ж я вновь увижу море,Синие и пенные валы,Белый парус, белых, белых чаекИли ночью длинный лунный мост,Позабыв о прошлом и не чаяНичего в грядущем кроме звезд?!Видно, я суровому НереюМог когда-то очень угодить,Что теперь – его, и не умеюНи полей, ни леса полюбить.Боже, будь я самым сильным князем,Но живи от моря вдалеке,Я б наверно, повалившись наземь,Грыз ее и бил в слепой тоске.

Когда я был влюблен...

Когда я был влюблен (а я влюбленВсегда – в поэму, женщину иль запах),Мне захотелось воплотить свой сонПричудливей, чем Рим при грешных папах.Я нанял комнату с одним окном,Приют швеи, иссохшей над машинкой,Где верно жил облезлый старый гном,Питавшийся оброненной сардинкой.Я стол к стене придвинул, на комодРядком поставил альманахи «Знанье»,Открытки, так, чтоб даже готтентотВ священное пришел негодованье.Она вошла свободно и легко,Потом остановилась изумленно,От ломовых в окне тряслось стекло,Будильник звякал злобно, однотонно.И я сказал: «Царица, вы одниУмели воплотить всю роскошь мира;Как розовые птицы, ваши дни,Влюбленность ваша – музыка клавира.– Ах, бог любви, загадочный поэт,Вас наградил совсем особой меркой,И нет таких, как вы…» Она в ответЗадумчиво кивала мне эгреткой.Я продолжал (и тупо за стенойГудел напев надтреснутой шарманки):– «Мне хочется увидеть вас иной,С лицом забытой Богом гувернантки.«И чтоб вы мне шептали: „Я твоя“ —Или еще: „Приди в мои объятья“ —О, сладкий холод грубого белья,И слезы, и поношенное платье».«А уходя, возьмите денег: матьУ вас больна, иль вам нужны наряды…Как скучно все, мне хочется игратьИ вами, и собою, без пощады…»Она, прищурясь, поднялась в ответ,В глазах светились злоба и страданье:– «Да, это очень тонко, вы поэт,Но я к вам на минуту, до свиданья».Прелестницы, теперь я научен,Попробуйте прийти, и вы найдетеДухи, цветы, старинный медальон,Обри Бердслея в строгом переплете.